Екатерина Верхова - Интервью с ректором

Стояла подле и неуверенно переминалась с ноги на ногу.

Нет, плодить сплетни про чужую личную жизнь и копаться в нижнем белье — это не мой вариант. И не мой путь развития. Покрепче вцепившись в артефакт, я развернулась на каблуках от «Гимми Шу» и направилась к выходу. У меня достаточно информации для того, чтобы что-то предпринять, — получать новую для достоверности я не стану.

Найдём какую-нибудь другую сенсацию. Пусть даже времени до сдачи первого номера осталось феникс наплакал.

Что меня по-настоящему удивило, так это то, что мою идею со сменой цвета формы почти единогласно одобрил весь факультет искусств. Да, были споры. Да, нашлись несогласные — включая Фирса, кстати. Но победил коллективизм — те, кто выступал против, сдались под напором большинства.

Чудеса начались, когда мы пытались выбрать новый цвет. Я узнала для себя много нового. Пожалуй, слишком много.

— Нужен цвет шейки виверны! Просто, неброско, но при этом вкусно и сочно!

— Протестую! Его и так слишком много! Голосую за гуляфный.

Это, блин, вообще какой?

— Может, жонкилевый?

— Ты бы ещё фениксовы глаза предложила, — фыркнула одна из девушек. — Давайте цвет влюблённой жабы.

— А мне нравится массака, — раздался тихий голос с первых рядов.

Забираю свои мысли обратно. Гуляфный вызывает меньше вопросов, чем цвет влюблённой жабы. А что это за загадочная массака, я и думать боюсь.

— Предлагаю проголосовать, — громко произнесла я, но меня не услышали. Если бы не Нира, играющая в этой задумке роль голоса, на меня бы вообще внимания не обращали.

— Так! Ну-ка тихо! — Нира оглушительно свистнула — не думала, что она и так может! — и в огромной аудитории все смолкли.

— Массака — отличный цвет! — раздалось в полной тишине.

— Сейчас староста курса напишет своё предложение по цвету на бумаге и сдаст мне, — твёрдым голосом произнесла Нира. — После чего каждому из вас будет дан лист с этими вариантами на выбор. Иные варианты учитываться не будут. Это понятно?

Это оказалось вполне ясным, но не сразу. Под гвалт к нам на преподавательскую кафедру легло около сотни бумаг. В две руки мы с Нирой расформировали стопку и победителем стал… тёмно-красный с синим отливом — именно это тут называли массакой. Так пояснила Нира, уловив моё непонимание.

Очень надеюсь, что ни боевые маги, ни артефакторы истинного названия этого оттенка не узнают, иначе шуток не оберемся.

Следующим этапом перекрашивания факультета искусств стал поиск людей, которые хоть немного понимали в магии. Благо нашлась целая треть — в противном случае из аудитории меня бы выносили, никогда не накладывала столько чар зараз. И уже через полчаса мы все стали обладателями отличной тёмно-красной, ближе к бордо, формы!

Победу решили отметить всеобщим походом в столовую — магам стоило подкрепиться, а немаги пошли так, за компанию.

И, признаюсь честно, мы произвели фурор. Настоящий фурор.

Кульминацией всего этого действа стало:

— Студентка Браунс, вас вызывают в кабинет ректора, — по артефакту громкой речи.

— С тобой сходить? — привычно поинтересовалась Нира.

— Нет, справлюсь, — опять же традиционно ответила я.

Я кашу заварила, мне же и делиться рецептом. А к завтрашнему дню подготовить статью в номер. Меня проводили сочувствующими взглядами. На реакцию студентов остальных факультетов я смотреть не стала, чувствовала, что она мне не понравится.

Дорогу до кабинета ректора я знала назубок. Потому уже через несколько минут привычно стучалась в дверь.

— Входите, студентка Браунс, — раздалось усталое по ту сторону, и я повернула ручку.

Бумаг на столе образовалось ещё больше, чем во время моего прошлого посещения. Да и Д. В. Неррс выглядел куда более уставшим, чем днём ранее.

— Доброго вечера! — с вежливой улыбкой поздоровалась я.

— Браунс, признайтесь, я вам нравлюсь? — поднимая на меня взгляд, иронично поинтересовался ректор.

— Чего?! — я настолько опешила, что даже забыла сохранить холодный здравый рассудок.

— Ну, иначе я не понимаю, почему вы в который раз пытаетесь привлечь моё внимание.

— Простите, что отнимаю ваше время, — все же взяла я себя в руки. — Но в данном случае именно вы вызвали меня в кабинет.

— Не расскажете, что произошло с формой студентов с факультета искусств?

— А можно поинтересоваться, как эта информация дошла до вас так стремительно? — с интересом спросила я. — Ещё и каким-то невероятным образом вы выяснили, что я к этому причастна.

— Браунс — коротко сказал ректор, и я смиренно опустила взгляд:

— В уставе академии нет никаких запретов по поводу смены цвета формы.

— Зато есть требование о соответствии. Едином цвете, если вам угодно.

— Мы его соблюли, — спокойно ответила я. — Это всё та же форма, выданная администрацией. И в ней абсолютно все студенты нашего факультета.

— Хотите сказать, что сейчас я не найду ни одного человека с факультета искусств, у которого сохранилась форма старого образца?

Никого! Мы проверили по всем спискам.

Вот только вслух я отвечать не стала, лишь улыбнулась.

Ректор просверлил меня взглядом, явно о чём-то размышляя.

— Вы молодец, студентка Браунс, хвалю, — внезапно выдал он.

Хотелось вновь выдать очередную «чегошку», но я сдержалась.

— Организовать сто семнадцать студентов за такое короткое время при условии, что вас в ВАКе не то чтобы жалуют.

— Сто пятнадцать, — рефлекторно поправила я и прикусила язык.

Вот зачем я вечно умничаю?! Судя по взгляду, брошенному на меня ректором, он тоже всерьёз задумался над этим вопросом.

— Никак не могут обновить списки. А вместе с тем три студента были отчислены после прошлой сессии, а взамен принята я. Сто семнадцать минус три и плюс один… — пролепетала я, пытаясь хоть как-то оправдаться. Сделала только хуже.

Взгляд ректора стал ещё более красноречивым. И изменился в единый момент: его лицо разгладилось, в глазах появился интерес и отголоски какой-то идеи, которая, скорее всего, мне не понравится.

— Хотите сказать, Браунс, что у вас настолько феноменальная память?

— Ну, тут не в памяти дело, — позволила я себе удивление. — Просто списки были со мной всего два часа назад, а про отчисленных я узнала от сокурсников. Виндзор, Шлейк и Фрау.

Ректор иронично изогнул бровь.

— Да, у меня хорошая память, — всё же произнесла я. — И я умею работать с числами. Это у меня от…

Я осеклась. Если бы у отца и правда была феноменальная память и какие-то особенные способности, вряд ли бы его так глупо подставили. И вряд ли его подпись с магическим росчерком появилась бы на тех документах, о которых он даже не помнит! По его словам.

— …От отца, — закончил за меня ректор. — Студентка Браунс, у меня к вам предложение.