Ирина Нельсон - Нетрадиционная медицина

Я снова тяжело вздохнул и в задумчивости подпер подбородок рукой. Наверное, другой человек прошелся бы вдоль пляжа и обшарил трупы, но это было негигиенично. Мало ли чем болели на корабле. Вдруг это было что-то заразное? Да и прикасаться к трупам, противным, раздутым… От одной мысли на меня накатила тошнота. Я и на учебе-то обязательные экскурсии в морг с трудом пережил. Конечно, притерпелся со временем, но одно дело – готовый анатомический образец, и совсем другое – полный пляж утопленников.

Неразборчивая речь за скалами заставила меня вскочить и, передернувшись от отвращения, прыгнуть в море вперед разума. Чемодан закачался на волнах, подол ханьфу намок и до меня дошло, что это была не самая здравая идея. По-хорошему нужно было окунуться с головой, но вода оказалась слишком холодной для такого подвига. Я ограничился тем, что аккуратно намочил кончики волос. Предположим, что пассажиру удалось пересидеть самую жуть на корабле, а потом он с помощью плавучего чемодана добрался до берега. Слабо, но другой убедительной легенды под рукой не было.

Композиция «выживший после кораблекрушения» красиво раскинулась на гальке и даже успела продрогнуть, когда люди всё-таки соизволили выйти из-за скал. Разговор стих. Раздался шорох камней. Кто-то подошел ко мне и встал. Я напрягся и поднял голову, заподозрив, что это пришли не местные, а выжившие с корабля.

В глаза бросился сухой черно-желтый подол со строгими геометрическими узорами, навевающими мысли о русских сарафанах и вышиванках. Из-под подола виднелись сапоги. Добротные, сделанные из черной кожи. Я поднял голову выше… и выше… и еще выше… И только потом увидел изумленное европейское лицо с аккуратной курчавой светло-русой бородой и усами. В мужчине было больше двух метров!

- Опа! Девка! – растерянно сказал он и на чистом русском языке заорал куда-то себе за спину: - Здесь девочка выжила!

Девочка? Я поспешно уткнулся в чемодан, чтобы скрыть досаду.

Меня приняли за бабу. Блеск! Карма, что ли, такая? Впрочем, при непонимающих иностранках люди, как правило, становились очень разговорчивыми. Так что я решил пока помолчать и понаблюдать. Упустить такой шанс, чтобы узнать больше о мире? Я никогда не был дураком. А пол… А заблуждение насчет этого всегда можно исправить.

К богатырю тем временем подбежали не менее высокие мужчины в таких же длиннополых одеждах. Меня закутали в одеяло и попытались схватить за плечи, чтобы помочь подняться, однако я вывернулся. Дрыщ-то я дрыщ, по сравнению с аборигенами так вообще показался лилипутом, но плечи были хоть и узкими, но твердыми. Если бы меня пощупали хорошенько, то моментально бы поняли, что девица перед ними какая-то совсем не мягкая.

Мужик, от которого я шарахнулся, даже обиделся.

- Чего это она?

- Не прикасайся, - посоветовал ему первый. – Чужеземка же, явно из знати. Посмотри, какое у неё лицо нежное и руки ухоженные.

Конечно лицо нежное. Борода у азиатов выражена не так ярко, как у европейцев, а у меня она вообще росла пучками. Вот я её лазерной эпиляцией и извел. Потребовалось несколько лет, но зато вечное раздражение от бритья меня перестало беспокоить.

- …Мало ли какие у них обычаи, - продолжал богатырь. - Интересно, где лиходеи её раздобыли? За морем, насколько я знаю, такие люди не живут.

Вот и первая ценная информация. Корабль принадлежал пиратам. Значит, я был в плену. Я кое-как поднялся на ноги, покрепче закутался в одеяло и поморщился. Одежда намокла, противно прилипла к телу и тянула вниз. Невыносимо захотелось стащить с себя все эти многослойные тряпки да упасть в горячую ванную с бокальчиком хорошего вина... Но меня восприняли знатным человеком, так что пришлось соответствовать.

Я кротко улыбнулся мужчинам, поклонился им в традиционном поклоне и, старательно опустив взгляд, сказал по-корейски:

- Благодарю вас, господа. Говорите ли вы по-корейски? – мало ли нашелся бы знаток? Ну а вдруг?

Мужчины даже не заподозрили, что с ними заговорили мужским голосом, и ответили мне русским поклоном, махнув рукой от сердца.

- Мы не понимаем, госпожа! – слаженно ответили оба.

Позади них показались еще богатыри. Впереди они толкали пару насквозь промокших мужчин в одних штанах. Те спотыкались, матерились и сверлили компанию в форме ненавидящими взглядами. На их телах красовались синие татуировки: у одного – птица, у другого – змея. Моей комплекции – никого. Я, как и полагалось знати, метнул на них один взгляд и безразлично уставился на море.

Все были огромными, плечистыми, каждый – не меньше двух метров. Даже женщины уступали габаритами ненамного и радовали глаз пышными формами. Я понадеялся, что их действительно подбирали для службы и это вовсе не средний рост аборигенов. А то довелось мне как-то случайно познакомиться с распечатками манги у Регины. Там один японец тоже попал в страну титанов, так там с ним такое сделали! Мне хватило одной картинки, чтобы потом сутки вздрагивать от ужаса. Я знал, что яой нормальным мужчинам лучше не читать, но чтоб настолько...

По телу пробежала дрожь. Я уставился на камни и очень понадеялся, что это не тот самый мир. Очень.

А богатыри и богатырши тем временем построили пленников у скалы в стройный рядок, похватали из сумок старинные однозарядные ружья и встали напротив.

- За принадлежность к богомерзким еретикам Хаоса вы приговариваетесь к расстрелу! – объявил темноволосый мужчина. В отличие от прочих, его лицо украшала не лопатообразная борода, как у остальных, а аккуратная эспаньолка.

- Мы не еретики! – взвизгнул разбойник.

- Не лги мне! – грозно громыхнул носитель эспаньолки. – Ваши тела расписаны, вы - хулители Равновесия!

- Нет!

Он махнул рукой, и толпа вскинула ружья. Я отвернулся. Звук выстрелов ударил под дых, полоснул по венам вспышкой острого страха и осел в животе ледяным комком. Они просто приговорили их, без суда и следствия, даже не выслушали. Расстреляли за то, что у них были татуировки.

Я покрепче закутался в одеяло и возблагодарил небо и Регину за многослойные одежды. Женская роль разом показалась не такой уж и плохой.

Этим людям нельзя было видеть меня голым. Ни в коем случае.

Пока люди в форме стаскивали трупы в пещеру и закладывали её камнями, меня подвели к мужчине с эспаньолкой. Одежда на нем оказалась не черно-желтая, а сине-желтая. Просто запыленная и довольно-таки грязная. Судя по состоянию волос и непередаваемому амбре застарелого пота, мужчина не мылся по меньшей мере неделю, а эспаньолка явно нуждалась в бритве. Ему доложили обо мне, и мужчина с любопытством повернулся.

Лицо у него было усталым и слишком добрым для того, кто без колебаний, суда и следствия приговорил к расстрелу трёх человек. Он смотрел прямо, открыто скользил взглядом по узорам и вышивке ханьфу, по моему лицу. В глубине глаз – цветом точь-в-точь море за моей спиной – мерцали смешинки. В бровях и складке рта пряталось что-то наивное, присущее либо детям, либо глупцам. Богатырская стать придавала ему сходство с огромным добродушным псом. Как обманчива бывает внешность… Если бы я самолично не видел, как он отдавал приказ, в жизни бы не поверил, что этот добродушный увалень способен убить.