Святослав Логинов - Горное селение [СИ]

— Ты-то откуда всё это знаешь? — не выдержал Арчен.

— Видишь ли, я умею слушать. Меня считают тупоумным, потому что я редко высказываюсь по незначащим вопросам, но я слышу, о чём говорят, а возможно, и думают, не только наши сельчане, но и люди живущие внизу. Я многого не понимаю и, действительно, очень медленно соображаю. Трудно понимать то, чего никогда не видел. Я не обижаюсь, когда меня дразнят тупоголовым, ведь это правда. Посмотрел бы я, как размышляли бы обидчики, если бы они слышали вполовину, сколько слышу я. Я всё время размышляю над услышанным и кое-что начинаю понимать. Я знаю, что по-мужски, а что не по человечески. Я понял, что внизу плохо и несчастливо живут люди, а тут людей нет. В селении собрались волшебники, а волшебнику никто не нужен. Еду, плохо ли, хорошо, он наколдует себе сам. Одежду получит в меру своего искусства, но тоже без чужой помощи. Если волшебник достаточно могуч, он может создать любую роскошь или налепить из грязи денег и купить что заблагорассудится в магической лавке. А ты знаешь, сколько сил тратят ткачихи, чтобы создать отрез пёрл-шифона?

— Его тоже делают руками?

— Всё, что изготавливают люди, они создают руками, тяжким трудом. А волшебнику всё даётся легко.

— Не всё и не так уж легко.

— Но легче, чем простым людям. Вспомни, как небрежно и без труда ты изучил кузнечное дело, на которое человек тратит всю жизнь. Из-за этой лёгкости мы перестали быть людьми. Нам ничего не надо, кроме разве что бревна. Погляди, ограда вокруг селения, там прорех больше, чем кольев. Скоро брюхогрызы начнут по ночам по селу ползать, но каждый надеется, что забор кто-то другой починит, ведь его не магией, а ручонками поправлять надо. Вот пусть другой работает, а я дома отсижусь, у меня стены крепкие. Это значит, что ничего дороже бревна в его жизни нет. Ты покусился на самое дорогое и ещё что-то хочешь.

— Что же, для них собственная шкура дешевле бревна?

— Знаешь, что наши селяне по этому поводу говорят? Мол, Арчен внизу был, всё знает, всему научился, он нас спасёт.

— Я пытался их спасать. Сам видишь, что вышло.

— Ты не пытался, а хотел, чтобы они сами себя спасали, а волшебники к такому не приучены. Лично себя можно и поспасать малость, а о родном селении пусть кто другой позаботится.

— Так ведь пропадут чохом.

— Они и так пропадут, вернее, мы все пропадём. Ты не обращал внимания, сколько в селении бездетных пар? Это же волшебники, захотят, будут у них дети, не захотят — не будут. А такие пары, чтобы у них двое детей было, на одной руке пальцев хватит пересчитать.

— Я о таком не думал, — растерянно произнёс Арчен. — Но ведь тогда селение скоро обезлюдит.

— Оно бы уже давно обезлюдело, но снизу ещё беженцы подходят, вроде как вы с мамой.

— Так что же делать? Я боюсь: месяц пройдёт, много — два, барониссимус снова пошлёт войска и на этот раз его будет не остановить.

— Что делать? Спасать, но не абы кого, а свою семью: мать, сестру, невесту. А остальные пускай пропадают, их не жалко. Спасти можно только тех, кто хочет спастись.

— Но это не по человечески!

— Вот именно. Были бы они люди, было бы ради кого стараться. А я уже месяц слушаю, о чём их заветные желания. Ничего, кроме презрения их мечты не вызывают.

Кудря вдруг сменил тему и сказал со смешком:

— Отец собрался меня сегодня проклинать.

— Как это? За что?

— За воду. Подумай, сколько воды вчера бесплатно раздали? Я так надеялся, что наши земляки, получив у всех на глазах, пусть небольшую, но награду, постесняются громить заплот, который сами же соорудили. Как же, постеснялись они! Ну, ты видел. Потому и говорю: не люди это, а всего лишь волшебники. Они даже о себе думать не умеют, только о своих сиюминутных удобствах. В их жизни ничего дороже бревна нет.

— А ты как же?

— И я вместе со всеми проклят. Папаня, как увидел, какой разгром сельчане учинили, так взбеленился и хотел меня формально проклинать. И знаешь, как я его отговорил? Сказал: «Воля ваша, проклинайте, но ведь вы уже не молоды, и маменька больна, долго не протянет. Кто же будет за вами на старости лет ухаживать?» Он таких слов, такого обращения не слыхивал, это я внизу при дворе барониссимуса подслушал. Он в ответ буркнул: «Ты же и будешь». «Нет, — говорю, — я буду в расслабе лежать, пускать слюни, вроде как Поршев Никол, и даже хуже. Никола хотя бы никто не проклинал. Придётся вам самому заботиться и о себе, и обо мне заодно». В общем, отступился папенька, хотя к роднику мне теперь не подойти, и флягу отец отнял, так что воды Луре я принести не смогу.

— Ничего, — сказал Арчен и поднялся с земли. Мы с Крин этим вечером пойдём вниз. Там неподалёку от усадьбы родник есть. Я такого не видал никогда. Вода чистая, вкусная и охраны никакой. Принесём четыре ведра воды, а случится погоня, так я отобьюсь. Големов-то в усадьбе больше нет.

— Я пойду вместе с вами, — как о чём-то решённом сказал Кудря. — Не дело девушке таскать воду вёдрами, а вдвоём нам будет легче отбиться от погони.

— Хорошо, — согласился Арчен. — Только ты знаешь, этот поход задумала Крин. Когда она была в рабстве, там, внизу, то таскала воду из этого самого родника в усадьбу двумя огромными вёдрами. Её заставляли по пятьдесят вёдер в день приносить, и ничего, справлялась. Так что свои вёдра она тебе не отдаст.

— Где же я другие возьму? Дома лучше и руку не протягивать. У вас ведь больше нет?

— У Пуханы спроси, она даст. Она тоже из нижних. Травницей была, людей лечила. А потом прослыла ведьмой, и должны были её на костёр отправить, а она сюда утекла. Но и здесь она лекарит и посуды всякой у неё полно. Изругать она изругает, но вёдра даст.

— Выходим когда?

— На закате. Точней надо у Крин спрашивать. Вон, кстати, они идут.

Мурава, Крин и Лура показались в просвете меж домов. Они тащили огромные охапки трын-травы, которая уже отцветала, но зато и вымахала едва не в рост человека.

— Зачем это им?

— Колдовать собираются. Женщинам для этого надо что-нибудь в руке держать.

— Но не целый же стог.

— Поди, да спроси.

— Спрашивать не пришлось. Лура, увидав парней, подбежала к Кудре, благо что он всё ещё сидел на корточках, и что-то зашептала ему в ухо.

— Да ну? — сказал Кудря.

— Честно-честно!

— Арчену рассказать можно?

— Ни за что! Это от него секрет.

— Вот так, — сказал Арчен. — Уже от меня секреты завелись. Пойду тогда к Пухане вёдра просить.

— А для чего? — заинтересовалась Лура.

— Вот это, — мстительно сказал Арчен, — будет от тебя секрет.

— Хватит вам секретничать, — сказала Мурава, подходя. — Мы с девочками хотим столбик наколдовать. А то ведь долго дом на честном слове не продержится.

В этот день семья обходилась без обеда, да и вместо ужина сухомятничали, зато новый столбик получился на загляденье: ровный, светлый, из негноимой и негорючей древесины. Дом теперь стоял на честном слове и на одном столбе. Но в эту ночь в доме спали только Мурава с Лурой, а Крин и Арчен, взявши шесть пустых вёдер, направились за водой. Возле откоса их ожидал Кудря. Теперь по два ведра было у каждого. Водоноши осторожно спустились с откоса и отправились по бесконечно длинному тягуну.