Лекси Райан - Эти лживые клятвы [litres]

В белой рубашке и штанах из тончайшего льна Себастьян выглядит просто великолепно. Сегодня при нем нет оружия – но в руке он держит цветок лилейника. Он нежно смотрит на меня и вставляет его мне за ухо.

– Ты такая красивая.

Я опускаю голову, чувствуя необъяснимую робость, и смотрю на него сквозь ресницы.

– Спасибо за платье. И за ожерелье.

Себастьян ведет рукой в сторону столика, предлагая мне бокал вина. Обрадовавшись, что я могу как-то успокоить нервы, я беру его.

– Я велел слугам придержать бутылку вина солнцестояния. Обычно его подают только на Лите, но раз оно так тебе понравилось… – он поднимает свой бокал и касается им моего. – За тебя, Абриелла. Заключать узы с такой невероятной женщиной – о таком я мог только мечтать.

На глаза снова наворачиваются слезы.

– И за тебя, – шепчу я. – За новое начало для нас обоих.

Мы оба осушаем наши бокалы, но, когда мы снова ставим их на стол, мои руки все еще дрожат.

Себастьян призывает на ладонь рунные камни и протягивает их мне.

Я делаю выбор не сразу: слишком хорошо понимаю, какой смысл имеет этот поступок. Я готова заключить эту связь, готова к тому, что она будет продолжаться всю мою жизнь, но все же…

Нет. Больше никаких сомнений. Никаких секретов. Я доверяю Себастьяну и должна позволить ему заключить эти узы. Так, что бы ни произошло дальше, он сможет меня защитить.

Я тянусь к продолговатому алебастровому камню – пока не передумала, – и в тот момент, когда я касаюсь его, остальные исчезают. Я поворачиваю его на ладони, чтобы изучить символ. Одна длинная, толстая линия тянется сверху вниз от самой длинной стороны камня, другая линия отходит от нее вправо, и завиток пересекает середину.

– Он красивый, – шепчу я, проводя большим пальцем по руне. Я перевожу взгляд на Себастьяна. Его взгляд прикован к камню, лицо вытянулось. – Что такое?

Он сглатывает и качает головой.

– Ничего. Все в порядке.

– Что она означает?

– Этот символ может означать горе и потерю, – он кладет свою руку поверх моей, крепко сжимая камень между нашими ладонями. – Но также – и возрождение после них. Новое начало, как ты и говорила, – он склоняет голову и касается губами моих, не выпуская наших рук.

Я смотрю на его лицо. Мне нравится, что он не торопится, что он понимает, что это значит для меня.

– Готова.

– Абриелла Кинкейд, я связываю свою жизнь с твоей. Я буду чувствовать твою радость и знать твою боль. Близко ли, далеко ли, мы всегда будем близки сердцем и связаны духом.

– Принц Ронан Себастьян, – говорю я, повторяя слова клятвы, как меня учили. – Я буду чувствовать твою радость и знать твою боль. Близко ли, далеко ли, мы всегда будем близки сердцем и связаны духом.

Он опускает голову и легко целует меня. Его рука все еще крепко сжимает мою ладонь, как будто он боится, что я отшатнусь от него.

– И все? – спрашиваю я. Я думала, что буду чувствовать себя по-другому, но ничего не изменилось.

– Это займет некоторое время, – говорит он. Он осыпает мою шею нежными поцелуями и притягивает меня ближе к себе. Это приятно. Я чувствую, как мою кожу покалывает от предвкушения. Мы целуемся, долго, пока вечерний воздух не связывает нас, словно лента.

И вот она появляется – связь. Что-то начинает щелкать, вокруг нас сверкают искры, сила перекачивается через меня к нему по бесконечной петле.

– Себастьян, – шепчу я. Руны между нашими ладонями больше нет. – Куда она пропала?

Он отодвигает в сторону зеленый бархат моего декольте и улыбается. Между нашими ладонями руны больше не было – но она появилась на моей коже.

Это напоминает мне испещренную рунами грудь Финна. Каждая из них символизирует кого-то, с кем он заключил узы? Жизни, которые он украл?

Я выкидываю эту мысль из головы. Сегодняшний вечер принадлежит только Себастьяну и мне. Нам.

– А у тебя тоже есть?

Сглотнув, он кивает и поворачивает наши соединенные руки, чтобы показать мне чернильный символ на внутренней стороне его запястья.

– Мы с тобой связаны.

Перед глазами все расплывается, колени подкашиваются.

– Кажется, мне нужно присесть.

Лицо Себастьяна бледнеет, но он берет меня за руку и ведет к креслу в своих покоях.

– Мне нужно, чтобы ты выпила это, – говорит он, вытаскивая из сумки на боку какой-то флакон.

Боль пронзает мою грудь, и легкие сжимаются.

– Себастьян, – выдыхаю я и подтягиваю колени к груди, когда меня снова пронзает вспышкой боли. – Кажется, кто-то отравил вино.

– Мне нужно, чтобы ты выпила это, – он держит меня за руку. Когда я открываю глаза, я вижу, что его красивые черты искажены беспокойством. – Я здесь, Абриелла. Я с тобой.

– Что со мной происходит?

– Это реакция на узы. Пей.

Боль пронзает меня насквозь. Губы Себастьяна шевелятся, но его слова – не более чем мелодия моей пытки. Я пытаюсь слушать его, пытаюсь сосредоточиться на чем-нибудь, кроме этой мучительной, разрывающей на части боли, но не могу. Я просто хочу спать, пока боль не пройдет.

Мир вспыхивает – сначала ярко светят лучи заходящего солнца, а потом все накрывает успокаивающая темнота забытья. Свет, тьма, свет, тьма. Меня словно просят сделать выбор: жизнь и боль или облегчение и ничто.

– Бри.

Я с трудом открываю глаза.

Себастьян прижал пузырек к моим губам.

– Ты умираешь. У нас нет другого выбора.

– Умираю? – мне всегда казалось, что смерть просто утащит меня в небытие. Я никогда не думала, что она вот так вонзит свои зазубренные когти в мою грудь. И не думала, что у меня будет шанс дать ей отпор.

– Пожалуйста, выпей. Зелье жизни – единственный способ тебя спасти, – я слышу, что он плачет, а, открыв глаза, вижу его слезы. – Хоть раз в жизни не будь такой упрямой.

Зелье жизни.

Комната идет кругом. Веки опускаются – непреодолимо, – и мне трудно оставаться в сознании. Мне хочется скользнуть в небытие. Свет или тьма. Тьма или свет. За болью слышится эхо слов Ларк.

«Когда она умрет в следующий раз, это должно произойти во время церемонии связывания уз. Иначе ей не стать королевой».

«Я вижу перед тобой три пути. В каждом из них четко слышен зов банши. Не бойся».

Я чувствую прохладу флакона на своих губах. Если я выпью, эта боль закончится? Если я не выпью, меня ждет смерть?

– Пожалуйста, – голос Себастьяна похож на хриплое рыдание. – Другого выхода нет.

Ему больно, и это чувствуется еще хуже, чем разрывающие меня когти. Я сделаю все, чтобы облегчить его боль. Поэтому я приоткрываю губы. Я пью.

Зелье шелком скользит по моему языку, и мне кажется, что сейчас я взлечу. Каждый глоток выталкивает еще один коготь из моей груди, выталкивает из меня эту боль.

– Молодец, – шепчет он. – Нужно выпить все. Вот умница.

С последним глотком когти отпускают меня. По моим венам растекается тепло. Потом оно превращается в жар, а потом…