Андрей Стригин - Кирилл Обломов и его невероятные миры

— А вдруг ему месяцы требуются, чтобы взойти? — вздыхает Катя, девочка совсем расстраивается:

— Послушай, Кирилл, а если чуток поколдовать, вдруг орешек проснётся? — встрепенулась она, с надеждой глядя на меня.

— Попробую, — задумываюсь я. — А что колдовать?

— Надо чтобы колдовство было направлено непосредственно на семечко, — предлагает Хрюх, задумчиво потирая ладони.

Вздыхаю, присаживаюсь:

— А если так? — мне неприятно это делать, но я пускаю, маленький жгучий огонёк к бархатистому боку семечка и … словно происходит маленький взрыв, с шумом разлетается земля и наружу выскакивает сердитый стебелёк.

Грозно покачиваясь, он выбрасывает множество отростков, растут изумрудные листья, пробегает дрожь, набухает почка и распускается странный золотой цветок, из него вырывается хищный язычок пламени и зависает у моего лица.

— Тише ты, — отшатываюсь я, — мне просто хотелось, чтобы ты вырос!

Почти бегом срываюсь к роднику, зачёрпываю воды и осторожно поливаю, застывшее в недоумении растение. Корешки жадно потянули воду, и стебелёк успокаивается, язычок пламени, не обжигая, скользит по моему лицу, из центра золотого цветка вылетает разноцветная пыльца и рассыпается на земле, словно конфетти от хлопушки. С хлопками уходят под воду испуганные мавки, выныривает Водяной, с недоумением тараща круглыми глазами.

— У вас всё в порядке? — булькнул он.

Я махнул рукой:

— Всё нормально … знакомьтесь с новым вашим соседом. Теперь в вашем болоте будет жить этот цветок.

Водяной с неприязнью глянул на него, поджал толстые губы:

— Не нравится мне он, по мне лучше гнилых пней, нет ничего прекраснее.

— Это спорное мнение, — смеюсь я.

— А как гнилушки светятся в темноте! — закатив глаза, не унимается Водяной.

Растение словно слушает наши разговоры, листья вздрагивают, странный цветок наклоняется, наружу выходят бархатистые тычинки, будто запорошенные серебряным порошком. Внезапно стебелёк распрямляется, как удав перед нападением, цветок резко разворачивается, лепестки задрожали, и мы с удивлением наблюдаем, как у основания золотого цветка открываются два блестящих глаза, прикрытые пушистыми ресницами.

— Ого! — восклицает Катя, вглядываясь в глаза растению.

Но цветок на неё не смотрит, всё его внимание сосредоточено куда-то вдаль, вглубь топей.

— Он кого-то увидел, — шепчет Эмира напряжённым голосом.

— Или почувствовал, — добавляет Хрюх, пытаясь рассмотреть, что там делается, за поваленными деревьями.

— Сдаётся мне, дух Альмигоры пожаловал, — по телу пробегает холодок, и я ощущаю неприятную вялость в ногах.

— Мне приказано тебя убить, прости, ничего личного, — в мой мозг проникает тяжёлый голос и начинает плющить мои извилины, словно дорожный каток асфальт.

С криком хватаюсь за голову, но сквозь кровавый туман вижу, как встрепенулся стебелёк, с жадностью потянулся всеми листочками в сторону струящегося колдовства и моя голова очищается от дикой боли, а растение стремительно растёт и оформляется в крепкое деревцо. Распускаются множество золотых цветов, разноцветная пыльца осыпается, словно снег в штормовую погоду, открываются множество глаз.

— Интересный у тебя защитник, — звучит удивлённый голос, — но, в любом случае, вы все обречены, во всей Вселенной нет такой волшебной силы, которая заключена во мне.

Чудовищный удар сотрясает пространство, и оно изгибается, плавится как воск, время исчезает, пошлое, настоящее и будущее распадается в прах. В душе шевельнулись дремлющие скрытые силы, но интуитивно гашу их и не отвечаю на произведённую атаку.

Деревце словно взрывается, покрываясь бесчисленными листьями, и с жадностью глотает, всасывает, давится от переизбытка волшебной силы, вновь ест и … стремительно растёт, превращаясь в огромное дерево. Ствол покрывается бугристой корой, ветви ползут над болотом, пугая всевозможных болотных гадов.

Поединок обостряется, дух Альмигоры, не обладая душой, не может сдержать выплеск все волшебной силы и тратит с безумством обречённого, а дерево поднимается над болотом и крона нависает над чёрными тучами. Всё наэлектризовано до предела, кажется, горит воздух, бесчисленные молнии гвоздят болото, раскаты грома столь мощны, что трясётся земля, перепонки едва выдерживают грохот.

Всё заканчивается внезапно, вокруг нереальная тишина: жители болота зарылись в тину, лягушки потеряли сознание и валяются на кочках, пиявки забыли, что нужно сосать кровь и бестолково извиваются в грязной воде, а мы сидим на чём-то мягком и честно пытаемся прийти в себя.

Но вот шевельнулся Хрюх, качнулся, двинув плечом Эмиру, она застонала, вцепилась рукой в Катю, Катя дико глянула на меня, я бестолково моргнул, показался испуганный тираннозавр Гоша, пискнул, пробежался о Катиной ладошке и вновь шмыгнул обратно в свой домик.

Я огляделся, мы сидим на мягком, с детскую площадку, листе, дерево смотрит на нас добрыми глазами, и не мудрено, это из-за нас оно так вкусно поело. А рядом с нами колеблется опустошенный дух Альмигоры. Мгновенно понимаю, ещё миг и он растворится в воздухе. Выхватываю из-за пояса амфору, лихорадочно выдёргиваю затычку, душа Альмигоры поспешно вырывается наружу, волоча за собой душу Феофана Смелого.

— Молодец Кирилл, успел, — звучит её голос.

Болото забурлило, в сторону ползут гнилые кочки, а на поверхность выдвигается бревенчатая изба с многочисленными постройками, загонами для животных. Звякает цепь, из сарая выходит бородатый мужчина с бессмысленным взглядом, увидев нас, мычит нечто нечленораздельное. В тело стремительно влетает душа и Феофана Смелого, сбивает его с ног, но мужчина сразу вскакивает на ноги, во взгляде появляется осмысленное выражение и … небывалое удивление, вероятно, он ничего не помнит из того, то с ним произошло. А душа Альмигоры влетает в избу и, в следующую секунду дверь со скрипом отворяется, на порог выходит красивая женщина.

— Спасибо тебе, мальчик, — звучит грудной голос, наполненный благородством и силой.

— Где я? — Феофан Смелый подносит к глазам цепи, некоторое время с недоумением смотрит на них. — Жена, что это значит? — в его взоре вспыхивает гнев.

— Это значит, ты свободен, — со смешком говорит Альмигора и кидает ему ключ.

— Всё равно не могу понять, — неторопливо открывая замок и, сбрасывая оковы, морщит лицо мужчина. — А это что за дети? Почему без родителей? Озорничают? Всыпать им надо, чтобы не гуляли, где не следует!

— Простите, — я спускаюсь с листа на корявый корень, в душе бурлит обида, — это мы вас спасли!

— От кого, от этих пиявок? — хмыкает Феофан Смелый, отцепляя от себя нескольких штук, насосавшихся крови.