Элис Хоффман - Уроки магии [litres]

Диас в последние годы заметно огрубел. Теперь, командуя «Королевой Эстер», он часто оказывался в ситуации, когда жестокость становилась единственным выбором даже для хорошего человека. В жестких черных волосах Самуэля появились седые пряди, но, когда он улыбался, по-прежнему казался молодым, двадцатилетним, каким был, когда впервые повстречал Марию. Со временем он понял, что он не просто любитель поговорить, ему нужен был кто-то, кому он мог рассказывать свои истории, – не чужаки, которых он встречал в заморских землях и никогда больше не увидит, не моряки, которые напивались так сильно, что тут же забывали рассказанное. Самуэль нуждался в ком-то, кто хорошо его знал. Ему нужна была только Мария.

Увидев Самуэля в день возвращения через открытое окно, Мария сразу поняла: что-то неладно, и вышла навстречу, даже не обувшись. Как бы ей ни хотелось, чтобы Самуэль оставался далеко, именно он спас ей жизнь во втором Эссексе, проделав трюк с веревкой, и был рядом, когда ее сердце разбилось на части. Она быстро расплатилась с возницей и помогла Диасу войти в дом. Как всегда, он появился, не известив ее заранее, и не имел представления, как долго пробудет дома.

– Мы тебя не ждали, – упрекнула его Мария. Ее обеспокоил внешний вид Самуэля. Обычно он следил за собой, но теперь его одежда обветшала и болталась на нем. Он сильно исхудал и ослабел, но по-прежнему оставался красивым человеком, чьи истории Мария была готова слушать без конца. Его темные волосы перехватывал сзади кожаный ремешок, обувь была давно не чищена. Мария тоже оказалась не в лучшем виде: после работы в саду под ногтями у нее чернела грязь, а волосы были спутаны. – Совсем не готова встречать тебя.

Самуэля терзала лихорадка. Он, как и прежде, или говорил слишком много, или молчал. Когда они вошли, он сразу же почувствовал, что вернулся домой, в уют, который ощущал только в Нью-Йорке. Но в тот раз ему досталось не на шутку. Самуэль испытал острое желание присесть и перевести дыхание и только затем толком поздороваться с близкими.

– Кто это здесь у нас? – вопросил Абрахам Диас дрожащим голосом. Перед ним сидел темноглазый, красивый, но крайне изможденный человек в знакомом черном плаще. – Ты похож на моего сына.

– Это он и есть, – заверила старика Мария.

Самуэль собрался с силами и подошел обнять отца. Оба они не стеснялись проявления чувств. Они видели и делали ужасные вещи, всю жизнь трудились бок о бок, пока Абрахам не стал настолько плох, что не мог стоять больше нескольких минут, не испытывая страшной боли в спине и ногах. Старость пришла к нему быстро, как вор; сказалась и старая травма, которую он получил, когда они впервые приобрели корабль у испанского королевского торгового флота и переименовали его в «Королеву Эстер». Здоровье с годами ухудшалось: он стал хромать и уже не мог далеко ходить. Абрахам еще как-то справлялся со своим дряхлевшим телом, но, когда увидел сына в столь скверном состоянии, разрыдался.

– Опять эта проклятая лихорадка! – воскликнул Абрахам. – Она тебя не оставляет. – Повернувшись к Марии, он раздраженно сказал: – А я-то думал, ты его вылечила!

– Я каждый раз его лечу – это единственный способ бороться с болезнью. И все же ее проявления возвращаются, к этому надо быть готовым.

– Со мной все в порядке, – заверил их Самуэль. – Могу переночевать в сарае.

Однако Мария настояла, чтобы он занял спальню, предназначенную для Фэйт. Самуэль был огорчен, что Марии пришлось помочь ему подняться по ступеням, но он спросил себя, желал ли он возвращения болезни и даже оказался согласен заплатить эту цену, чтобы вновь почувствовать ее объятия. Все внутри болело, словно кости вновь стали стеклянными. Даже легкое прикосновение вызывало боль, и все же он страстно желал, чтобы Мария его обняла: ведь стекло способно гореть, а не только биться. Оказавшись в постели, Самуэль застонал и повернулся лицом к стене. Он ненавидел себя за эту слабость, но у него не было сил даже на то, чтобы снять обувь.

– Тебе следовало давно вернуться домой, – сказала ему Мария. – Ведь болезнь началась не вчера.

Абрахам имел некоторые основания обвинять ее, но костоломная лихорадка – коварная болезнь, которая таится внутри тела человека. Кажется, что ты прогнал ее, а она неожиданно возвращается вновь. Самуэль обнаружил, что его душу успокаивают вещи Фэйт, которые хранились в ее комнате: одеяло, прошитое синими нитками, кукла, что он смастерил для нее.

– Вот она! – сказал он, довольный, увидев куклу. – Ты ее сберегла.

– Конечно, – ответила Мария. – Ведь ты просил меня об этом.

Она отправилась в свой чулан, где хранились лекарственные травы, за высушенными листьями растения тава-тава , чтобы заварить котелок лечебного чая, а когда вернулась, Самуэль уже спал и во сне разговаривал, на этот раз о казни матери. Осужденные были одеты в мешковину, на рубахах и шляпах нарисованы драконы и языки пламени, на шеи накинуты веревки. Их заставляли нести молитвенные четки, зеленые и желтые свечи. Диаса преследовала чудовищная сцена, которую он видел в детстве, и во снах он вновь и вновь оказывался на площади. Дым, поднимавшийся от охваченных огнем тел, был пропитан кровью и горечью. Самуэль слышал голос матери, звеневший в толпе из тысячи человек.

Мария сняла сапоги Диаса, юркнула в постель и прилегла рядом, прижимая к его лбу компресс, кусок холодной влажной ткани. Засунув руку ему под рубашку, Мария обнаружила, что у Самуэля жар и его сердце раскалено докрасна.

– Не покидай меня, – попросил Самуэль, убежденный, что именно она подлинное лекарство, а не горький чай, который Мария заставляла его пить, и не бульон из рыбьих костей, сваренный для восстановления сил.

Она думала, что он говорит во сне с матерью, пока он не обнял Марию, назвав ее по имени. Поцеловав его один раз, Мария уже не могла остановиться, что было неправильно да и опасно, и она это знала. Она обращалась с призывом к нему и одновременно к наложенному ею заклятию.

– Не говори больше и не вспоминай о любви: это что-то другое – моя жизнь, сплетенная с твоей. Ты дома потому, что болен, а не потому, что любишь меня. Тебе надо уехать как можно быстрее, далеко за моря, где ты будешь в безопасности. Это не реальность, а только греза. Я никогда не буду твоей.

Самуэль Диас пытался сбросить одежду, и Мария помогла ему. Он весь горел, она тоже. Бульон на прикроватном столике подождет, да и весь мир тоже. На улице пошел дождь. Мейден-лейн была тихой и зеленой, но все, что происходило за пределами спальни, не имело значения. Скоро и стеганое одеяло стало для них жарким, и они отбросили его прочь. Город оказался таким маленьким, что уменьшился до размеров одной комнаты. Самуэль не закрывал глаз, желая видеть Марию непрерывно. Мир принадлежал лишь ей. Он вспомнил, как она прыгнула с эшафота и их глаза встретились. Он ждал ее под деревьями, весь сосредоточившись на шевелении своих губ, молящих Бога о том, чтобы веревка достаточно истерлась и джутовые волокна разорвались. Когда это случилось, мир словно родился заново.