Юрий Нестеренко - Лекарство от любви

— У меня крепкий желудок, — заверил ее Кай.

— У меня тоже. Когда каждый день видишь в зеркале то, что вижу я, иначе и быть не может. Ладно, идем.

Два дня спустя Изольда позвала его на ужин на пару часов раньше обычного. Кай никогда не жил по расписанию, но все же поинтересовался, чем вызвано это отклонение от ставшего уже привычным распорядка.

— Я уезжаю, как только стемнеет, — ответила она, аккуратно цепляя вилкой кусочек запеченной рыбы. (Изольда вообще ела очень аккуратно, несмотря на изуродованный рот.)

— Куда? — удивился Кай. Он ждал, что Изольда со дня на день перейдет в наступление на Империю, но вот эта произнесенная будничным тоном фраза никак не вязалась с началом похода по завоеванию мира.

— Хочу навестить Кербельсбург, — сказала она все так же буднично.

— Зачем? — Кай, конечно, понимал, что будет со всяким городом, который «навестит» Изольда. Но зачем брать этот город, совсем не ключевой в стратегическом смысле, до начала основной кампании? Изольда могла бы просто спокойно проехать мимо в ходе общего наступления… Впрочем, в ее случае все традиционные представления о военной стратегии вообще летят к демонам.

— Я тебе подарю умирающий город, — улыбнулась она. Впрочем, из-за особенностей ее лица трудно было отличить улыбку от кривой усмешки.

— Ты что, восприняла мое стихотворение настолько всерьез? — опешил Кай.

— Мне вообще давно нравятся твои стихи о мертвых городах. И «Мертвый город спускается к морю с холмов», и «Когда твоя нация сгинет в кровавом чаду…» Никогда не была ни в одном, но я так и видела, как брожу по этим пустым улицам и площадям, где на балконах растет трава, эхо шагов гулко отражается от растрескавшихся плит и ветер скрипит одиноким ставнем… Помню, как меня поразила идея о том, что, возможно, весь смысл существования человечества — только в том, чтобы оставить после себя живописные руины:

Хотя и непонятно, кто бы мог оценить их живописность в обезлюдевшем мире. Может ли красота быть самоценной, или она только в глазах смотрящего? Вроде бы очевидным кажется второе — уж кому, как не мне, это знать! — но есть ведь и объективные, математические законы гармонии…

— Хмм… не следует все же принимать стихи так буквально и путать лирического героя с автором. С одной стороны, мне бы хотелось остаться последним человеком на земле и бродить по мертвым городам, но с другой — я вовсе не хочу гибели цивилизации. И ты ведь, я надеюсь, не собираешься истреблять население Кербельсбурга ради удовольствия побродить по опустевшим улицам?

— Нет, конечно. Я просто велю им уйти в горы. Нам нужны новые кузницы и мастерские — и те, кто будет все это обслуживать.

— Так ты хочешь опустошить Кербельсбург для себя или для меня?

— Для нас обоих, — она вновь улыбнулась.

— Значит, я еду с тобой?

— Нет. Ты остаешься. Я пришлю за тобой позже.

— Почему?

— Я сказала «обоих», но не сказала «одновременно», — на сей раз она явно усмехалась. — Мне казалось, ты любишь одиночество? Я, между прочим, тоже… хотя и редко могу себе его позволить.

— А еще ты не хочешь оказываться со мной рядом за пределами замка, — констатировал Кай. — Все еще не доверяешь?

— Если бы я тебе не доверяла, зачем бы стала рассказывать об этой тайной операции? О моем отъезде, между прочим, будут знать лишь несколько человек. Для всех прочих я по-прежнему в замке.

— Ах да. Не зря же ты едешь на ночь глядя. Но почему? Что может тебе грозить, если ты отправишься в открытую?

— Они увидят меня через птиц и успеют увести людей из города прежде, чем те станут моими.

— Действительно, я должен был сам сообразить, — сконфузился Кай. — Значит, ты собираешься ехать только по ночам?

— И в утреннем тумане.

— Совсем одна?

— Возьму с собой двух-трех человек. Все же магия магией, но, скажем, от оступившейся лошади никто не застрахован.

— Вот-вот, только что хотел сказать тебе то же самое. Тем более ночью и в тумане.

— Рада, что наши мысли совпадают, — снова улыбнулась-усмехнулась Изольда. — Хотя буду еще более рада, когда они не совпадут. Иначе зачем ты мне нужен? Свои собственные мысли я знаю и так.

— Например, они не совпадают в том, что я не хочу оставаться здесь один. Я уже второй день ношу под курткой кольчугу, если ты не заметила. (Она не могла не заметить, разумеется — именно по ее приказу кольчуга была доставлена Каю). Которая защитит от ножа, но не от арбалета с близкого расстояния, и в любом случае прикрывает только торс.

— Твоя охрана никуда не денется и не ослабит бдительности. А о моем отъезде будут знать лишь несколько верных человек, я же уже сказала.

— Вот только понятие верности в твоем царстве любви очень своеобразное…

— Кстати, за вчерашний день не поступило ни одного сообщения о дуэлях. Похоже, твоя идея с кастрацией работает.

— Один день еще не показатель… но надеюсь, что да. Я всегда говорил, что это полная чушь, будто тяжестью наказания нельзя остановить фанатика, который не боится смерти. Просто надо найти такое наказание, которое для него хуже смерти, только и всего. А такое отыщется всегда. По определению — иначе он не был бы фанатиком.

— А для тебя есть вещи, которые хуже смерти? — она пристально посмотрела на него левым глазом.

— А тебе зачем? — усмехнулся Кай. — Впрочем, ответ вполне очевиден. Утратить способность писать. Или влюбиться. К счастью, ни то, ни другое мне не грозит.

— Ты действительно предпочел бы смерть любви? — Изольда взяла с блюда большое темно-красное яблоко. — Вне зависимости от взаимности?

— Ну, если это временное помешательство, как оно чаще всего бывает, тогда, конечно, лучше дождаться выздоровления. Как и в случае с любой болезнью. Но если это на всю жизнь, как у твоих рабов…

— Забавно — то, что для одних — хуже смерти, для других — мечта жизни. Причем, они ведь мечтают об этом и без всякой магии.

— Мечтать о любви — это все равно что мечтать быть посаженным на цепь в надежде, что в тюрьме тебя будут кормить пирожными. Во-первых, не факт, что будут, а во-вторых и в-главных, даже если и будут… И взаимность тут только ухудшает положение. Что с того, что твой тюремщик прикован к другому концу той же цепи? Это лишь снижает шансы на освобождение для вас обоих. Хотя, на самом деле, даже эта аналогия неточна. Лучше какие угодно цепи снаружи, чем рабство внутри.

— Да, — согласилась Изольда. — Мне тоже как-то пришла в голову мысль, что влюбиться — это даже хуже, чем быть изнасилованной. Это значит, что другой завладеет не только твоим телом, но и твоей душой… Кстати, я бы даже уточнила твою аналогию. Жаждущие любви мечтают быть закованными в цепи из карамели, которые будут облизывать. При взаимности так и происходит. И чем слаще карамель, тем быстрее они ее совместными усилиями слижут, и вновь обретенная свобода станет для них трагедией. А вот при несчастной любви вместо карамели оказывается настоящее железо, причем лизать его приходится в одиночку. Поэтому процесс затягивается, несмотря на то, что не доставляет удовольствия… Хотя рано или поздно и железо ржавеет от постоянных слюней. Как тебе образ? Если хочешь, можешь использовать в своих стихах.