Вероника Иванова - Раскрыть ладони

— Ой, уронил.

— Смеяться вздумал?!

И в мыслях не было. Мне сейчас вообще не до смеха.

— Давно тебе никто не показывал, как господам служить?

— Да ну, пусть его… Мы только теряем время, — попробовал урезонить девицу один из ее спутников.

— Хорошо, не станем задерживаться. Ты! — Взмах хлыстом в сторону сопровождающих охоту слуг. — Поучи-ка его!

Каблуки изящных сапожек, выглянувшие из-под юбки, впиваются в лошадиные бока, поднимая животное едва ли не на дыбы, и кавалькада во главе со вспыльчивой предводительницей уносится прочь.

Ярко-желтые, синие, изумрудные, алые полотнища ткани над лошадиными крупами. Стая беспечных бабочек. Где-то совсем рядом люди убиты горем, но вам нет никакого дела до чужих бед… Наверное, так и следует жить. И мне пора бы научиться.

— Шутник, значит?

О, мне достался настоящий брат-близнец Дрора. Столь же сосредоточенный на исполнении приказа, пусть и дурацкого. А вот арапник, кольца которого привычно разматывают мозолистые руки, серьезная вещь, может изуродовать. Или забить до смерти. И хотя подобной задачи перед слугой не ставили, надеяться на пощаду глупо. Потому что властью для того и наделяют, чтобы ее пользовались.

— Знаем мы таких шутников… Только они долго не смеются.

С нескрываемым сочувствием вдыхаю и выдыхаю жаркий летний воздух:

— Над тобой не смеяться, а плакать впору.

— Это еще почему?

— А ходишь по краю, сам того не замечая… Вот-вот ведь оступишься.

Он не понял шутку, потому что я не шутил. Кончик кожаного жала дернулся, готовясь взмыть в воздух и добраться до намеченной жертвы.

Почему меня никто никогда не слушает? Предупредил же. По-честному. А помрет, обижаться будет… Хотя, могут ли мертвые обижаться на живых?

С кнутом справиться не труднее, чем с ножом. Правда, уйти от удара не получится, но оно мне и ни к чему. Мне нужно поймать, удержать, подтянуть и…

Занавеси колыхнулись едва заметно, но сие обстоятельство следовало списать на везение метателя, а не на умысел, потому что и я сам не взялся бы рассчитать бросок, неспособный потревожить пространство. Соединенные шелковым шнуром свинцовые шарики, бешено кружась, пронеслись над дорогой, наткнулись на шею моего противника и с веселым свистом обвились вокруг нее. Мужчина почувствовал неладное слишком поздно, ослабить удавку или подставить под нее пальцы не успел и, спустя вдох, рухнул лицом в траву. Только ли от удушья? Не знаю. Говорят, незаметных глазу способов отправить человека за Порог придумано столько, что хватило бы на всех ныне живущих.

Я немного полюбовался на шею несостоявшегося палача, ядовито синеющую под витками шнура, потом повернулся к своему… м-да, спасителю, как ни крути. Хотя из этих рук я не хотел бы принимать ни жизнь, ни смерть.

— А ты беспокойный, — заметил убийца, поправляя складки лавейлы, сбившейся на сторону во время поспешного броска.

— Как хочу, так и живу.

— Смотри, если пыл не умеришь, долго не протянешь.

— Тебя не спросил!

— О, мы сменили тон? Браво! Неужели я, наконец-то, вижу на твоем лице какие-то человеческие чувства?

Он еще будет издеваться? Сволочь. Да, я стараюсь мало двигать мышцами, потому что иначе онемение становится заметным для окружающих. А перекошенное лицо никого не красит.

— Что тебе нужно?

Беспечно пожимает плечами:

— Ничего.

— Тогда зачем ты здесь?

— По делу. Я, знаешь ли, тоже заказы беру. Только не на чарование.

— Охотишься на кого-то из этого молодняка? Скатертью дорога.

Убийца тряхнул вороной челкой и с деланным возмущением обратился к синей вышине:

— Как низко пал наш мир! Даже простой благодарности за благое дело не дождешься.

— Я не просил помогать. Сам бы справился.

— Знаю. Только не твое это призвание, убивать. Да и… Слышал, как говорят? Мастер, проливающий чужую кровь, теряет свой Дар. С каждой капелькой.

— Я не верю в легенды.

Во взгляде, удивленно вернувшемся с небес на землю, сверкнуло искреннее сожаление:

— А они в тебя? Вдруг да верят? Так что оставь мне мое, а сам делай то, что у тебя хорошо получается!

— Зачем ходишь за мной? Следишь, чтобы не сбежал? Выжидаешь, пока клинок будет готов, а потом прикончишь? Так вот, господин Тень, мне твои игры уже поперек горла стоят. Хотел убить, убей. Или я убью тебя.

Он задумчиво склонил голову набок, в очередной раз осматривая меня с носков до макушки. Прошелся полукругом, упруго пружиня на каждом шаге.

— А зачем?

— Что?

— Зачем убьешь? Разве я тебе хоть чем-то угрожал?

— А и угрожать не надо. Довольно того, что сделал. Думаешь, я совсем дурак и не догадался, почему ты притащился в лавку в одном из своих обличий?

Убийца заинтересованно предложил:

— Ну-ка, объясни! Послушаю с удовольствием!

— Потому что собираешься убрать свидетелей. И убрать всех подчистую, потому что меня одного тебе показалось мало. Вот что я скажу: сейчас у тебя есть возможность это сделать. Здесь. Потому что как только доберусь до города, охотник и добыча поменяются местами. Думаешь, не смогу одержать над тобой верх?

Он скрестил руки на груди, печально рассматривая примятую траву под своими ногами. Постоял, вздохнул, глубоко и протяжно, потер переносицу усталым жестом учителя, уроки которого никак не хотят усваивать нерадивые школяры.

— Может, и сможешь. Я видел, на что ты способен, так что зарекаться не буду. Но боги… какой же ты идиот! Значит, свидетели мне не нужны? Вот умора… И ты ни мгновения не думал, что я не стал прятать лицо просто потому, что… Доверяю тебе. Как другу.

Алый шелк лавейлы взвился, дразня взгляд затейливой вышивкой. Тень уходила. Туда, где фыркал и переступал с ноги на ногу невидимый мне из-за деревьев конь. Уходила не торопясь, словно до последнего мгновения ждала вдогонку каких-то слов. Хотя бы одного. Словно на что-то надеялась.

Но я мог только молчать и смотреть.

— А ну иди сюда сейчас же! Спускайся, кому говорят?!

Ха, так она и послушалась! Феечки — народец непоседливый, а воздушные — самые беспокойные из всех. Зато они хорошие посланники. Самые быстрые. Хотя злые языки поговаривают, что лучше отправлять с поручениями земляных faye: уж те точно доберутся до указанного места и не переврут ни единого слова, пусть и запоздают на день-другой…

И все-таки, детям воздуха охотно прощается легкомысленность и беспечность. За красоту прозрачных крыльев и словно сотканное из тумана тельце, желанное, как летняя прохлада. Я, когда был маленьким, как и все юные маги, мечтал вырасти и приручить не один десяток феечек, которые весело парили бы под потолком просторного и богатого дома, радуя глаза и сердце своим неугомонным нравом…

Мечтал. И что случилось с моими мечтами? Ничего. Благополучно скончались, так и не приблизившись ни на шаг к воплощению. А вот этому пареньку повезло много больше.