Рошани Чокши - Бронзовые звери [litres]

– И все же, – яростно произнесла Лайла. – Я живу.

Прошла еще секунда, когда она наконец почувствовала это: едва заметная болезненная пульсация в ране. Лайла жадно ухватилась за это ощущение.

В детстве она часто рисовала в воображении разные чудеса. Например, как она забиралась на дерево, находя плод манго из чистого золота. Или мечтала о принце, который встретит ее, когда она будет стирать одежду в реке, и ее красота так поразит его, что он похитит ее и увезет в свой дворец из лунного камня и яшмы. Но сейчас Лайла повзрослела и понимала, что боль и есть настоящее чудо. Боль была пронзительной, яркой чертой между жизнью и смертью.

Несколько дней назад Лайла стояла на коленях на ледяном полу, охваченная ужасной болью, не в силах даже вздохнуть. Она представляла, что никогда не увидит, как Гипнос помахивает очередным бокалом с вином, как Энрике открывает книгу, Зофья тянется за спичкой или как улыбается Северин. Для каждой потерянной частицы самой себя, заключенной в уходящих секундах, ударах сердца и ощущениях, возрождение надежды было подобно вспыхивающему огню факела, разгонявшего тьму.

Пустота напоминала тень смерти, и все же это еще был не конец.

ВОЗМОЖНО, ВСЕЛЕННУЮ ВОСХИЩАЛее нелепый оптимизм, потому что вскоре ее ожидали новые чудеса. В глубине кладовки Лайла отыскала банку если и не свежеиспеченных, то, по крайней мере, не давнишних сахарных печений. Поискав еще, она обнаружила сахарную пудру, чтобы присыпать печенье, как любила Зофья. В шкафчиках нашлись также какао-бобы, превратившиеся в горячий шоколад для Энрике и Гипноса, а когда она порылась в поисках корицы, чтобы добавить в напиток, то нащупала гладкие металлические края и вытащила банку с леденцами.

Увидев ее, она расхохоталась.

– Отлично, – произнесла Лайла вслух.

Держа в руках поднос с едой и напитками, Лайла направилась в библиотеку. Раньше она много раз проделывала этот путь, но сегодня в этом чувствовалось нечто напоминавшее ритуал. Словно она делала пожертвование чему-то более важному, чем она сама, и могла лишь надеяться, что этого будет достаточно. Дверь оказалась слегка приоткрыта, и, распахнув ее, она ощутила странную вибрацию в воздухе.

– Лайла, стой! – крикнул кто-то. – Мы снова открыли карту.

Но было слишком поздно.

Дверь уже распахнулась. В тот момент, когда она оказалась внутри, крупная капля упала на ее запястье. Это напоминало дождь, но он был холоднее и казался живым. Сотворенное осознание иголочками пронзило ее кожу, растворяясь в крови и наполняя ее разум видениями. Оглядевшись, она заметила, что комната исчезла, а она оказалась в странном месте, которого никогда раньше не видела.

Она стояла в темной воде подземного озера. Над ней со сводчатого потолка свисало множество сталактитов, окруженных блестящими вкраплениями обсидиана и гагата, словно кто-то выдолбил молотом куски ночного неба и выстелил его осколками потолок пещеры. Ее сознание рванулось вперед, увлекая ее над водами озера. Только сейчас она поняла, что дно было усеяно человеческими костями. Вода простиралась на сотни метров вперед, упираясь в стену из резного полупрозрачного янтаря. На стене плясали блики далеких огней, тени скользили по ее поверхности, делая нечеткими детали происходящего за ней. Но там, огромные и непостижимые разумом, возвышались силуэты исполинов, выстроившиеся по бокам приземистой зубчатой конструкции.

Лайла вытянулась, словно собираясь пройти сквозь янтарную стену…

– Только не печенье!

Она заморгала и снова оказалась в комнате. Энрике стоял перед ней, придерживая поднос с угощениями. Немного горячего шоколада пролилось из одной кружки, и густой аромат какао привел ее в чувства.

– Что это было? – спросила Лайла.

Северин взглянул на нее своими темными глазами.

– Надежда.

ЭНРИКЕ ПРОГЛОТИЛ ОСТАТКИ КАКАО,лихорадочно записывая все, что они увидели с помощью карты. Зофья, сидевшая рядом с ним, со счастливым видом уплетала печенье.

– Предположительно статуя сирены, озеро, полное костей, позолоченный скелет…

Гипнос поднял чашку.

– Невозможно забыть позолоченный скелет.

– Огромные строения! – возбужденно воскликнул Энрике. – Не могу поверить, что говорю это, но могла бы это быть… могла бы это быть Вавилонская башня? Уверен, это не то, что считают в западном мире истоком Творения. Насколько нам известно, могли существовать разные источники, но башня…

– Это была не башня, – нахмурившись, сказала Зофья. – Это строение выглядело чересчур широким.

– Что, на самом деле, доказывает мою точку зрения, – откликнулся Энрике, поставив чашку.

Он подошел к своему столу, порылся в ворохе бумаг, а затем вытащил выцветший листок. На нем было изображено невысокое, украшенное зубцами, прямоугольное кирпичное сооружение с вырезанными со всех сторон ступеньками. Оно было размером с городскую площадь, а его плоская крыша напомнила Лайле огромную платформу.

– Это изображение Зиккурата в Уре, впервые обнаруженного во время раскопок около тридцати лет назад там, где, по нашим сведениям, раньше находился древний шумерский город Урук, – сказал Энрике. – И Вавилонская башня представляла собой вовсе не узкую конструкцию, как принято считать в западной архитектуре, а древнюю ступенчатую пирамиду, как храмы Вавилона и Шумера. – Энрике постучал пальцем по изображению.

Северин внимательно разглядывал рисунок.

– Если бы мы оказались в таком храме, то на лире можно было бы сыграть там, верно?

– Вероятно, на алтаре в верхней части храма, – сказал Энрике, постукивая по бумаге. – Считалась, что только священникам и королям разрешалось туда входить, поскольку это место было границей, где соединяются небеса и земля. Там проводились все сакральные ритуалы, в том числе и heiros gamos [11] Иерогамия – ритуал священного брака. .

– И что это? – поинтересовался Гипнос.

Лайла заметила, что Энрике слегка покраснел.

– Гм, священный брак, – ответил он. – Иногда король и одна из жриц, гм, принимали образ бога и богини и… вступали в плотские отношения во время весеннего равноденствия.

Гипнос нахмурился.

– На каменном полу?

Энрике еще сильнее залился краской.

– Нет, думаю, там наверняка была предусмотрена специальная кровать и все такое.

– Интересно, как они забирались наверх по этим ступенькам, – произнес Гипнос.

– А как насчет огромных фигур рядом с храмом? – спросила Лайла.

Энрике явно испытал облегчение, что можно сменить тему.

– Ах! Это следующий важный момент! Недавно я наткнулся на эти вещицы и задумался, зачем они матриарху. – Он подошел к одной из полок, вытаскивая бронзовую фигурку на небольшой подставке. – Они были очень популярны в Древней Греции. Многие из них были оснащены гидрогенераторами для парадов, но не эта.