Элис Хоффман - Уроки магии [litres]

Они прошли до самой окраины города вдоль полей и густого леса. Срубили много деревьев, и все больше пространства расчистили под кукурузу и другие посевы, но лесные чащобы все еще были труднопроходимы. Казалось, Салем был обречен расти, пока не упрется в лес и не заявит свои права на всю эту землю, но сейчас город все еще оставался загадочным и опасным местом. На деревьях сидели большие серые совы, в воздухе роились комары. Поблизости от города росли ядовитые растения: паслен каролинский, арония и ядовитые дикие вишни, содержащие цианид. В лесу было темно от густой зелени и сыро. Черные сердца росли в кружевных листьях папоротника, в тени пробивались грибы, а черные незабудки увядали, попадая на солнце. Пока они шли, Джон объяснял, что его отец – суровый, властный человек и здесь, в Салеме, закон и судьи считают рождение ребенка вне брака преступлением. Он мог оказаться в тюрьме: этот мир отличался от Кюрасао, нарушать его порядки было нельзя. Внебрачный ребенок навсегда останется изгоем. Джон объяснил Марии, что здесь люди ищут чудовищ, а не чудеса.

– И что тогда делать? – спросила Мария. Ее настроение резко ухудшилось. В незнакомом пейзаже этот человек тоже казался чужим. И все же Мария верила, что теперь, когда они с Фэйт приехали, Хаторн вновь станет тем человеком, которого она знала. Где-то внутри его прятался влюбленный мужчина. – Наша дочь существует, – сказала она. – В чем мы виноваты, если у нас не было времени стать мужем и женой по закону?

Столкновение Фэйт с пчелой исчерпало ее силы, и она заснула на материнском плече. На разгоряченном лице остались полоски от слез. Мария поглаживала спину ребенка.

– Пусть они осуждают нас, – сказал Хаторн, – нам не в чем себя винить.

Джон смотрел на нее так, как когда-то на острове, и Мария почувствовала облегчение, вновь видя человека, которого знала. Она шла рядом с Хаторном, который был так высок, что отбрасывал тень впереди себя. Он взял ее за руку, и она ощутила его тепло. Они шли мимо вязов и диких вишен, усеянных ягодами с ядовитыми семенами. Хаторн знал, что в лесу есть заброшенная хижина. Осенью в ней жили охотники, но остальное время она пустовала. Мария с дочкой могли там укрыться, пока Джон не уладит свои семейные дела. Хаторн сказал, что они сейчас далеко от города. «Надо прятаться, – думала Мария. – Мы недостаточно хороши для людского общества».

Когда они пришли, Мария заглянула внутрь хижины. Пол устилали листья, печка оказалась забита золой, глиняные горшки разбиты. Немытая посуда валялась на маленьком деревянном столе. В углу – соломенные тюфяки и изношенные шерстяные одеяла. Оказавшись внутри, Мария отыскала ложку, чтобы изгнать злых духов за дверь, как проделывала это ее мать, чтобы отвадить несчастье. Но ложка была оловянной, а не серебряной и не чернела от ее прикосновения, а когда Мария попыталась забросить ложку подальше, та упала у ее ног, звякнув о красные башмаки. На деревьях сидело не меньше десятка ворон, но Кадин среди них не было. Она теперь появлялась редко, давая этим понять, что разобижена, что случалось всякий раз, когда ее хозяйка была с Джоном.

Ребенка она завернула в одеяло с именем Мария в углу и именем Фэйт, вышитым ниже синей ниткой, которую дала ей Ребекка. Синее – для защиты и памяти. Хаторн с ожесточением обнял Марию и, наверно, овладел бы ею прямо здесь, если бы она его не остановила. Она ощущала его руки по всему телу, так сильно они жгли ее кожу. Мария подумала о лавровом листе, обжигавшем ее ладонь, – она призывала Хаторна к себе, но теперь хотела бы ослабить его пыл. « Делай им добро , – учила ее Ханна, – но не ожидай того же в ответ ».

– Если они установили в городе такие правила, придется им следовать, – сказала Мария.

Раз этот мир настаивает на законном браке, пусть так оно и будет. Здесь, в этих лесах, во втором Эссексе, Мария вспомнила горящий дом Ханны. Большинство ведьм боится воды, но Мария боялась огня. Перед ее глазами вставали события того дня, когда приехал Локлэнд с братьями и воздух был наполнен лепестками и стебельками горящих ядовитых растений. Она несколько дней ходила с больными глазами, то ли от клубов дыма, то ли от слез, что так и не смогла пролить. Легко ошибиться, когда дело касается любви. Многие женщины, убежденные, что им необходимо стать женами не достойных их мужчин, прошли тропкой, ведущей через Любимое поле. Мария делала все от нее зависящее, чтобы помочь тем, кто приходил к ней в Бостоне, в том числе тем, кто знал, что от любви необходимо избавиться. Теперь она хотела замужества, несмотря на то что думала совсем о другом человеке. Она знала, что от этого можно излечиться, но насылать на себя заклятие было опасно. Мария могла бороться с этими мыслями исключительно силой своей воли. « О, амор !» означало «милая», «дорогая», «любовь». Так кричал во сне Самуэль Диас, и только теперь Мария поняла, что он, скорее всего, обращался к ней.

– Мое обещание остается в силе, – сказал Хаторн.

Он принесет ей все, что нужно в хижине: постель, горшки и сковородки, корзинки с яблоками и луком, имбирь, масло и яйца, экзотические плоды, которых Мария раньше никогда не видела, – желтую тыкву и арбуз с зеленой кожурой. Джон возвратился на следующую ночь и еще раз после. Поздним вечером они поужинали вместе, приготовив еду на огне. Миссис Харди научила ее готовить салемский пудинг, любимое местными жителями блюдо из муки, молока, черной патоки и изюма, а также быстрые маисовые лепешеки из кукурузной муки, яйца, сахара, соли и соды. Джон оценил чай, который она заварила, сказав, что тот придал ему сил и мужества, чтобы правильно устроить все свои дела.

Мария несколько смягчилась и, пока Фэйт спала, пригласила его в постель – на соломенный тюфяк, где охотники отдыхали, когда осенью выслеживали оленей и дикую птицу.

Весна сменилась летом. Случались вечера, когда Джон не мог уйти к ней из дома. Было темно, лишь вспыхивали огоньками светлячки, создания, неизвестные в Англии. Они порхали среди деревьев бледно-желтыми шарами, подавая друг другу сигналы. « Это и есть любовь? » – могла бы спросить Мария у Ханны Оуэнс, чей возлюбленный утверждал, что она разговаривала с дьяволом, и клялся судьям, что у нее под юбками был хвост. « Так, значит, любовь всего лишь это? » – могла бы спросить она у матери, которая вверила свою жизнь мужчине, очаровавшему ее словами, которые ему даже не принадлежали. В душе Мария понимала: что-то не так, но Джон всякий раз возвращался как ни в чем не бывало, беспрестанно извиняясь и суля ей золотые горы. Он объяснял, что в его семье аскетические взгляды на жизнь – и в этом суть различий между ними. Мария не принадлежала ни к одной церкви и не следовала заветам пуританской веры, у нее был внебрачный ребенок. В Салеме ее не примут, но все же Джон вновь и вновь возвращался, говоря, что скучает. « Так вот что такое любовь ?» – могла бы она спросить себя, если бы не боялась ответа.