Д Штольц - Преемственность

— Не нужно… — совсем тихо сказала Йева. — Пап, я и так вас люблю, и без всякого дара… Не нужно мне никакое бессмертие.

— Что за дети, — проворчал устало Филипп, отвернувшись и уставившись в окно. — Один жаждет, но не достоин, вторая отказывается.

В комнате повисла гробовая тишина. Стало слышно слуг, занятых работой по замку: шуршание березовой метлы, скребки, топот. В конце концов молчание нарушила Йева. Она с мольбой посмотрела на отца, тот, почувствовав взгляд, повернулся к ней и чуть отодвинул от себя, чтобы видеть каждую эмоцию на её лице.

— Отец…

— Да, дочь моя.

— Может быть… может… — Взгляд Йевы заметался по кабинету, она часто заморгала и задержала дыхание. — Может, не стоит убивать Уильяма?

Лицо графа, и так бледное само по себе, стало еще белее от слов Йевы. Он тяжко вздохнул и нахмурился.

— Нет… Йева, в твои тридцать восемь лет пора бы уже иметь ясный разум, не затуманенный привязанностью к очередному любовнику, коих на твоем веку будет еще много.

— Я… я действительно привязалась к Уильяму больше положенного, не хочу этого скрывать. Однако, я вижу, что я для него лишь вторая — он болен Кельпи, она единственная, кого он любит.

— Так и есть. Увы, дочь моя, — Филипп посмурнел, вспомнив о демонице, — его душа крепко связана с Вериателью, и они оба зависят друг от друга. Я рад, что ты это понимаешь. Но в чем же тогда дело?

— Я хотела бы видеть в нем хотя бы брата, отец… Он же достоин этого… Он относится к вам, как к отцу. Да и ты уже к нему привык. Уилл помогает и очень быстро вникает во все. Пап, вы же сами все видите…

— Это исключено, — процедил Филипп. — Я уже отправил письмо в Йефасу, где подробно расписал ситуацию и свою просьбу. Послания также переданы всем лояльным нашему роду Старейшинам. Уильям уже мертв, дочь моя. В Йефасе приговор лишь приведут в исполнение.

— Но ведь это вы писали, отец… Значит всё можно поменять! — На глазах Йевы выступили слезы, и она умоляюще посмотрела на Филиппа. — Неужели за столь долгую жизнь все ваши чувства настолько охладели?

— Увы, чувства и эмоции никуда не деваются даже у тысячелетних Старейшин, моя дорогая дочь. Их лишь все чаще затмевает голос разума. Уильям — хороший парень, не лишенный благородства, умный, вежливый, хоть и простодушный…

— Так что же мешает отказаться от твоего собственного решения?

— Слишком много сделано, дочь, для того, чтобы спасти кого-то из вас, одного из моих любимых детей. И если я изменю свое решение, то потеряю лицо среди подобных себе, — с горечью ответил Филипп. — Уильям всего лишь инструмент для достижения цели, Йева.

— А если я откажусь ехать с вами? — в зеленых глазах девушки появилось упрямство.

Филипп ласково посмотрел на дочь и усмехнулся.

— Тогда придется засунуть тебе кляп в рот, связать и отправить с верными и преданными мне рыцарями в Йефасу другим отрядом, — тихо рассмеялся он. — Йева, вся наша жизнь состоит из жертв. Мы жертвуем золотом, здоровьем, счастьем, любовью, властью, чтобы получить что-то другое из перечисленного мной. Это баланс жизни, естественный ход вещей, и ничего нельзя изменить.

— Вы же сами и пытаетесь изменить этот естественный ход жизни, передав кровь Уильяма, который получил ее заслуженно, нам. А заслужили ли мы, отец? Нам просто повезло, что ты нас спас и вырастил как собственных детей.

— Йева, Йева… — покачал головой Филипп.

Йева вновь уткнулась в грудь отца, дрожа всем телом. Филипп прижал её к себе и попытался успокоить, гладя по волосам и спине. Свою маленькую дочь Филипп хорошо знал и понимал, что, несмотря на все ее попытки воспротивиться, она поступит так, как он ей скажет и никак иначе.

— Что же скажет Леонардо, отец?

— Ничего ему пока не говори. Ранее я хотел отправить его к королевскому двору в Габброс, под крыло Горрона Де Донталя, но в свете последних новостей это скорее всего будет уже невозможно.

— Почему?

— Война, Йева, грядет война! После передачи дара я пообщаюсь с Теоратом Черным. Я хочу, чтобы Лео был в том окружении, которое более подходит его… натуре… С ежегодным обеспечением. Вскоре после суда все решится.

Спустя некоторое время, когда топот слуг за дверьми стал невыносимым — подготовка к приезду гостей шла полным ходом — Йева вытерлась рукавом шерстяного платья. Тень самой себя, бледная и притихшая, она медленно встала и вышла из кабинета. Тихонько скрипнула дверь. Филипп тяжело вздохнул и развалился на кушетке, закинув ногу на ногу.

Так он и пролежал, пока в дверь не постучали. В кабинет вошла Эметта — она робко поклонилась и сложила руки на переднике.

— Господин граф.

— Да?

— С вами хочет увидеться капитан гвардии сэр Рэй Мальгерб, по поводу отъезда.

— Хорошо, проводи его сюда.

— Как скажете, господин. — Эметта снова поклонилась и собралась направиться за рыцарем.

— Эметта!

— Да, ваше Сиятельство?

— Если ты еще раз будешь ошиваться у двери, подслушивая разговоры, то мигом вернешься в свой родной Порталойн. Ты поняла?

Служанка побледнела, испуганно кивнула и, получив разрешение, выбежала из кабинета.

После всех событий дня Уильям разжег камин в гостевой спальне и рухнул в кресло. Его рука безжизненно повисла, а глаза бесцельно и отрешенно уставились в каменный потолок. Озноб пробирал его до самых костей, но причиной был не холод, а мерзкое ощущение пустоты в душе. Он неустанно прокручивал в голове произошедшее и время от времени в ужасе касался своих губ, силясь нащупать остатки человеческой крови. Он расшатывал длинные клыки, но те во рту держались крепко. В глазах щипало и, в конце концов, Уильям не выдержал и разрыдался, тихо и сдержанно. Скольких он еще убьет на своем веку?

Все в голове смешалось в безобразный хаос. Из-за человечных поступков и облика семьи Тастемара Уильям порой забывал, кто они и кто он. Кровь из кувшина он старался сравнивать с вином, а когда в нем проснулся дар Гиффарда с возможностью видеть воспоминания людей, он стал настаивать кровь, чтобы та чуть остыла, и тогда картины памяти были туманными, и он смотрел сквозь них, не вникая. Но сейчас, когда перед ним утром стоял живой человек, которого он убил своими руками, сломав бедняге шею, Уильям почувствовал себя чудовищем. Быть может, жители деревни были правы, закидывая его камнями и проклиная?

В душе ему казалось, что он все тот же Уилл из Малых Вардцов. Однако, если бы его увидели сейчас жители деревушки, то никогда бы в жизни они не признали в высоком бледном мужчине с печатью страдания на лице того простого улыбчивого рыбака, с удочкой наперевес и плетеным коробом за плечами.

Наступила ночь. Дождь продолжал заливать Брасо-Дэнто, а молнии пронизывали небо яркими вспышками, сопровождая громом свои бешеные пляски в облаках. Граф до сих пор не поднялся на верхний этаж — он сидел в кабинете и работал при свете свечи. На время он отлучился, чтобы выпить несчастного выжившего бунтаря, но потом снова вернулся в свое любимое кресло, ушел с головой в отчеты.