Сьюзен Пфеффер - Жизнь, какой мы ее знали [litres]

Мне нравится об этом думать. Появляется какая-то связь, словно я часть некой большей истории, словно семья важнее электричества. Наша крытая веранда была в те времена крылечком, но я представляю, как семья моей прапрабабушки собиралась в небольшой гостиной при свете мерно горящих масляных ламп: все мужчины устали после рубки дров, а женщины – после стирки.

На самом деле, мама говорит, что у семьи было двое слуг, и одна из служанок как раз занималась стиркой, но все равно женщины, наверно, уставали.

Интересно, воображали ли они будущее? Спорим, им бы и в голову не пришло, как все обернулось сегодня.

2 октября

Попыталась включить водогрей, но огонь не загорелся. Открыла кран с горячей водой на кухне, а она холодная.

Видимо, отец Аарона точно знал, о чем говорит, когда предсказывал конец запасов газа к началу октября.

Мама говорит, ничего страшного. Можем греть воду и пищу на печке. Она запрещает нам использовать остатки дизтоплива для отопления, но хоть в этом мы не зависим от газа. Во многих семьях гораздо хуже.

Уже какое-то время мы все принимали душ раз в неделю, но теперь, без горячей воды, видимо, никаких больше душей. И стирка без нее станет намного тяжелее.

Знаю, это не должно меня задевать, но задевает. И вижу, что мама тоже расстроена, хоть и притворяется, что нет. Наверно, дело в том, что в последнее время все как-то выровнялось, а тут снова стало хуже. Не жутко-сильно плохо (по крайней мере, не для нас и миссис Несбитт, у которой тоже есть печка и дизельный котел), но все равно – хуже, чем было.

Вечером мы опять играли в покер, правда, без особого энтузиазма. Возможно, именно поэтому я впервые сорвала большой куш.

3 октября

Мы с Мэттом и Джонни поехали в библиотеку. Мамина щиколотка еще не позволяет ей крутить педали.

Библиотека открыта, но там одна только миссис Хотчкисс. Она сообщила, что это последний рабочий день: без отопления условия невыносимы. Никаких ограничений на количество книг – можно брать сколько угодно. Миссис Хотчкисс уговаривала взять столько, сколько мы способны утащить. Дескать, вернете обратно, если весной библиотека откроется.

Вот мы и нагрузились. У нас были рюкзаки, плюс корзинки на всех велосипедах, так что вышло по дюжине или больше книг на каждого. Брали для себя и для мамы. Увлекшись покером, мы стали меньше читать, и к тому же у нас дома полно книг (включая старые издания на чердаке). Но все равно новость о закрытии библиотеки огорчила.

Миссис Хотчкисс сказала, что они с мужем собираются в Джорджию. У ее мужа там сестра. Джонни спросил, как именно они планируют добираться, и она ответила, что, если придется, пойдут пешком.

– Последние две недели температура все время ниже нуля, – добавила она. – Если в октябре все так плохо, то никто из нас не переживет этой зимы.

– Мне кажется, нам тоже надо уехать, – сказал Джонни, когда мы усаживались на велики и собирались домой. – Поехать в Канзас и попробовать разыскать папу.

– Где сейчас папа – это нам неизвестно, – возразил Мэтт. – Может, в Колорадо. А может, вернулся в Спрингфилд.

– Нет, – не согласилась я. – Если бы они возвращались на восток, то заехали бы к нам.

– И все-таки мы не знаем, где он, – продолжал Мэтт. – Джон, мы с мамой много обсуждали, что нам делать. Уезжать нет никакого смысла. У нас есть дом. Есть дрова, мы не замерзнем. И непохоже, чтобы в каких-то других местах с продуктами было проще.

– Мы не знаем, – спорил Джонни. – Вдруг в Канзасе есть еда?

– Папа не смог даже въехать в Канзас, – напомнила я.

– Тогда в Миссури, – настаивал Джонни. – В Оклахоме. Я просто не понимаю, зачем нам сидеть здесь и ждать смерти.

– Мы не умрем, – сказал Мэтт.

– Откуда ты знаешь? Что, если луна врежется в нас?

– Тогда вообще не важно, где мы будем, – ответил Мэтт. – Все равно все умрут. Лучшие шансы на выживание у нас – здесь. Все это происходит не только в Пенсильвании, Джон. Во всем мире так же. У нас есть крыша над головой. Тепло. Вода. Еда. Как думаешь, сколько мы протянем, крутя педали через всю страну?

– Папа же заправлялся, – упрямился Джонни. – Значит, и мы можем.

– Папа купил бензин на черном рынке, – сообщил Мэтт. – У него есть связи. И раз уж на то пошло, тот бензин давно кончился.

– На черном рынке? – переспросила я.

Мэтт посмотрел на меня, как на ребенка:

– Откуда, по-твоему, взялась вся та еда? Не думаешь же ты, что она просто лежала и ждала, когда ее заберут?

– А мама знает? – спросила я.

Мэтт пожал плечами:

– Мы с папой обсуждали это, пока дрова рубили. А уж о чем они с мамой говорили, я не в курсе. Может, он ей и не сказал. Маме лучше быть в счастливом неведении насчет некоторых вещей. Вы же понимаете.

Я-то понимаю, но что это понимает Мэтт – открытие для меня.

– В общем, застряли мы тут, – подытожил Джонни.

– Боюсь, что так, – подтвердил Мэтт. – Жизнь наладится. Не сразу, но мы прорвемся.

Вот и мама так на все отвечает. Держимся и ждем, пока что-нибудь выправится. В исполнении Мэтта это ненамного убедительнее.

Но я знаю, что он прав, – мы никуда не поедем. Похоже на мир до Колумба: люди уплывают куда-то, и ты больше ничего о них не знаешь. Вполне может оказаться, что они свалились за край земли.

Мы есть друг у друга. Пока мы есть друг у друга, все будет хорошо.

6 октября

Мама снова пишет. Во всяком случае, стучит по машинке.

– Я и забыла, как это тяжело. Особенно «а». Мой левый мизинец не справляется с механикой.

Столько времени не было дождя, что я успела забыть, как он звучит. Солнечный свет тоже трудно вспомнить. Дни становятся короче, но это ничего не меняет.

Воздух продолжает портиться. Чем больше времени проводишь вне дома, тем более чумазым возвращаешься. Мама переживает, как пепел влияет на легкие Мэтта и Джонни: они все-таки ходят за дровами каждый день, насколько их хватает, пусть даже и в масках.

Мы с мамой отстирываем вещи как можно тщательнее и развешиваем сушиться в доме, но они все равно серые. Обтираемся ежевечерне, наши тряпочки-мочалки дико грязные, их вообще не отмыть. С полотенцами дела не лучше.

Мэтт говорит, прогрессирующее загрязнение воздуха значит, скорее всего, что извергается все больше вулканов, но наверняка нам не узнать. Почта пока работает, но писем доставляют все меньше, и, когда они доходят до нас, информация уже устарела на недели и месяцы. В сентябре могло случиться много всего, а мы и понятия не имеем.

У толстого слоя пепла только один плюс: совершенно не видно луны. Раньше, особенно в ветреные ночи, еще можно было различить ее очертания. Но теперь совсем нет. И я рада, что мне больше не приходится на нее смотреть. Можно притвориться, что ее там вообще нет, а раз ее нет, то все скоро придет в норму.