Светлана Цыпкина - Черные дни в Авиньоне [СИ]

— Так скоро? Я хочу сказать, обычно болезнь длится три-четыре дня…

— ОН СТАР. ЕГО ВРЕМЯ ВЫШЛО.

Рядом с фигурой в воздухе повисли песочные часы. Верхняя воронка была почти пуста, бледно-голубой светящийся песок тоненькой струйкой сыпался вниз.

— Но, мне кажется… там есть еще хотя бы сутки, — Азирафель подошел к владельцу черного плаща, хотя обычно старался держаться от него подальше. Не то, чтобы опасался, но когда ты есть воплощенная жизнь, её противоположность не вызывает симпатии.

— В конце концов, я имею право вмешаться…

— ДА. НО ВСЕ ДОЛЖНО БЫТЬ РАВНОВЕСНО. ЧЬЮ ЖИЗНЬ ТЫ ОТДАЕШЬ ВЗАМЕН?

Ангел опустил голову и молча отступил.

Вильгельм Баскервильский сел на соломенном тюфяке, брошенном прямо на широкую кирпичную полку, служившую в келье кроватью. Голова не болела, озноб прошел и вообще во всем теле чувствовался непривычный подъем, немного пугающий, но, в целом, приятный. Похоже, до Хвалитн еще оставалось много времени, и Вильгельм решил, что будет правильно посвятить его ученым занятиям: надо продолжить работу над восстановлением книги Аристотеля.

Он собрался зажечь светильник, но вдруг обнаружил, что пальцы странным образом проходят сквозь кресало, а взять кремень решительно невозможно.

— НИЧЕГО НЕ ПОЛУЧИТСЯ.

Вильгельм обернулся.

— Значит, вот как это происходит…

— НУ ЧТО Ж, ПОЙДЕМ?

— Неужели у меня есть выбор?

— НЕТ, НО МНЕ СОВЕТОВАЛИ НЕ БЫТЬ КАТЕГОРИЧНЫМ БЕЗ НЕОБХОДИМОСТИ.

Контуры кельи незаметно растворились в белесом тумане. Пола под ногами не было, но теперь это совсем не пугало.

— Скажите, дозволено ли мне увидеть ангела Азирафеля? Мне казалось, небесные создания могут проникать и сюда…

— СЮДА — НЕ МОГУТ.

— Почему? О, прошу прощения, если мой вопрос показался дерзким…

— ИДЕМ, ОБЪЯСНЮ ПО ДОРОГЕ.

— А нам далеко идти? Я имею в виду, разве в Ад не попадают сразу после…

— МЫ ПОЙДЕМ НЕ В АД.

— Неужели в Рай? Но я не исповедался, не получил отпущение грехов…

— И НЕ В РАЙ. И НЕ В ЧИСТИЛИЩЕ. МЫ ПРОСТО ПОЙДЕМ. И ТЫ БУДЕШЬ СПРАШИВАТЬ, А Я БУДУ ОТВЕЧАТЬ.

— Тогда идемте скорее! Вот только моя работа… Я хотел попросить Азирафеля передать ее кому-нибудь, кто мог бы ее завершить…

— ОН САМ ДОГАДАЕТСЯ ЭТО СДЕЛАТЬ.

— Вы уверены?

— ДА. Я ЗНАЮ ЕГО ЕЩЕ С ТЕХ ПОР, КОГДА ОН БЫЛ ПРОСТО ЗАМЫСЛОМ.

Идти оказалось легко.

Азирафель невидящими глазами смотрел на солнечные блики, бегущие по мелким зеленоватым волнам Роны. Жаркий летний день был в разгаре, но сквозь тепло июля нет-нет да и пробивался мертвящий январский холод.

Ангел сидел на парапете у моста Сен-Бенезе. Сидел очень долго — ему казалось, прошли века.

— Я забыл, что у него нет могилы, — проронил он. — Его бросили в реку. Как и сотни других. Место на кладбищах кончилось, папа Климент освятил целое поле за городом, но скоро мест не осталось и там…

— А Климент выжил. Так и просидел бы до конца эпидемии между двух огней, что мы зажгли. Тот врач, Шолиак, еле-еле смог вытащить его оттуда.

Это сказал демон. Ему тоже мнилось, что, как каменная горгулья на крыше собора, он сотни лет сидит рядом с ангелом и смотрит на реку.

— Я сохранил его рукопись. И знаешь, что еще сделал? Разыскал его ученика, того самого, что был с ним, когда сгорела монастырская библиотека. Он тогда был еще не стар. У него хватило сил и ясности ума записать все, чему они с Вильгельмом стали свидетелями. Позже что-то отвлекло меня, я потерял его из виду, потом его записи пропали… И нашлись лишь в середине двадцатого века.

— Давай вернемся домой, Азирафель, — мягко предложил Кроули. — Ты достойно похоронил Вильгельма Баскервильского.

— Хорошо, вернемся… Не знаю, удивляться или нет, но я не встречал его в Раю.

— У нас его тоже нет. Быть может, он все еще идет?

Вновь оказавшись в своем магазине, Азирафель попросил Кроули остаться. Скрывшись ненадолго в кабинете, он вернулся с книгой. Демон предупреждающе поднял ладони:

— Если ты намерен читать мне вслух, выбери что-нибудь потоньше.

— Уверяю тебя, ты не заскучаешь. Эту книгу написал человек, которому попали в руки записи ученика Вильгельма… А потом я подбросил ему незаконченную рукопись о смехе. Налей себе чего-нибудь и устраивайся поудобней.

Азирафель уселся в свое любимое кресло, перелистнул страницу и начал читать: «16 августа 1968 года я приобрел книгу под названием «Записки отца Адсона из Мелька, переведенные на французский язык по изданию отца Ж. Мабийона»…

Не будем забывать, что Кроули говорит по-английски, и, скорее всего, называет Чуму Plague, что звучит примерно как «плейг». Привычное нашему уху слово «чума» по одной из этимологических версий пришло в русский язык из турецкого (или родственного ему) и обозначает «нарыв, прыщ». Кстати, и Моровая должна бы писаться как Morovaya, поскольку именно так оно произносится. Полное наименование — Моровая Язва, одно из наименований чумы, упоминаемое хронистами прошлого. Намек на то, что мисс Моровая — потомок русских эмигрантов.)

Древнее название пустыни Гоби.

Зеленый приблизительно с XIV века начинает считаться в Европе цветом нечистой силы.

Основано на статье М.В. Супотницкого «Черная смерть». К загадкам пандемии чумы 1346–1351 гг.»

В 1344 году Джованна Первая и Екатерина Куртенэ (вдова брата деда Джованны, короля Роберта) отравили с помощью клизмы Агнессу Перигор, вдову другого брата.

Фраза из легендарного вестерна «Хороший, плохой, злой».

Автор целиком украл фразу «Бессильные мира сего» из названия романа Бориса Стругацкого. Но что поделать, она прямо-таки создана для таких парадоксально мыслящих персонажей как брат Вильгельм.

В среднем всадник на хорошей лошади и без обоза мог преодолевать в день 30–40 км. Конечно, имеется в виду езда шагом.

В честь английского философа одна из улиц Мюнхена до сих пор носит его имя.

Речь идет о Манесском кодексе, памятнике истории и литературы первой половины XIV века. Его иллюстрации, наверное, видел каждый, кто хотя бы раз искал в интернете картинки по запросу «средневековье». История создания кодекса автором не выдумана: поэтический сборник действительно был создан в Цюрихе между 1300 и 1340 годом по заказу Рюдигера Манесса, главы богатейшего городского семейства.

Тарида — разновидность парусного судна, распространенного в XII–XIV веках в Средиземноморье. В основном на нем перевозили лошадей, но со временем стали использовать и для других грузов.