Андрей Стригин - Кирилл Обломов и его невероятные миры

— Тоже кот есть, как и у Антонины Фёдоровны?

— Ага, но только не такой интеллигентный, как Семён Васильевич, — хмыкаю я, — когти железные, колдовать умеет, а недавно рысь едва не загрыз.

— Во как! — удивляется и пугается Юра.

— А ещё я с банником и обдерихой познакомился, — тороплюсь сказать я.

— О, а кто это?

— Духи бани. Кстати, достаточно опасные существа, но я с ними подружился, — с гордостью изрекаю я.

— Вот интересно, никогда о них не слышал.

— Смотри, что мне банник подарил, — я вытаскиваю миниатюрный веник.

— Фи, — скривился Юра.

— Не фи, а классная вещь, силы возвращает! — возмущаюсь я.

— Если это так, то тогда конечно, — со скептическим видом рассматривает он этот волшебный предмет. — Проверял его в действии?

— Пока нет, — потупил я взор. — Для этой цели роса нужна, окунуть в неё веничек, встряхнуть и бодрость возвращается.

— Значит только утром им можно пользоваться, — с сожалением проговорил Юра.

— Почему только утром?

— Роса только по утрам бывает.

— Действительно, — расстраиваюсь я.

— На вот, — Юра протягивает мне маленький цилиндр.

— Что это?

— Раньше спички здесь хранил, чтоб не отсыревали, но теперь он пустой. Утром наберёшь его росой, тогда надолго её хватит, — предлагает друг.

— Здорово, как просто, а мне в голову эта идея не пришла, завтра так и сделаю, — радуюсь я.

— Ну что, всё же остаёшься? — ещё раз спрашивает Юра.

— Пожалуй, да, — вздыхаю я.

— Тогда я ухожу, но мы будем поблизости. Удачи тебе, Кирилл! — Юра жмёт мне руку.

— Передавай всем привет, — бодро говорю я, но на душе скребут кошки. Может я не прав, а надо было попробовать убежать? Но поезд ушёл, я остаюсь.

Юра надевает шапку-невидимку и растворяется в воздухе.

— Ты здесь? — удивляюсь я.

— Пока да, — слышу слегка приглушенный голос. — Бывай, — дверь отворяется, снаружи подпирается брёвнышком, недовольно гремит цепью медведь, и я слышу удаляющиеся шаги.

Устраиваюсь на мягком сене, пытаюсь размышлять о прошедших событиях и о будущих, но незаметно проваливаюсь в сон.

Меня будит злобное шипение, зубастый гусь пытается просунуть шею в щель между брёвнами. От неожиданности подпрыгиваю, кидаю в него пучок сена. Гусь злобно щёлкает клювом и не сводит с меня красных глаз.

— Да пошёл ты! — кидаю ещё один пучок, но вот ещё один пытается пролезть в мою темницу.

— Прочь отсюда, ироды! — слышится шамкающий голос Бабы-Яги и раздаются увесистые удары метлой. С грохотом падает брёвнышко, с противным скрипом открывается дверь. — Выспался, Кирюша? — она заходит в хлев, опирается на метлу и с насмешкой смотрит на меня.

— Выспался, — буркнул я, встаю, отряхиваю с одежды сено.

Баба-Яга приветливо смотрит, словно добрая бабушка, разве что, нижние зубы упираются в кончик крючковатого носа, а так — обычная старушка.

— Под навесом кувшин с молоком и хлеб с сыром, завтракай и за работу. Постарайся выполнить всё за один день, иначе работу не засчитаю, — неожиданно сурово произносит она. — Я по делам улетаю, а ты шкоду не твори, котик за тобой присмотрит, если баловаться вздумаешь, он гусей выпустит, — грозно сверкнула очами старая карга.

— Да понял я, — недовольно говорю я и с радостью вспоминаю о волшебном веничке. Надо бы росы успеть набрать, пока она не испарилась с зелёной травы.

— Я на тебя надеюсь, — Баба-Яга потопталась ещё немного и выходит во двор, а я иду следом.

Раннее утро, вероятно, часов пять, сейчас только бы спать. Ёжусь от прохладного ветерка, оглядываюсь. У колодца стоят огромные деревянные вёдра, у дровницы в колоду воткнут топор, на стене болтается ржавая пила.

— Вернусь под вечер, постарайся меня не разочаровывать, внучок, — ехидно изрекает она и, кряхтя, взбирается в тесную ступу.

Недоверчиво смотрю, как она усаживается, вставляет метлу в кронштейн напоминающий уключину лодки, лихо свистит и … взмывает ввысь. Я даже присаживаюсь от неожиданности. Некоторое время наблюдаю, как она зависает над верхушками деревьев и, исчезает из поля зрения.

— Пока, бабушка, — машу ей ручкой, быстро достаю цилиндрик и ползаю в траве, пока не наполнил его до краёв. — Ну, теперь посмотрим, насколько он будет полезен, — шепчу я.

Дверь избы от решительного удара кошачьей лапы отворяется, Васька спрыгивает во двор, злобно оскалился в мою сторону, запрыгивает на перила крыльца и с невозмутимым видом начинает вылизывать себе кое-где, не забывая поглядывать на меня зелёными глазами.

— Обыкновенный кот, — фыркаю я. — Разве что когти железные. Привязать бы к хвосту консервную банку, вот смеху было!

Васька отвлекается от своего занятия, злобно топорщит жёсткие усы, словно понял, что я сказал.

С утра есть не хочется, но молоко выпиваю, а хлеб с сыром несу к сараю, где заперт медведь.

— Мишка! — зову его, пытаясь рассмотреть его в темноте.

Медведь громко засопел и без злобы приблизился к двери, вероятно, учуял лакомство. Швыряю хлеб с сыром и наблюдаю, как он тычется чёрным носом, высовывает алый язык и с чавканьем кушает. Затем он поднимает тяжёлую голову и смотрит на меня, словно хочет запомнить моё лицо. — Всё, больше у меня ничего нет, — развожу я руки.

Медведь громко фыркает и, гремя цепью, уходит в дальний угол своей темницы.

— Я тебя выпущу, мишка, — едва слышно шепчу я. Мне его так жалко, такой сильный зверь, а сидит на цепи.

Теперь надо работу сделать. Бодрой походкой подхожу к вёдрам, хватаю одно ведро и едва не надорвался. Оно пустое больше тридцати килограммов, а с водой вообще не подниму. Опускаю миниатюрный веник в росу, встряхиваю на себя. Меня словно обдаёт горячим паром и в следующую секунду окунает в ледяную воду. Я едва не заорал от неожиданности, но почувствовал такой прилив сил как никогда в жизни.

Кот словно что-то ощутил, напрягся, вздыбил шерсть, долго смотрит на меня, затем вновь успокаивается, но взгляда с меня не сводит.

— И не надоело тебе меня охранять? Шёл бы лучше мышей ловить, — с насмешкой говорю я.

Внезапно Васька издаёт звук весьма похожий на человеческий голос, я в нём уловил что-то вроде:

— А не пошёл бы ты …

— Ты умеешь говорить? — у меня от удивления нижняя челюсть едва не грохнулась вниз.

На этот раз кот презрительно отворачивается, мягко прыгает на ступеньки крыльца и меняет дислокацию, а именно, запрыгивает на подоконник, его как раз осветили первые лучи встающего над горизонтом Солнца. Там он развалился и даже заурчал от удовольствия.

Пробую в новом своём состоянии поднять тяжеленное ведро и ахнул от неожиданности, на мой взгляд, оно стало лёгким как пушинка. Как здорово! Скидываю его в колодец, жду, когда оно наполнится водой, а затем без усилий вытягиваю наверх.