Светлана Цыпкина - Черные дни в Авиньоне [СИ]

— Лучше бы вы про всадников спросили, — Кроули опорожнил свою кружку одним глотком, и вновь потянулся к бурдюку. — А о Нем вам и так должно быть все известно. Аж в четырех Евангелиях написано.

— Скажите, каким Он был… человеком? — последнее слово Вильгельм произнес как-то нерешительно. — В Евангелиях об этом не рассказывается.

— Разным, — не сразу ответил Азирафель. — Но меньше всего — безупречным.

— Как раз безупречные его и распяли, — проворчал Кроули.

— Он когда-нибудь смеялся? — глуховатый голос старика задрожал от волнения. — Сейчас мой мир либо рухнет окончательно, либо я стану счастливейшим из смертных… Но заклинаю вас всем, что для вас дорого: только правду! Скажите мне правду!

— Он смеялся, — с облегчением подтвердил ангел. — И бывал серьезным, яростным или печальным не дольше, чем того требовали обстоятельства. А как он радовался воскрешению Лазаря! Помнится, мне еще тогда показалось, он сам до конца не верил, что все получится, поэтому радость была двойная.

— А помнишь, как он в храме буянил? — усмехнулся Кроули.

— Не буянил, а изгонял торгующих, — возразил Азирафель. — Не искажай Евангелия, пожалуйста.

— Мне положено, — отмахнулся Кроули. — Но тут я ничего не искажаю. Вы только представьте, — обратился он к Вильгельму, жадно ловившему каждое слово, — праздничный день, толпа народу, тут же куча разной скотины, — обычный восточный базар, только большой. И вдруг: крик, ругань, треск! Прилавки в одну сторону, торговцы — в другую! А он знай себе веревкой всех охаживает, как плетью! Хотя они вовсе и не в храме были.

— Но это точка зрения исключительно иудеев… — осторожно вставил францисканец.

— Думаю, вам вряд ли бы понравилось, если кто-то незнакомый вдруг решит устанавливать свои порядки в вашем монастыре, — неожиданно поддержал демона ангел. И добавил, отвечая на немой вопрос в его глазах: — Просто я пытаюсь объяснить, как это было воспринято в то время. Ну и еще раз показать, что он далеко не был таким томным и благостным, как его изображают. Благостные обычно живут долго…

— Я был прав, — тихо проговорил Вильгельм с выражением абсолютного счастья на лице. — И если мне суждено попасть в Ад, — а так и произойдет, скорее всего, — я отправлюсь туда с радостью: разыщу там одного проклятого книгожора и скажу ему, что я был прав!

— Книгожор? — удивился Кроули, — Какой необычный грешник…

— Оставим его, позже расскажу, если пожелаете, — Вильгельм протянул кружку Азирафелю:

— Налейте еще, будьте добры. Я слегка захмелел, но язык, как видите, еще слушается меня. И теперь расскажите о всадниках Апокалипсиса.

— Ад, конечно, следует за ними, — ответил Кроули, — Но он не порождал их. Мы когда упали… вернее, пали… словом, только-только огляделись, тут хлоп — скачут. Все четверо. Откуда, куда? Спрашиваем — молчат. А Война еще и мечом замахивается. А он у нее острый, и это чертовски неприятно, будь ты хоть сто раз бессмертным.

— И наверху они тоже побывали, — подхватил Азирафель. — Обычно у нас о появлении каждого творения Господа сообщают во всеуслышание, в золотые трубы трубят и так далее. С этими же — тишина. Проскакали и всё. Только с того коня, что блед, какая-то труха просыпалась.

— И ныне Чума разгуливает по Авиньону, и никто из вас не в силах ей помешать…

Демон и ангел кивнули почти одновременно и одинаково виновато.

— Ангел послан для наставления папы Климента на путь добродетели, — продолжал Вильгельм, говоря точно сам с собой. — Демон направлен для противоположной цели. Таким образом вы уравновешиваете друг друга. Правильно?

— Ну да, — оживился Кроули, — а еще не следует забывать о такой непредсказуемой штуке как свобода воли. Если есть что-то в чем вы, смертные, сильнее нас, то это она.

— Бессмертные и бессильные, — старик, казалось, полностью погрузился в свои размышления. — Бессильные мира сего… — добавил он с грустью.

Никто из двоих ему не возразил. Азирафель вздохнул. Кроули собрался было вылить остатки вина в свою кружку, но передумал и отодвинул бурдюк подальше от себя. Все замолчали.

Наконец, Вильгельм вздрогнул, словно очнувшись, и встал. Ангел и демон тоже поднялись со своих мест. Отчего-то каждый решил, что так будет правильно.

— Годы берут свое, от вина клонит в сон все сильнее… Не хотелось бы уснуть прямо за столом, словно кабацкий пропойца. Ах, сколько у меня еще вопросов к вам! Но немощная плоть требует отдыха… к тому же снова знобит… Доброй ночи, мои чудесные собеседники! — уже подойдя к двери, он обернулся: — С вами, Азирафель, мы завтра, конечно же, увидимся… Господин Кроули, несмотря ни на что, очень рад нашему знакомству. И должен извиниться перед вами: я был не прав, когда назвал вас падшим.

— Как это? Ведь я же… — растерялся Кроули.

— Да. И тем не менее, — улыбнулся Вильгельм и вышел.

— Ты можешь объяснить, что он имел в виду? — Кроули уселся на прежнее место и все-таки налил себе вина.

— То, что ты в одно и то же время и падший, и нет, — Азирафель машинально оторвал от виноградной грозди ягоду и принялся задумчиво жевать. — Вот такой он человек. Меня другое беспокоит: вино с благодатью уже перестало действовать. Неужели это всё чума…

Демон хмыкнул и закусил соленым миндалем.

— Так вот почему оно такое сладкое! Хорошо, что оно на меня не действует… во всяком случае, моим планам на сегодняшнюю ночь четыре кружки ангельского пойла не помешают.

— Планы? — насторожился Азирафель.

— Фома, — ответил Кроули. Так шелестит клинок, покидая ножны.

— Он искренне верит, — без особого пыла возразил ангел.

— Вот это я и проверю, — демон поднялся. — Выносить меня не надо, сам перенесусь.

Он привел в порядок роскошный наряд, заставил золото и драгоценные камни ярко сиять, подобрал с пола все страницы некромантской рукописи, и, присев с поджатыми ногами на скамью, сказал, прежде чем исчезнуть:

— Хорошо, что ты остаешься тут, с ним. И если что… я могу приглядеть, чтобы его у нас не слишком… Ну, ты понял.

— Спасибо, — тихо ответил ангел.

В ту ночь один из братьев-доминиканцев, выбежавших во двор по нужде, увидел, что на земле разбросаны какие-то листы, похожие на пергамент, а окно в келье брата Фомы озарено багровым светом. В положенный час Фома не явился в церковь, и за ним послали. Посланный скоро вернулся, страшно испуганный, и доложил, что вместо собрата в келье объявился чудовищный змий, изрыгающий пламя. Когда вся братия во главе с настоятелем прибежала к келье, они обнаружили лишь одного Фому. Неведомым образом поседевший за одну ночь, он лежал мертвым на полу, с застывшей гримасой непереносимого ужаса на лице.

К утру у Вильгельма начался жар. Крысиные тени беззвучно сновали по углам, за окном в предрассветной мгле мелькнуло что-то белое… Азирафель, всю ночь просидевший у скромного монашеского ложа, увидел в его изголовье высокую фигуру в черном плаще. Ангел похолодел.