Юрий Нестеренко - Лекарство от любви

— Красиво, да? Утром здесь тоже чудесно… над водопадами радуги… Ну ладно, — он скосил глаза на двоих солдат, гуськом выбиравшихся из оставшегося позади проема. — Если Госпожа оставит вас в замке, еще насмотритесь.

Они прошли по отполированному до блеска граниту «палубы» к воротам в нижней части башни. Ворота тоже были каменные, украшенные богатой резьбой — каждая створка весила не меньше тонны и поворачивалась лишь благодаря расходившимся двумя полукругами рельсам, заглубленным в гранитное ложе. Створки были распахнуты наружу, а изнутри вход охраняла пара вполне классических стражников с алебардами (впрочем, алебарды, как успел заметить Кай, тоже были какие-то вычурные, со слишком длинными, волнисто изогнутыми и тоже украшенными ажурной резьбой секирами). Кай с неудовольствием подумал о предстоящем долгом и утомительном восхождении по винтовой лестнице — однако, хотя таковая в башне действительно имелась, она наматывала свои витки вокруг центральной шахты, уходившей на самый верх. На дне шахты покоилось нечто вроде открытой круглой беседки под куполообразной крышей; от этой крыши вверх тянулся толстый канат, и Кай понял, что это подъемная машина.

Его догадка была правильной; едва Бенедикт и сопровождающие зашли внутрь, унтер-офицер потянул за витой алый шнур с тяжелой кистью на конце, и кабина плавно двинулась вверх.

— Колесо рабы крутят? — с усмешкой осведомился Кай.

— Зачем же рабы? — обиделся унтер-офицер. — Водопад крутит.

Кай мысленно одобрил изобретение, глядя по сторонам в проплывающие мимо окна. В одних были прозрачные стекла, открывавшие вид на озеро, могучие водопады слева и справа и горы вокруг, в других — цветные витражи, сейчас, после заката, уже не выглядевшие впечатляюще. С задней стороны кабины проплывали коридоры, уводившие куда-то вглубь скалы. На площадке у выхода из одного из них дожидались подъемника двое слуг в фиолетовых ливреях, но унтер-офицер не стал ради них останавливать кабину, да и места в ней уже не было.

Кабина поднялась до верхнего острова, служившего основанием бутонообразному донжону — но не остановилась, а продолжила двигаться дальше. Видимо, ее канат был переброшен через блоки на самом верху замка. Кай получил возможность полюбоваться изнутри изящно сплетавшимися резными колоннами и воздушными арками; да, таких светлых и просторных донжонов он определенно не видел никогда в жизни, даже на картинках. Сейчас, впрочем, когда даже на этой высоте дневной свет уже угасал, по коридорам и галереям спешили слуги, повсюду зажигая светильники. Колпаки светильников были из разноцветного стекла, и одни коридоры обретали желтый или оранжевый, другие — зеленый или голубой оттенок; были и такие, где цвета чередовались. Кай подумал, как замок выглядит со стороны ночью, светясь разноцветными огнями и отражаясь в зеркально-спокойных водах озера…

Наконец унтер-офицер снова потянул за шнур, и кабина остановилась. Все четверо вышли на выложенную черно-белыми плитками площадку, кольцом опоясывавшую шахту, а оттуда — в коридор с таким же полом и высоким сводчатым потолком. Вместо обычных канделябров здесь были статуи с факелами в руках; огонь отражался в отполированных черных и белых мраморных квадратах пола. Статуи вдоль правой стены изображали мужчин, вдоль левой — женщин. Их позы и одеяния были различны, но в стоявших друг напротив друга неизменно угадывалась некая объединяющая гармония, не всегда сводившаяся к простой симметрии. Они тянулись друг к другу — кто в явном порыве, кто словно бы тайком, маскируя свое желание подчеркнуто спокойной позой и легким отворотом головы — но, разделенные всего лишь узким коридором, обречены были вечно стремиться и никогда не встретиться, и, пожалуй, человеку с другими взглядами, чем у Кая, это зрелище могло показаться почти нестерпимым… Пройдя между ними несколько ярдов (унтер-офицер шагал рядом, солдаты позади), Кай заметил еще одну особенность: все мраморные мужчины были разными, но у всех женщин — хотя и они различались прической, ростом и фигурой — было одно лицо. Точнее говоря, присмотревшись, можно было заметить, что каждый скульптор — а Кай сразу понял, что разные пары изваяны разными скульпторами — внес в женское лицо какие-то черты собственного восприятия, но модель, вне всякого сомнения, у всех была одна. Не требовалась фантастическая проницательность, чтобы догадаться, кто именно.

Двое рыцарей в сияющих латах, в шлемах с опущенными забралами, недвижно застывшие у высокой двустворчатой двери в конце коридора, тоже казались статуями. Однако унтер-офицер что-то негромко сказал правому из них, и рука в тяжелой латной перчатке поднялась и трижды гулко стукнула в дверь. Мгновение спустя правая створка приоткрылась (изнутри донеслась музыка), и унтер-офицер проскользнул внутрь. Минуту спустя он появился снова и торжественно провозгласил Каю: «Госпожа желает видеть вас».

Кай, только что с полным спокойствием разглядывавший рыцарей и размышлявший сугубо теоретически, способны ли они, в своих тяжелых латах и с двуручными мечами, на сколь-нибудь эффективный бой в этом коридоре или будут лишь мешать друг другу и цепляться клинками за стены и статуи — вдруг почувствовал, как у него участился пульс. Неужели вот сейчас… прямо сейчас он войдет и убьет Изольду? И что все-таки будет потом? Действительно ли все эти рыцари, солдаты и слуги, и кто тут еще есть, мгновенно избавятся от наваждения и возблагодарят своего освободителя — или…? Он так стремился закончить все побыстрее — а теперь ему казалось, что куда умнее будет не спешить, а сначала попытаться втереться к ней в доверие и дождаться более благоприятного для, гм, безопасной эвакуации момента. В конце концов, его договор со Светлым Советом не предусматривает никакой крайней даты, и уж точно такой датой не является сегодня…

Унтер-офицер смотрел на него с пониманием, по-своему интерпретируя его замешательство. Кай почувствовал резкий прилив раздражения от его взгляда — подумать только, его считают терзающимся робостью влюбленным! — и решительно шагнул в дверной проем. Никто не последовал за ним.

Помещение, где он оказался, было не слишком велико для тронного зала (хотя Кай никогда прежде не бывал в тронных залах) — во всяком случае, здесь определенно не проводились большие приемы. Первым, что Кай увидел, переступив порог, был гибкий юноша в клетчатом красно-белом трико, танцующий на руках на зеркально гладком каменном полу; двое музыкантов слева и справа аккомпанировали ему на флейте и лютне. Правее стоял вполоборота, покровительственно глядя на них, дородный господин в темно-фиолетовом расфуфыренном жакете с рукавами-буфами; свой большой берет с длинным синим пером он почтительно держал в руке, и его обширная плешь, окаймленная венчиком сивых волос, блестела почти так же, как отполированный пол. Вероятно, именно он нашел и доставил артистов для развлечения Госпожи и теперь надеялся на награду. С другой стороны — слева и дальше от входа — примостился за низким столиком большеголовый носатый секретарь с пером в руке (черным, под цвет его строгого черного костюма), готовый в любой момент записывать распоряжения или изречения государственной важности. Наконец, еще дальше, в обрамлении пышных парчовых драпировок, занимавших всю дальнюю стену, на квадратном возвышении (небольшом, всего в одну ступеньку) стоял трон — или, может быть, просто высокое кресло — но танцор мешал Каю разглядеть сидевшую там. Зато он увидел ожидаемых крепких парней с мечами по обе стороны трона — это были братья-близнецы по семь футов ростом, в рельефных светло-коричневых панцирях из твердой вываренной кожи, повторявших рисунок грудной и брюшной мускулатуры. Их обнаженные бицепсы были толщиной если не с каево бедро, то с голень точно. Их взгляды, мигом сомкнувшиеся на Кае подобно челюстям, не доставили ему удовольствия.