Андрей Стригин - Кирилл Обломов и его невероятные миры

— А как это узнать? — в отчаянье пискнул я.

— Ну, если где в разговоре она проговорится или лично тебе скажет, но это вряд ли, — чешет лохматую голову банник.

— Что же мне делать, неужели всю жизнь в рабстве у неё быть? — колючие слёзы стараются вырваться из глаз, но усилием воли сдерживаю себя, чтобы не расплакаться.

— Почему всю жизнь, — мягко говорит банник и мне сразу легчает на душе, но он безжалостно продолжает, — она может в любой момент тебя съест, если увидит, что ты плохо работаешь. Поэтому когда тебе невмоготу будет работать, лови чёрную курицу, души её, закапывай на пороге в баню и смело иди к нам, мы попробуем тебе помочь, — благодушно улыбнулся банник.

— С курицей не получится, — горько вздыхаю я.

— Почему не получится? — не понимает меня банник.

— Я не смогу её задушить.

— Кого, курицу? — весело смеётся обдериха.

— Да, — сознаюсь я. Мне стыдно, но переступить через себя не могу, лишать жизни кого либо, для меня невыполнимая задача. Как представлю, как буду гоняться за курицей, а затем душить, в дрожь бросает.

Банник кривит губы, раздувает щёки, чешет нечёсаную голову, затем порывисто встаёт, ходит по бане взад-вперёд, останавливается, задумчиво смотрит на меня.

— Добрый ты Кирюша, нельзя таким быть, пропадёшь. Хорошо, хотя бы чёрный хлеб с солью принеси. Это ты хоть, сможешь сделать? — хмыкает он.

— Конечно, — обрадовался я.

— Вот и ладушки, — вздыхает банник. — Ох, как я намучился с тобой! — вздыхает он.

— Спасибо, вы такие добрые, — искренне говорю я.

— Давно мы такое уважение в свой адрес не слышали, — улыбается обдериха и даже лицо преображается, словно лучик света по нему пробегает. — Вот, что тебе скажу, сынок, — хихикнула она, — можешь заходить просто так, без всяких подарков, ты их нам сейчас с лихвой дал, я даже себя молодой почувствовала. А насчёт волков я у неё сама спрошу, — неожиданно она гладит меня по голове. — Какой хороший мальчик. Вот, что я подумала, переберёмся мы в твою баню. Надеюсь, она у тебя есть? — она, не мигая, смотрит на меня.

— Недавно папа построил на даче, — хвалюсь я.

— Из дерева? — строго вопрошает банник, видимо ему понравилась идея жены.

— Из дерева, — киваю я.

— Вот тебе подарок, Кирюша, — банник протягивает мне странный медальон — миниатюрный веник из тоненьких прутиков, — опустишь в росу, встряхнешь, бодрость, и небывалая сила сразу вольются в тело.

— Спасибо, — вновь благодарю я, — а мне даже нечего вам дать. Вот, что, возьмите мою кольчугу!

— Нет, она из металла, всё тело сожжёт, — смеётся банник. — Не переживай, для нас лучшим подарком будет перебраться от этих топей в нормальное человеческое жильё. Каждую ночь ностальгия мучает, раньше мы у купца одного жили, да извела его Баба-Яга и к себе нас забрала. Ты ведь, приглашаешь нас? — хмурится он.

— Конечно, — не задумываясь, говорю я.

— Тогда по рукам, — он протягивает толстую, всю в шерсти ладонь.

С опаской жму её, и искорки пробегают по нашим пальцам.

— Всё, договор заключён, — с облегчением вздыхает банник. А я не знаю, хорошо это или плохо.

Банник и обдериха как-то незаметно исчезают, а я наконец-то привожу сметенные мысли в порядок. Оно конечно положение не аховое, но у меня появились если не друзья, то союзники. В какой-то мере замаячил шанс выбраться из владений страшной старухи.

В предбаннике одеваюсь в чистые одежды, перепоясываюсь волшебной верёвочкой и выхожу во двор в тот момент, когда Баба-Яга заканчивает загонять в загон ужасных гусей. В сарае звякает цепь, медведь тяжело вздохнул, переворачиваясь с боку на бок, из глубины топей донёсся хохот кикиморы, филин ухнул, щёлкнул клювом и повернул в мою сторону голову. Я под постоянным присмотром, вероятно, помимо филина есть и другие кто за мной приглядывают. Стайка летучих мышей нахально проносится у самого лица, и я почувствовал злобное внимание с их стороны.

Баба-Яга шумно нюхает воздух, чует меня, оборачивается через плечо, затем ковыляет ко мне, опираясь на растрёпанную метлу.

— Как тебе баня, Кирюша? — она смотрит на меня, улыбается, но глаза злющие, словно у бешеной собаки.

— Спасибо, бабушка, — кротко отвечаю я.

— Банник с обдерихой не обежали? — в её голосе столько яду, что я едва не отравился.

— Да так, — неопределённо говорю ей, — сильно друг другу не мешали.

— Что выспрашивали? — старуха цепко держит меня на прицеле своих холодных глаз.

— Ничего неопределённого, — осторожно говорю я, — за чёрную курицу и хлеб с солью благодарили.

— С ними надо быть вежливыми, если, что не по ним будет, с живого кожу стянут, в печь затолкнут. Нраву они дикого и необузданного, живут старыми традициями и не приемлют ничего нового. А сейчас, Кирюша, иди в дом, покушаешь, а завтра старушке поможешь, эти две бочки, — указывает она огромные бадьи литров на тысячу каждая, — наполнишь водой из колодца, а если до обеда управишься — наколи дровишки, но сначала тот столетний дуб спили, а затем его на дрова и пусти. Вот, впрочем, и вся работа, — разводит она руки, — успеешь к вечеру сделать, можешь уходить, неволить тебя больше не буду, — ехидно посмеивается она, жуя нижними зубами верхнюю губу.

С неудовольствием смотрю на вредную старуху, но словно спотыкаюсь об её людоедский взгляд и поспешно говорю:

— Буду стараться, бабушка, но невольно бросаю взгляд за ограду из человеческих костей, там моя свобода, вот только выбраться необходимо до того как она решит меня сожрать.

— Вот эти слова мне по душе, — хвалит она меня, — надо хорошо работать и хорошо кушать. С этими словами она тихонько подталкивает меня метлой к дому, но этого было достаточно, чтоб я влетел в дверь как снаряд, брошенный из пращи.

Чёрный кот, но не такой ухоженный, как у Антонины Фёдоровны, яростно зашипел и хотел вцепиться мне в лицо, но получает между глаз метлою. — Как гостей встречаешь, Василий! — грозно крикнула Баба-Яга и с милой улыбкой обращается ко мне, — разбойник, недавно рысь так искусал, едва живая убежала. У Василия когти железные, а зубы острые и колдовать умеет, правда чуть-чуть, — ухмыляется она.

Кот, вздыбив шерсть, метнулся боком под кровать и злобно рычит, словно тигр.

— Скоро успокоится и даже играть с тобой будет … в кошки-мышки, — злобно хихикнула старуха.

Баба-Яга усаживает меня за стол. На удивление всё вкусно и питательно, только боюсь спрашивать, из чего приготовлены блюда. Смутно догадываюсь, супчик с лапшой не из курицы. Нечто вроде лягушачьей лапки выудил из тарелки и, закрыв глаза, проглотил. Если сильно не придираться, вполне достойно, французы, ведь, едят, а ещё деликатесом считают. Запечённый в углях уж, несколько подкачал — жестковат, надо было его ещё слегка пропечь. Но чай на душистых травах, с пирогами и диким мёдом, выше всяких похвал. С удовлетворением отметил про себя — жить можно.