Ростислав Корсуньский - Узник [publisher: 1С-Паблишинг]

Удар гонга возвестил о начале турнира. Но на центральную площадку вышел жрец, чем изрядно меня удивил. Мне, почему-то казалось, что они только варят зелья и делают мази, но в этом не участвуют.

– Сегодня начинается турнир, посвященный нашему Богу Су́пайче!

Сказал вроде бы негромко – по крайней мере, я не видел, чтобы он кричал. По шевелению губ вообще можно предположить, что он говорил шепотом, но я совершенно отчетливо слышал его слова. Магия. У меня возникло сильнейшее желание поскорее пройти инициацию и начать учебу. А для этого необходимо скорее освободиться, вернуться в Россию и хоть немного заработать, хотя бы на первый год обучения. Думаю, что хозяйка постоялого двора возьмет меня на работу – я же не по своей воле не пришел. Хотя добираться туда буду долго, так что вряд ли это возможно, и придется мне обустраиваться на новом месте.

Стадион взорвался криками, чем отвлек меня от мечтаний. Я осмотрелся, лишь слегка поворачивая голову. Народ неистовствовал, даже Хáчнок поддался этому безумию, и чтобы не выделяться и не привлекать внимания, я тоже немного покричал и помахал руками. А то уже поймал на себе пару удивленно-недовольных взглядов. Снова заговорил жрец.

– Пусть победит сильнейший, а проигравший уйдет к нашему Богу. На таком турнире все бои будут вестись до смерти.

«Хорошо, что Айвинэль осталась дома», – подумал я. Она и так себя ужасно чувствовала, а тут такое. Может быть, предчувствует что-то? Но подумать над этим мне не дали: как и после первой фразы, зрители выдержали некоторую паузу, словно молились, и вновь взорвались криками. Я и в этот раз помахал руками. Наконец-то толпа успокоилась, а на площадки вышли первые гладиаторы. Назвали их имена, и моего будущего противника не было, а смотреть поединки, где обязательно надо убить человека на потеху зрителям, мне не хотелось. Поэтому я, отключившись, занимался гимнастикой для развития магических каналов.

Вдруг я почувствовал нечто очень неприятное, но смутно знакомое, идущее откуда-то со стороны арены. На центральной площадке как раз определился победитель, проткнувший своего противника мечом в районе сердца. И именно оттуда приходило что-то отталкивающее. И тут я вспомнил, что такое же чувство я испытывал рядом с зиккуратом. И мне сразу расхотелось выступать на этих площадках. А ведь в прошлом году ничего подобного я не испытывал. «Наверняка, это жрецы что-то сделали, – решил я. – Не зря же он тут говорил». После следующих смертей отталкивающее чувство немного усилилось. Я снова ушел в себя, стараясь отгородиться от всего – совсем чуть-чуть, но помогло. И только когда объявили Кнанга, я отвлекся от своего занятия.

Он вышел с глефой. Противником его оказался светлокожий, но загорелый парень с бердышом. Сам же прошлогодний победитель стал немного крупнее, а это важно в моей атаке, которую я придумал специально для этого боя.

Начался бой, и Кнанг совершенно не выглядел фаворитом – это был бой равных соперников. Двусторонняя глефа, несмотря на два лезвия, не могла пробиться сквозь защиту секиры. Владелец бердыша отлично пользовался длинной рукоятью, не подпуская противника к себе. Вот он сумел поймать глефу между древком и лезвием, попытавшись выдернуть ее из рук. Но Кнанг, упав на землю, сумел удержать свое оружие в руках и освободить от захвата, и они снова продолжили поединок. Он заработал глефой так, словно мчался на пироге, держа в руках весло, но его противник легко сохранял расстояние, даже умудрился ранить его в плечо. Они еще какое-то время фехтовали, пока не начали уставать. И вот тут сказался тот факт, что бердыш тяжелее глефы или на его работу тратится больше сил. Поначалу я даже не понял, почему сменился рисунок боя, но вскоре сообразил.

– Вот и все, – тихо сказал Хáчнок. – Не хватило сил.

Он подтвердил то, что я понял сам. Кнанг чуть прыгнул к противнику, упав на колени, а его оружие проскользило по древку, ранив руку его противника. Он несколько раз и ранее пытался проделать этот финт, но у него не получалось, поскольку его визави легко уходил в сторону, сводя на нет такой удар и атакуя в ответ. Но сейчас падение скорости сказалось, и прием прошел.

В конце боя Кнанг чуть ли не искромсал своего противника под рев толпы. «Один сумасшедший дает представление для других умалишенных», – подумал я. Все, что мне нужно было, я узнал и теперь хотел покинуть это место. Удивительно, но Хáчнок не только не стал меня задерживать, но и сам покинул арену. Когда вернулись, стала понятна причина: он устроил нам с Айвинэль тренировку, особенно мне. После мытья я рассказал ей про свои впечатления от первого дня турнира.

– Я же говорила тебе, что их жрецы получают свою силу от жертвоприношений, – ответила она на мое описание чувства отторжения. – Наверное, и здесь придумали что-то вроде жертвенника, который находится в их пирамиде.

Больше меня Хáчнок не брал на турнир, хотя сам посещал его в дни, когда бился мой будущий противник. Сам учитель нисколько не сомневался в его победе, и я склонен был с ним согласиться, так как и сам считал его победителем. После каждого его боя он показывал мне его приемы и уловки, объясняя их суть и то, как легче от них уйти или блокировать. Кстати, Кнанг всего один раз из шести боев использовал топор, а все остальные разы пользовался глефой. Учитель сказал, что тот окончательно перешел на это оружие, добавив, что для меня это очень хорошо, так как большинство наших тренировок проводилось как раз с использованием ее.

Все это время Айвинэль даже не заикалась о своих страхах, хотя я чувствовал, как ей тяжело. Но она не подавала вида, словно те улетучились. Я спрашивал ее об этом, получая ответ: «Все хорошо», но все равно прижимал к себе, стараясь успокоить и передать ей уверенность, что все будет в порядке.

Настал день финального поединка. Когда за мной пришел учитель, я успел заметить в глазах моей подружки тревогу, поэтому, обняв ее, наклонился к уху и прошептал:

– Все будет в порядке. Веришь мне?

Она подтвердила едва заметным наклоном головы. Сегодня я должен находиться в ложе Анхéна, просто стоя в углу. И только после вызова меня переведут в специальное помещение для гладиаторов. Зайдя туда, я тут же почувствовал знакомый взгляд, но даже не посмотрел в ту сторону. Весь поединок я простоял с закрытыми глазами, работая со своим телом. Поначалу даже не понял, что было не так, пока не сообразил, что пропало неприятное чувство, словно жрецы взяли и забрали то, что вызывало во мне неприязнь. Поэтому весь бой я чувствовал себя отлично, и весь бой я ощущал на себе взгляд дочери Анхéна, которая, как и на прошлогоднем турнире, вообще не наблюдала за схваткой. Окончание схватки я просто почувствовал.