Вероника Иванова - Раскрыть ладони

— Говорите.

Интересно, он только для меня устроил это представление? Стараюсь вглядеться попристальнее в выражение глаз, прячущихся под тяжело нависшими бровями и с каждым взмахом ресниц теряющих сонную негу.

Нет, непохоже. Так он разговаривает с каждым, кто приходит за помощью. Потому что любит свою работу? Наоборот. Потому что ненавидит, но слишком хорошо умеет ее выполнять.

— Я хочу выступить заявителем. Вы можете принять заявление или мне нужно будет обратиться к кому-то еще?

— Могу. — Дознаватель придвинул к себе и раскрыл кожаную папку с расчерченными листами бумаги. — В чем суть вашего обращения?

— Требование наказания за преступление.

— Что именно произошло?

— Убийство. Вернее, намечалось убийство, но его удалось избежать.

Тинори заинтересованно потер нижнюю губу:

— Кто несостоявшаяся жертва?

— Я.

— Хм…

Он мокнул кончик пера в чернила и быстрым росчерком вывел мое имя. Запомнил еще с того раза? Хотя, ничего удивительного в столь долгой памяти нет. Мне вид Харти с завязанными поверх живота руками тоже оставил яркие впечатления, и боюсь, не смогу от них избавиться до самого Порога.

— Несостоявшийся убийца?

— Тень.

Новый скрип пера, закончившийся вопросом:

— И у кого вы собираетесь требовать правосудия?

— У властей города, конечно же.

Дознаватель скучным тоном процитировал из хорошо заученного урока:

— Гильдия убийц не отвечает перед законом за оплаченные деяния. К тому же, не может остаться никаких указаний на личность заказчика.

— Может. Вернее, они уже остались.

Теперь Тинори проснулся окончательно и потребовал:

— Подробнее!

— Как мне рассказали, в случае смерти исполнителя обязательства между Тенью и заказчиком утрачивают силу.

— Да, такое положение дел известно.

— Так вот, убийца, нанятый, чтобы отправить меня за Порог, вместо того умер сам.

Дознаватель прищурился, словно прикидывая, мог ли я собственноручно справиться с Тенью или воспользовался чьей-то помощью.

— Хотите представить на суд мертвеца в качестве свидетеля?

Насколько помню, в прошлом некромантия использовалась и подобным образом. Если судить строго, вчера вечером я как раз занимался поднятием павших. И вполне может оказаться, что обе Тени, пройдя через мои руки, стали именно восставшими мертвяками… Хм. Занятно. И вовсе не пугающе. Но видя на лице собеседника явственное нежелание залезать в мысли и чувства трупа, спешу успокоить:

— Нет, что вы! Он вполне живой. И охотно укажет на человека, который пожелал моей смерти.

Сонная муть в глазах Тинори развеялась, обнажив азартно поблескивающие озерца:

— Но вы уже знаете, кто это?

— Да.

Перо выжидающе замерло над бумагой.

— Dyen Трэммин Найли. Старший распорядитель Попечительского совета Анклава.

Пауза, сменяющаяся многозначительным:

— Кхм!

— Вы не расслышали? Повторить?

Тинори покачал головой:

— Нет, благодарствую, со слухом у меня все хорошо. Но само имя…

— Он мой дядя.

— Думаете, это облегчает дело?

— Есть трудности?

Дознаватель отложил перо в сторону:

— Да.

— Большие?

— Немаленькие.

— Расскажите. — Присаживаюсь на стул напротив Тинори. — Мне нужно знать, каковы они.

— Собственно, трудность всего одна: должность, занимаемая вашим дядей. Он ведь из шишек Анклава, если не ошибаюсь? Кроме того… Вы оба маги, а трения между «регистровыми» решаются не здесь. Обратитесь к вашим властям, магическим.

— А если я скажу, что дело нужно рассматривать именно в городском суде?

— Это еще почему?

— Мое имя вычеркнуто из Регистра. Несколько дней назад. Я больше не являюсь верноподданным Анклава.

— Огогошеньки… — Пальцы дознавателя выбили на столе короткую дробь. — Да, дело предстает в несколько ином свете. Но трудность никуда не исчезла.

— Разве обычный житель города не имеет права подать иск против мага?

— Имеет. Но чаще предпочитает не тратить время зря.

— Зря?

Тинори поднялся на ноги и прошелся по кабинету, разминая плечи.

— Я приму ваше заявление, передам его судье, и судья, разумеется, даст делу ход, но… Дальше все зависит от Анклава. Если тамошние управители не захотят огласки, они попросту кинут суду несколько монет, и все умрет, не родившись.

Позволяю себе усомниться:

— Несколько?

Дознаватель криво улыбается.

— Достаточно, чтобы суд прекратил разбирательство. Да и заявителю кое-что перепадет, если он не будет артачиться.

М-да, не слишком приятная новость, впрочем, на что-то подобное я и рассчитывал. Но путь, упомянутый Тинори, прямой, а как показывает жизнь, существует еще тьма-тьмущая обходных.

— Вы сказали «не захотят огласки». Значит, бывали случаи, когда?..

Он не стал отрицать:

— Бывали. Потому что иногда у магов возникает желание свести счеты друг с другом, прикрываясь щитами из простых людей.

Уже интереснее и приятнее. А что, если попробовать сыграть именно на этом? Правда, понадобится выяснить, кто в Анклаве против кого настроен, а сейчас мне не попасть в Обитель прежним способом.

— Значит, надежда есть?

— У вас? Вряд ли. Ваш дядя слишком силен, если я хоть что-то понимаю в иерархии Анклава. Его не выдадут для разбирательства. А даже если и выдадут… Вы всерьез рассчитываете на вынесение и исполнение приговора?

Вздыхаю:

— Нет. Совсем не рассчитываю.

— Тогда зачем все это?

— Мне нужно время. И уверенность, что не будет новых покушений ни на меня, ни на моих близких. А если добиться судебного разбирательства, дядя чуток присмиреет. По крайней мере, затаится на пару месяцев, а то и больше.

— Присмиреет? — Опыт дознавателя выудил из моих слов самое главное. — Это была не первая попытка?

— Вторая.

— А чем закончилась предыдущая?

— Как видите, неудачей. Я же все еще жив, не так ли?

Тинори снова уселся на свое место и решительно потянулся за пером:

— Хорошо, попробуем что-нибудь сделать. Я со своей стороны обещаю все возможное. Но решающее слово за Анклавом.

Разумеется. И кажется, я знаю, из чьих уст оно должно прозвучать.

— Мальчик мой, ты ли это?

Те же ясные глаза, те же пушинки седых кудряшек, те же сухие ладошки на чашке подогретого вина: Таира, как и любой человек, задержавшийся на этом свете едва ли не вдвое дольше положенного, растратила тепло своего тела слишком давно, чтобы довольствоваться для согревания одним лишь солнцем.

— Да, любезная dyesi. И заранее прошу простить, что потревожил ваш покой.

— Ну какой покой, право слово! — Фарфоровые бока чашки лишаются цепких объятий. — Ты же знаешь, я всегда рада тебя видеть.

Вот именно, что знаю. Но не чувствую. Еще в прошлую нашу встречу голос госпожи Смотрительницы хоть вскользь, и все же напоминал о заботливой бабушке, а теперь в нем явственно слышится неудовольствие. Словно я — нерадивый внук, не исполнивший порученного семейного дела или не оправдавший оказанного доверия. Ах да, к тому же, внук приемный, а не родной.