Юлия Ефимова - Игра на эшафоте

Самайя оглядела толпу. Недовольные имелись — их быстро выпроваживали из толпы какие-то люди. Служители церкви, поглядывая на короля, кусали губы и перешёптывались между собой. Из членов Королевского Совета присутствовали Энгус Краск, Уолтер Фроммель и Оскар Мирн. Последний явно волновался, ёрзая на скамье под балконом.

Прикончив Рагмира, Дим совершил головокружительный трюк и метнул кинжал через половину Дворцовой площади в столб, где выставляли головы казнённых. Кинжал вонзился точно куда надо — в рисунок Килмаха, изображавший Святого Рагмира. Публика захлопала и завопила, Дэймон-Дим отправился докладывать Ярвису-Сильвестру, что задание выполнено. Ярвис кинул Дэймону мешок с монетами:

— Это тебе за работу.

— Но тут слиськом мало! — нагло заявил Дэймон. — Нада побольсе давать! Гони десять унсия серебра!

— За одного? Вот прикончишь Свирега, получишь больше!

— Моя отряда зрать сисяс хотет, — под смех публики потребовал Дим. — Гони деньгу, а то тебя приконсю!

— Эй, стража, — завопил Ярвис, пятясь от наёмника.

Испуг Сильвестр изобразил так искренне, что в ответ многие заорали:

— Трус! Скряга!

Дим прыгнул на стенку, изображавшую покои Ярвиса, пробежался по ней вверх и, оттолкнувшись, пролетел прямо над примчавшимися стражниками, после чего приземлился на краю помоста. Зрители довольно загудели, подбадривая Дима, который быстро убежал за сцену. Ярвис, покачав головой, проклял нравы дикарей и начал перечислять, каким он будет хорошим королём, когда избавится от последнего брата. Монолог был отличным, но публика почти не слушала, швыряя в актёра яблоки и подобранный под ногами навоз. Когда Ярвис скрылся с подмостков, из-за занавеса выглянул Дим-Дэймон со свитком и пером в руках. Он сделал вид, будто что-то записывает, потом заговорил на незнакомом языке, словно читая написанное. Самайя впервые услышала, как звучит непривычный для слуха родной язык Дима.

Читал он недолго, потом отдал свиток Сильвестру, который уже без костюма Ярвиса вышел на сцену. Обратившись к толпе, Сильвестр помахал свитком и прокричал:

— Если хотите узнать эту историю подробнее, читайте мой перевод самолично написанного рассказа Дэймона. Я разыскал его в библиотеке университета Шагурии, больше он нигде не сохранился! Сегодня его раздают в типографии Дорина Килмаха совершенно бесплатно! Господин Килмах, как всегда, добавил прекрасные иллюстрации к тексту Дэймона. Спешите! — Сильвестр поклонился, послушал аплодисменты публики, кинул взгляд на Айвариха и объявил, что представление окончено.

Самайя тоже посмотрела на Айвариха. Он сидел с горящими глазами, едва улыбаясь, не глядя на Мирна, который внизу пытался привлечь к себе внимание.

Послышался шум, грохот, на площади показались повозки. Отряд Крисфена вернулся. Те, кто ещё не успел покинуть площадь, с любопытством взирали на принца и с завистью — на богатый улов.

Крисфен пришпорил лошадь и прямо сквозь толпу направился к лестнице. Он вошёл во дворец и вскоре оказался на балконе. Катрейна напряглась. Король нетерпеливо привстал, сын что-то зашептал ему на ухо. Самайя уловила только «хватил удар» и «привёз то, что ты просил».

Айварих нахмурился, слушая сына, после чего встал и громко объявил:

— То, что вы видите, — крохотная часть богатств Залесского монастыря. Мой сын вскоре мне доложит, откуда столько добра у бедных монахов. К сожалению, у настоятеля Родрика Ривенхеда мы это узнать не сможем, ибо от страха перед нашими вопросами он по пути сюда скончался. Как добрый эктарианин я желаю ему покоиться с миром, как король заявляю: воровать у казны и у народа я больше не позволю! А теперь продолжайте веселиться!

Король щедрым жестом бросил в толпу горсть монет. Несколько человек тут же вышли и начали делать то же самое. Народ был доволен, толкаясь в давке и ползая в пыли в поисках серебряных кружков.

Алексарх дочитал пьесу и с отвращением швырнул её на пол. Её присутствие казалось принцу кощунством здесь, в богатейшей библиотеке рукописей и манускриптов, собранных доминиархом со всех концов эктарианского мира. Алекс немало часов провёл среди полок с редчайшими текстами и альбомами, листая огромные фолианты в тиснёных кожаных переплётах или хрупкие свитки на латейском языке.

Теодор Ривенхед наклонился, поднял пьесу и брезгливо положил на пустой стол. Его холёная рука, унизанная тремя золотыми перстнями, сжалась в кулак — доминиарх тут же спрятал его под складку облачения.

Алекс не смотрел спектакль, однако слухи о нём распространялись с такой быстротой, что пришлось прочесть пьесу. Алекса тошнило от того, как она описывает Рагмира, который являлся для него примером мужества и преданности. Принц мечтал о том, чтобы походить на него, а отец позволил какому-то… Ругательство вертелось на языке, но Алекс не станет уподобляться грубиянам, окружавшим его отца и брата. Увы, толпе на улицах было всё равно, пьеса ходила по рукам не только в Нортхеде.

— К моему глубокому сожалению, нельзя решить проблему, отбрасывая её в сторону, — заговорил доминиарх. — А перед нами образовалась чрезвычайно серьёзная проблема, Ваше Высочество.

— Это всего лишь пьеса. Её скоро забудут.

— Если нет заинтересованных в обратном, — заметил Теодор.

— Я стараюсь принять меры…

— Запреты не образумят сомневающихся — лишь убедят в том, что вы скрываете истину, Ваше Высочество.

— Все мы с детства знаем истину — у нас есть жития святых, иконы…

— Неужели вы не видите, что ваш отец настроен низвести их влияние на умы людские? Мне тяжко даются эти слова, но король готовит раскол, губительный для страны.

— Раскол? — Алекс вздрогнул от твёрдой уверенности в словах Ривенхеда. — Вы серьёзно?

— Вы ведь, безусловно, понимаете суть происходящего? Сначала отвратительные рисунки Килмаха и пьески, потом разорение монастыря, сожжение его бесценной библиотеки. Далее последовала смерть настоятеля Родрика Ривенхеда, объявленного вором! Алексарх, вы ведь были с ним знакомы?

— Да, он давал мне советы, которые я не забуду. Я оплакиваю его вместе с вами.

— Вскоре всем нам придётся оплакивать многих, — отрезал Теодор, вытирая платком потную шею под короткими волосиками, выглядывавшими из-под красной шапочки. — В начале лета закрылся один монастырь, а сейчас, полгода спустя, давление на церковь неустанно нарастает.

— Значит, сведения верны? Сколько монастырей закрыто?

— Пять. Ещё в четырёх работают эти так называемые комиссии по выявлению злоупотреблений! Тьфу, — доминиарх с досадой сплюнул. — Само это слово звучит как богохульство по отношению к святой церкви! Всё то, что монашеская братия собирала веками, отобрано в казну либо порушено, земли Уолтер Фроммель приписал в собственность короля! Я не раз твердил, что под его чёрной мантией сокрыто чёрное сердце еретика — никто мне не внял!