Анастасия Анфимова - Injectio Платины [СИ]

Прославляя мудрость государя и милосердие Голи, женщина отдавала должное и своей спутнице, которая не только помогла ей спастись той страшной ночью на маноканской дороге, но и привела в этот домик, где вылечила от страшной болезни и ухаживала за монахиней пусть неумело, но очень старательно.

Вот только девушка совершенно не умела готовить.

Хорошо ещё, приступы рвоты уже перестали донимать несчастную Сабуро, в противном случае она вряд ли смогла бы удержать в желудке сваренный Платино рис.

Тяжёлый недуг отнял у смиренной служительницы Голи очень много сил, поэтому она не смогла сохранить невозмутимое выражение лица, пробуя стряпню своей спутницы.

Заметив негативную реакцию женщины и, видимо, испытывая чувство неловкости за плохо приготовленную еду, та угостила её ещё одним необычным лакомством.

Поначалу Сабуро с большим недоверием отнеслась к крошечному коричневому кубику, но тот оказался совсем недурён на вкус. Она даже украдкой облизала пальцы, словно в детстве после медовых орешков.

Не стала возражать монахиня и тогда, когда девушка вздумала устроить в домике сквозняк.

По мере улучшения самочувствия женщина всё больше обращала внимание на затхлый воздух, её начинала раздражать паутина в углах, а в горле першило от застарелого запаха рвоты.

Зябко кутаясь в меховой плащ, Сабуро тогда впервые ощутила некоторую двойственность своей судьбы. Она не могла не радоваться чудесному избавлению от страшного недуга, но теперь ей придётся провести по меньшей мере пару месяцев в затерянном среди гор домишке вместе со странной девицей и всего одной корзиной риса.

У спутницы есть и свои продукты, но вспомнив, как та с аппетитом уплетала какую-то коричневую, отдалённо похожую на хлеб ноздреватую массу, видимо, испечённую из тех странных угловатых зёрен, женщина поморщилась, не представляя, сможет ли она съесть что-то подобное?

Подавленная мрачными размышлениями, монахиня почему-то именно сейчас решилась задать себе вопрос, в который ей наконец-то удалось сформулировать тревожное ощущение не оставлявшее Сабуро со дня гибели госпожи Индзо и её каравана.

Почему воины, перекрывшие курихскую дорогу, сначала просто приказали им вернуться обратно в заражённые земли, а на маноканской дороге в них сразу начали стрелять?

И почему почтенный Вутаи так горячо уверял, что человек, приславший привязанное к стреле послание, его друг и торговый партнёр?

Хотя сама Сабуро не заметила на узкой полоске белой материи ни подписи, ни печати, только короткий текст, написанный корявыми, ломанными буквами: «Маноканскую дорогу перекроют завтра утром. Поторопитесь, если хотите попасть в Букасо».

Тем не менее, работорговец упорно настаивал на том, что письмо отправил именно почтенный Киниоши, заказавший ему невольниц, искусных в вышивке по шёлку.

Женщина знала этого купца, занимавшегося в том числе и не очень достойной, но безусловно нужной и прибыльной торговлей говорящим товаром. В округе давно ходили слухи, что с его помощью можно приобрести невольника или невольницу на любой вкус и с разнообразными навыками.

По словам почтенного Вутаи, он несколько припозднился с доставкой товара, а заказчики у почтенного Киниоши, судя по всему, попались очень требовательные, вот купец и выслал к дороге своего человека, чтобы тот помог каравану работорговца попасть в Букасо.

Наслышанная об уме и алчности этого купца, монахиня легко поверила в такую предусмотрительность. А госпоже Индзо ничего не оставалось, кроме как последовать за невольничьим караваном в надежде вырваться за посты императорских войск.

Тогда никому из них и в голову не пришло, что та записка приведёт их к смерти. Решив наконец определить для себя, что же случилось в тот день, Сабуро пришлось признать очевидное: неизвестный автор записки специально направил караваны на маноканскую дорогу. Он знал, что их там всех перебьют.

При мысли о подобной холодной жестокости женщине стало плохо. Пытаясь заглушить подступавшую тошноту, она попросила воды.

Однако спутница дала ей сделать всего один глоток. И как оказалось не зря. Больную вырвало. Только после этого девушка позволила больной напиться досыта.

Поражённая открывшейся перед ней бездной коварства и жестокости, Сабуро попробовала выбросить из головы все мысли, но, закрыв глаза, почувствовала, как её вновь начинает потряхивать то ли от жара, то ли от страха, то ли от наворачивавшихся на глаза слёз.

Понимая, что если она заплачет, то спутница начнёт беспокоиться, и не в силах поделиться мучившими её догадками, женщина повернулась на бок и неожиданно закашлялась.

Платино немедленно прикрыла дверь, а монахиня, смежив веки, погрузилась в полудрёму, стараясь хотя бы немного успокоиться.

Однако мысли упрямо лезли в голову. Сейчас улучшение самочувствия в следствии применения чудодейственного снадобья только мешало Сабуро забыться. Она упрямо продолжала думать о случившейся с ней и её спутницами трагедии.

Не нужно обладать мудростью великих мыслителей древности для понимания того, что всё дело в серебре и золоте, которое везла в своих сундуках госпожа Иваго Индзо. Вот только откуда оно у жены простого сотника? С её слов их семья и родственники не отличаются особым богатством. И в этих словах Сабуро нисколько не сомневалась, потому что в противном случае господин Деберо Индзо служил бы где-нибудь поближе к столице, а не в заштатном гарнизоне на скучной северной границе.

Женщина чувствовала, что за всем этим кроется какая-то тайна, и дала себе зарок рассказать о случившемся только брату. Бано — мужчина, начальник округа и чиновник седьмого ранга. Вот пусть и разбирается. А женщине лучше не забивать себе голову подобного рода опасными загадками.

Внезапно девушка прервала её размышления. Несколько раз лязгнув зубами и изобразив нечто похожее на озноб, она беззастенчиво ткнула пальцем в монахиню.

Погружённая в свои мысли, та какое-то время не могла понять, что хочет от неё спутница или о чём спрашивает?

Собеседница вновь повторила свои странные движения и выжидательно уставилась на Сабуро.

«Возможно, ей интересно, если ли у меня жар?» — предположила женщина и отрицательно покачала головой.

Удовлетворённо кивнув, Платино взяла лежавшую поверх мехового плаща её синюю куртку.

Тяжело вздохнув, монахиня прикрыла глаза.

Она слышала, как девушка вышла из домика, потом вернулась, зачем-то прихватив в собой кипящий чайник.

Оставшись в одиночестве, Сабуро задремала и проснулась, только когда её переодетая в куртку спутница затаскивала в дверь большую охапку хвороста. Женщину удивила подобная запасливость, и она даже немного забеспокоилась: не слишком ли рьяно чужестранка взялась за дела, только-только выздоровев после такой тяжёлой болезни?