Андрей Стригин - Кирилл Обломов и его невероятные миры

Вихрь стихает, и мы оказываемся в уютной комнате, заполненной мягким светом.

На полу лежит роскошный ковёр, вероятно кусок великолепно выделенной шкуры какого- то зверя, на нём, утопая ножками в пушистом меху, стоит изящный диван, в кружевных подушках и заваленный разнообразными куклами.

Альмина с грусть вздыхает:

— А ведь раньше злилась, когда папа дарил мне сплошь одни куклы, хотела тайком выкинуть, а теперь их люблю.

Я невольно улыбнулся, вспомнив слова Кати, она тоже не любила когда ей дарили одни куклы. Помню, как она с таким восторгом приняла от меня в подарок ржавые патроны и осколки от авиабомб. Похожи девочки друг на друга, только б на этой почве не перессорились.

— Почему ты улыбаешься? — напрягается Альмина.

— Да так, хорошо здесь, — неопределённо отвечаю я.

— Ещё бы, ты ещё не видел моих волшебных вещей! — с гордостью задирает она нос.

— А, что, разве волшебные вещи существует? — стараюсь не улыбнуться, чтоб невольно не обидеть Альмину. Кто его знает, как она поведёт. Сейчас у неё хорошее настроение, а ведь помню, когда она плёткой стегала.

— Будто сам не знаешь, — щёлкает пальцами и с её тела слетает рыцарское обмундирование и она оказывается в роскошном длинном платье.

— Это и у нас умеют делать, — со скепсисом заявляю я, — если б ты видела, какие трюки делают в нашем цирке.

— Тьфу, глупый, да мне просто жарко стало, вот и переоделась. Да разве это волшебство?

Ты не видел, какие моя мама творит заклятия!

— Ну, в принципе, — смущаюсь я, — у нас и так мало кто умеет. А что, волшебные вещи действительно существуют?

— Пойдём, покажу, — она тащит меня в дальний конец комнаты, открывает дверцу массивного тёмно красного шкафа. Я с любопытством вытягиваю шею, ожидаю увидеть нечто искрящееся, эфемерное, исчезающее под взглядом. Но нет, на полках лежит всякий хлам.

— Это настоящие волшебные вещи, — с благоговением заявляет она, отступая на шаг, чтоб и я мог восторгаться.

Против воли краешки моих губ опускаются вниз. Я увидел кусок невзрачного камня, верно, из брусчатой мостовой выдран; моток верёвки; ободранная дудка; тряпичная кукла — вероятно, такие делали в деревнях небогатые семьи; серебряное ожерелье — так себе, я видел и более эффектные; костяной гребень с поломанным краем и ещё масса невзрачных вещей, задвинутых в самый конец полки.

— Как тебе? — с придыханием спрашивает Альмина.

— Потрясён, — я говорю полную правду.

— Да, тяжёлый случай, — понимает мои чувства девочка. — Ты, что, действительно раньше не видел волшебных вещей?

— Да как-то, не пользуются у нас ими, — пожимаю плечами.

— А как же вы тогда живёте? — в чёрных глазах Альмины возникает удивление.

— Живём и вроде неплохо, в космос летаем, под воду опускаемся.

— Значит и у вас есть магия, — понимающе кивает она, — просто вы её иначе называете и воспринимаете.

— Вероятно, — соглашаюсь я и тянусь к булыжнику на полке, чтоб внимательно его рассмотреть, вдруг это ценный минерал.

Альмина резко бьёт меня по рукам, я в недоумении отскакиваю, вопрошающе смотрю на неё.

— Действительно никогда не видел волшебных вещей, так бы опрометчиво не тянул бы сейчас руки.

— А что, это опасно?

— Его отец принёс, положил сюда. Когда моя мама увидела его, чуть в обморок не упала.

Это могущественный волшебный предмет, называется он, — Альмина выдерживает паузу и торжественно говорит, — Камень Алатырь.

— Да? Интересное название, — я вновь пожимаю плечами.

Альмина едва не расплакалась:

— Неужели не слышал о нём?

— Нет, — честно сознаюсь я.

— Какой ужас! Откуда вы появились? Что за мир у вас?

— Обычный, человеческий.

— Этот камень предтеча Волшебного мира, он может глину обращать в золото, исполнять любые желания. Только ни я, ни моя мама не может им воспользоваться, — вздыхает девушка, — лишь коснёмся, мгновенно разорвёт нас на части. Его может только обычный человек брать в руки. Если кто-то обладает, хоть небольшим волшебством — мгновенная смерть. Моя мать даже приближаться к шкафу не может, я могу — мой отец человек, но касаться камня мне тоже нельзя — убьёт.

— Ну, так значит, я могу его трогать, я обычный человек, — с опаской проговорил я.

— А кто его знает, а вдруг в тебе есть небольшие следы волшебства.

— Может разорвать меня.

— Угу.

— М-да.

— То-то и оно, — многозначительно говорит она.

— Хороший камушек, — хмыкаю я.

— Хороший, — с грустью соглашается девушка.

— А это, что за верёвка, тоже трогать нельзя, задушит?

— Что ты, она хорошая, ты просто сам не сможешь её взять. Это лыковая верёвка.

— Полезная вещь, — улыбаюсь я.

— Просто сейчас она принадлежит мне, никто её взять не сможет кроме меня. Я могу повязать её на твоей руке и приказать что-нибудь выполнить … но исполнимое, и ты обязательно это сделаешь. Затем верёвка переходит к тебе, и ты становишься её хозяином.

— Круто. Значит можно сказать, прыгай с окна …

— Нельзя, это добрая вещь, она не заставляет выполнять такие приказания. Я же сказала, исполнимое желание. Кстати, на бывшего хозяина её волшебство не распространяется, можно сказать, у прежнего владельца появляется иммунитет.

— Интересная вещь, — соглашаюсь я. — Это, что за кукла?

— Эта кукла особенная — Тряпичная Куколка, если куколке дать в руки чужую личную вещь, она заговорит и скажет какое волшебство или колдовство есть на хозяине вещи или какие у него находятся волшебные предметы.

— А для чего это нужно?

— Как же, в случае чего можно провести успешные контрмеры.

— Тяжёлая у вас жизнь, у нас проще, не смог доказать что либо, можно кулаками помахать, иногда выходит весомее всех аргументов, — я шучу, но Альмина воспринимает мои слова серьёзно.

— Какая дикость, это только люди так решают свои проблемы, мордобоем. Мама мне всегда говорила, не можешь доказать, не спорь, просто обрати собеседника в крысу, получится элегантно и красиво, главное спорить с тобой уже не будут, а другие в дальнейшем подумают, прежде чем лезть в перепалку.

— У тебя друзья есть? — с некоторым сожалением глянул я на девочку.

— Раньше были, — простодушно говорит она, — домовёнок приходил в гости, да сгинул куда-то. Дворовой, овинник и банник сбежали, мама говорит, их существа из подземелий напугали.

— Неужели всё это есть? — с немалым удивлением говорю я.

— Что именно? — девушка закрыла шкаф, присела на мягкий пуфик, достала зеркальце, глянула в него и нахмурилась.

— Всякие там … домовые, лешие, мавки.

— Этих хватает, они всю жизнь находятся в этих краях, — Альмина пристально всматривается в зеркальце и всё сильнее беспокоится.

— Что-то не так? — замечаю я её тревогу.