Святослав Логинов - Горное селение [СИ]

Теперь никакие сороконожки, уховёртки и пиявицы не могли заселить сырые берега, а яд из криницы не проникал в лес.

— Родник галечки и песок на дне помоет, — проговорила Мурава, — а берега пообсушит. Мокреть не от воды образуется, а от гнили. Яд вымоется и утечёт, но к тому времени ручеёк сам себя защитит. Через годик воду отсюда пить можно будет.

— Мне бы сейчас помыться. Вспотел, словно каменье весь день ворочал.

— Придётся потерпеть. Дома вода есть, там помоешься.

— Дома мутная, — а тут — вон какая красивая. Лучше покупной.

— Ага. Среди грибов самый красивый — мухомор. Но попробуй его съесть.

Что скрыто в лесу, то у чёрта на куличиках спрятано. Если не знаешь, что ищешь, то ни за что не найдёшь. Но всё же, Арчену было неспокойно: как поживает освобождённый родник? А возможно, сверхчувственное знание подсказало: пойти и проверить.

До родника было ещё довольно далеко, когда до Арчена донёсся подозрительный шум. Вроде бы звуки ударов, треск и, кажется, невнятное пыхтение.

Арчен припустил бегом и увидел, что вся его работа пошла прахом. Колья, которые он старательно вгонял в землю, были выдерганы и по большей части переломлены. Виновник раздрая — Никол, склонился над криницей и полоскал руки в обманчиво чистой воде.

Мальчишеская ссора или стычка начинаются с долгих слов и взаимных оскорблений. Но бывают случаи, когда весь ритуал отправляется василиску под хвост, и, вместо ругани, следует сразу бить.

Арчен схватил одну из уцелевших палок и со всей мочи саданул Никола по откляченной заднице. Никол разразился дурным басом. Очевидно, рубцы, оставленные отцовской плёткой, ещё не вполне зажили, и удар пришёлся по больному. Никол и вовсе бы кувырнулся в ядовитую купель, но Арчен ухватил его за шиворот и ещё раз отоварил палкой по распухшим ягодицам. Никол, как сын лавочника, должен был бы знать, что значит слово «отоварить». Но сейчас он забыл даже такой торговый термин, как «дать сдачи» и не мог наколдовать простейшего защитного заклинания. Ему оставалось непотребно голосить и сучить ножонками. Хорошо хоть никто из банды не видал позора своего предводителя.

Наконец, Никол сумел вырваться. То ли нервалимая курточка почувствовала, что сейчас порвётся, и выскользнула из рук Арчена, то ли сам Арчен устал держать наказуемого и, саданув последний раз по многострадальным ягодицам, отпустил Никола. Тот, забыв про боль в филейных частях, отбежал подальше и лишь там закричал:

— Всё расскажу! Всё!

— Что ты расскажешь, дурень? За такие дела тебя отец ещё круче взгреет!..

Никол не отвечал, лишь бежал раскорякой, придерживая рукой битую часть.

Враг был наказан, но родник от того чище не стал. Отдышавшись, Арчен потащился к матери рассказывать о приключившемся несчастье.

— Всё равно починю, — закончил он свой рассказ.

— Как? Граница сломана, яд в любую сторону на сто шагов расплылся. Ждать, пока там всё очистится, ты раньше состаришься.

— Что же делать?

— Пока не знаю. Но придумаю.

«Всё расскажу!» — убегая, кричал Никол, но кому и как нести донос? Отцу? — так он для начала спустит шкуру с задницы, на которой и без того рубцы останутся на всю жизнь. Кому-то из взрослых? — но и в этом случае отец узнает, откуда идёт ябеда, и примется учить: «А не ходи в лес, не шастай, где не положено!» Действовать в этом случае следовало аккуратно, не донос нести, а пускать сплетню, мол, не я прознал о лесных работах, а кто-то другой. Сплетню запускать надо через девчонок, те порасскажут матерям, а там уже история пойдёт гулять по всему селению. Кто первый сказал — неведомо, но каждый знает, что Мурава с сыном копают что-то в лесу за селением, да не колдовством, а лопатой, а может, и девчонка при них старается. А кто не верит, может дойти до Трофейной свалки и поглядеть — там всё железо перерыто и разбросано.

Однако к вящему огорчению сплетника месть такого рода ползёт неспешно, словно, сань ядовитая. Хотя и ужалит больно.

А пока семья в убогом шалаше жила, не чуя над собой никакого лиха.

Прохладным августовским утром по селению пронеслась весть: «Война».

Никого война не взволновала, случалось такое через два года на третий. Владыка Запада барониссимус Вальдхальм не мог смириться, что совсем рядом с его владениями располагается не могучая держава, а всего-навсего селение, где и войска никакого нет, и острог не выстроен. Казалось, пришёл, забрал под свою руку и забыл, какая у них вольница была. А вот не получалось повоевать селеньице, и всё тут. Сельские обыватели жили, не думая даже о вольностях, так, словно никакого барониссимуса Вальдхальма на свете нет.

Разумеется, стерпеть такое было нельзя, и барониссимус не оставлял попыток захватить непокорное селение, а ещё лучше — стереть его с лица земли.

К несчастью, селение, которое даже названия не имело, защищали колдовские адские силы. Посланные войска бывали разбиты, не успев вступить в бой.

Чтобы победить чернокнижников, Вальдхальм ставил во главе войска архиепископов, те торжественно объявляли крестовые походы, приезжие рыцари разоряли страну, а потом возвращались разбитые жителями ничтожного селения, но куда чаще не возвращались вовсе.

Памятуя, что клин лучше всего выбивать клином, барониссимус приглашал магов восточных земель, обещая им богатства своей сокровищницы. Чародеи в златошивных одеждах с резными посохами в руках, являлись, сулили несомненный успех, а потом бежали от дьявольского селения, а чаще катились кувырком, теряя амулеты и рассыпая волшебные снадобья.

Опозорившихся магов, Вальдхальм, не терпевший колдовскую братию, вешал на площади перед дворцом, а потом вновь принимался искать способы сокрушить непокорных.

Трудно сказать, что измыслил он на этот раз, возможно, просто решил заглушить рёвом труб вражеские заклинания. Во всяком случае, трубачей в войске барониссимуса на этот раз было очень много. Селяне вышли на битву как обычно: по одному мужчине с каждого дома. Оружия в руках не было, лишь несколько старцев взяли палки в помощь немощным ногам. Арчен шёл вместе с мужчинами. Конечно, он ещё не был взрослым, но кто ещё может идти от их дома?

Только выйдя из селения, Арчен понял, что живёт довольно высоко в горах. Сначала шёл крутой склон, затем далеко вниз уходил пологий, усыпанный камнями спуск — тягун, и там неторопливо выстраивалось в боевые порядки войско барониссимуса.

— Битому неймётся. Только от дела отвлекают, — произнёс Барук, мужик толстый и ленивый. От какого дела отвлекла его война, сказать было трудно. Обычно Барук сидел на завалинке возле своего дома и благодушно взирал на небеса.

— Пущай идут, — не согласился Зора — беднейший поселянин, отец всеобщего прислужника Хотича. — От войны у нас сила прибывает.