Марина Эльденберт - Парящая для дракона. Обрести крылья [litres]

– А… – У меня почему-то пересохли губы. – Иртхану, кажется, тоже.

– Тоже. Как бы там ни было, Индерхард был безумным гением. Безумным, но гением. Будучи помешанным на информационных технологиях, он разработал экспериментальную схему живой нейросети. Проще говоря, возможность разом получить власть над сознанием всех драконов через общее инфополе. Для этого нужна была кровь глубоководного дракона и ретранслятор. Или кровь глубоководного дракона в ретрансляторе. То есть то, что способно выдержать такую силу передачи.

Я закусила губу, глядя Торну в глаза.

– То есть когда Арден сказал, что здесь у нас активная нейросеть, он имел в виду…

– Тебя.

Когда-нибудь, надеюсь, я смогу над всем этим просто посмеяться. Когда-нибудь, сидя в уютном кресле после своего выступления, в своей гримерной например. Расшнуровывая коньки и думая о том, как круто прошло шоу, а еще о том, что дома меня ждет самая любимая девочка в мире, и… вот тут я спотыкаюсь, потому что пока совершенно не представляю, имею ли право продолжать в том же духе про Торна. Но главное – стоит ли вообще продолжать. Особенно сейчас.

– Меня, – повторяю я. – Какое я имею к этому отношение?

– Нейросеть, кем бы она ни была создана, работает от ретранслятора. Этот ретранслятор в данном случае иртхан – в его сознании ты побывала и, можно сказать, стала его частью.

Я не хочу становиться ничьей частью, особенно – этого жуткого существа.

– То есть частью нейросети, – немедленно поправляется Торн, и я могу свободно выдохнуть. – На время.

И на том спасибо.

– Но это произошло с наибольшей вероятностью потому, что в тебе есть частица ДНК глубоководного дракона. Учитывая то, с какой легкостью ты собрала вокруг себя драконов, я могу предположить – пока только предположить, – что ты идеальный ретранслятор и спокойно можешь перехватить любое управление из любой точки мира.

– Драконы, Торн! – говорю я. – Я всего лишь женщина.

– И для всех остальных это так и останется. Я не собираюсь рассказывать об этом всему миру. По большому счету я не собираюсь рассказывать об этом никому, кроме Ардена.

– Вопрос в том, когда ты собирался рассказать об этом мне.

Торн внимательно на меня смотрит.

– Это так важно? Я рассказал сейчас.

Я порываюсь сползти с его колен, вот только кто бы меня еще отпустил. Драконьи лапы смыкаются на моей талии обманчиво легко, но что-то мне подсказывает, что проще вскрыть зашифрованный семью уровнями защиты замок в какой-нибудь секретной лаборатории, чем расцепить его пальцы.

Наверное, надо уже себе признаться в том, что я не хочу их расцеплять.

С того дня, как я отказалась выходить за него замуж, прошло относительно немного времени. Что такое пара месяцев для отношений? Но мне сейчас кажется, что прошло года два, если не десять. Может быть, время теперь течет для меня иначе? Мне кажется, что я каждую минуту взрослею на пару месяцев, и в таком контексте вышеозначенный срок – ерунда.

– Я никому не позволю причинить тебе вред, Лаура. – Он делает паузу. И добавляет: – Даже себе самому.

– Мне кажется, мы могли бы…

– Что? – Он перебивает меня, мазнув по губам таким взглядом, как будто не мы устроили зажигательно-ледяной марафон в детской перед налетом. Как будто этого налета вообще не было, не было смерти драконов.

Сейчас, когда он снова запечатал это все внутри, я представляю себе саркофаг. Слои брони, один над другим, а под ними – чистейшее, концентрированное ледяное пламя, которое горит со дня смерти его родителей. Может быть, и того раньше, со дня, когда отец сказал ему держать все это в себе.

Я даже представить не могу, каково это – держать все в себе.

Снова и снова. Год за годом.

Ой.

Я закусываю губу.

– Торн. Ты сейчас думал об отце?

Он хмурится, не так, как до этого.

– Нет.

– Нет?

– Да. «Нет» было о том, что я не хочу, чтобы ты была в моих мыслях.

Я вскидываю брови.

– Знаешь, сейчас это прозвучало обидно. Ты в моих мыслях, между прочим, был.

– Я и в тебе был, Лаура. Что еще ты предлагаешь?

Когда до меня доходит смысл его слов, я краснею.

– Ты готов на все, только чтобы не говорить о своих чувствах, да?

– Я ни с кем не говорил о своих чувствах столько, сколько с тобой.

Я ему верю. И дело даже не в том, что у меня в голове неоновой вывеской отпечатываются его мысли «Это действительно так», я просто вижу, что с ним творится. Почему я не видела этого раньше? Почему эта идиотская способность, или что бы там это ни было, не открылась у меня до того, как я поскользнулась и грохнулась на льду, или сразу после этого. Для начала я бы не пошла на ту вечеринку. Эллегрин не была бы в тюрьме, а потом под арестом. Всего бы этого не было, но, возможно… не было бы и того, что есть сейчас.

– Я не хочу читать твои мысли, – признаюсь я. – Это вообще происходит спонтанно и через раз. Мне гораздо приятнее, когда ты ими делишься.

– Хорошо, – соглашается он. – Чем мне поделиться сейчас?

– Тем, что тебе больно от смерти драконов, – говорю я. – Тем, что твоя пресс-служба переживает не лучшие времена, что твоя реформа под угрозой, но что на самом деле ты боишься… исключительно за меня?

Последнее совершенно точно для меня открытие, споткнувшись о течение его мыслей, я просто теряюсь. Нет, чтение мыслей – это перебор, потому что иногда в них можно коснуться самого сокровенного, но, как ни странно, Торн не спешит ссаживать меня с колен, отправлять в глубокий сон, на опыты Ардену или надевать шапочку из фольги.

– Ладно, – произносит он. – Моя пресс-служба действительно в заднице, примерно в той же расщелине моя реформа и мои рейтинги. Мне действительно больно от смерти драконов, мы с ними связаны на каком-то молекулярно-генетическом уровне, каждый иртхан на планете. Поэтому те выродки, которые их убивают собственными руками, выкачивают из них кровь или творят прочие мерзости, ни к нам, ни к драконам не имеют ни малейшего отношения. По какой-то нелепой случайности они оказались в одной ветви эволюции с нами, их до сих пор не сожрали и не выблевали исключительно потому, что это дерьмо хорошо умеет приспосабливаться к обстоятельствам и мимикрировать под адекватных. Я сам упустил проколы в своей службе безопасности, и теперь все, что происходит, происходит именно по этой причине. Что касается тебя, Лаура, с тобой я совершил столько ошибок, сколько вообще возможно, и да, больше всего я сейчас боюсь, что у этих ошибок будут последствия, которые затронут тебя и которые я…

Ладони на моей талии напряглись.

– Не сумею погасить.

Я кладу свои руки поверх его ладоней.

– Ну, ошибки мы делали вместе. Так что вместе будем их исправлять. – Впервые за долгое время я с легким сердцем устраиваюсь на его плече. – А что касается остального… как видишь, не такая уж я и беззащитная, Торн. Можно ли вообще назвать беззащитной женщину, умеющую читать мысли и вторгающуюся в нейросеть, которую какие-то гениальные психи придумывали далеко не один день?