Стивен Эриксон - Пыль грез. Том 2 [litres]

К’чейн че’малли лишь взирали на нее своими глазами ящеров – немигающими, нечеловеческими.

Жаждущее отчаяние Калит постепенно улеглось, она разглядывала Саг’Чурока, пытаясь представить то, чему он стал свидетелем, – битву, в которой четырнадцать мертвых яггутов полностью, как теперь сделалось очевидным, уничтожили их преследователей. Во всяком случае, в этот раз. Действительно ли в охотнике К’елль что-то изменилось? Появилось… нечто вроде беспокойства?

– Вам был нужен Дестриант, – отрезала она. – И если вы под этим подразумевали ясноглазую самку родара, пора уже наконец понять, как сильно вы ошибались. Все, что мне дано, я использую – ясно вам? – И однако, несмотря на всю браваду, она сильно жалела сейчас, что не располагала властью подчинить себе тех яггутов. Вот бы они сейчас здесь пригодились. Все еще не люди, но уже близко. Да уж, я все ближе к цели. Фыркнув, она снова отвернулась и уставилась на юг. – Ждать здесь нет никакого смысла, разве не так? Пора двигаться дальше.

– Дестриант, – прошептал Саг’Чурок у нее в сознании, – у нас осталось совсем мало времени. Враг все ближе, и я не о тех, кто охотится за нами тремя. Но о тех, кто ищет Укорененный, наше последнее убежище в этом мире.

– И я, и вы – последние из своего народа, – ответила она, – и вы уже могли бы и прийти к выводу, что убежищ не существует, ни в этом мире, ни в каком-то другом.

Мир найдет вас везде. Выследит, чтобы уничтожить.

Пора опять взбираться на спину Гунт Мах, словно та – не более чем скаковая лошадь, а Саг’Чурок тяжко трусит рядом, и солнце ослепительными спазмами вспыхивает в его огромных клинках. Мелкие зверюшки в панике выскакивают из-под кустиков травы и несутся прочь. Клиновидные головы ящеров и их широкие колышущиеся тела рассекают тучи мошкары, словно корабли – морские волны.

Ветер гладит кожу, будто неизвестный наглец, пугающие своей привычной назойливостью прикосновения раз за разом напоминают, что она еще жива, что она – плоть от плоти этого мира, вечно сопротивляющаяся разложению, которое неумолимо ее преследует. Все кажется нереальным, но чувство такое, что нужно лишь подождать, и реальность вернется. День за днем одно и то же, и день за днем она остается все такой же озадаченной и ни в чем не уверенной.

Вряд ли к’чейн че’малли ощущают что-либо подобное. Поскольку и думают они не так, как думает она. Для них все выражается через вкусы и запахи – мысли, чувства и даже сам солнечный свет, все словно бы плавает в хитросплетенье потоков. Существование есть океан. Можно скользить по его поверхности, не удаляясь от мелководья, а можно нырнуть на такую глубину, что под давлением водной толщи затрещит череп. Калит знала, что че’маллям она сама и ей подобные представляются робкими существами, что боятся тайн, сокрытых в неизведанных глубинах. Существами, что бредут по воде в слезах, в ужасе от самой возможности провалиться в истину хотя бы по колено.

И однако Матрона хочет, чтобы вы выбрались на мель, в мой полный угроз мир – и выяснили, как мы с ними справляемся. Чтобы выжить, вам нужна новая стратегия, наш секрет успеха. Но вы ведь так и не поняли? Наш секрет – уничтожение. Мы уничтожаем все вокруг до самого основания, а потом беремся друг за дружку. Пока наконец не останется никого.

Разве не чудесный секрет? Она охотно бы им поделилась, если бы знала как. Научила бы их всем премудростями выживания, и никто, кроме нее самой, не услышал бы завывания множества призраков, атакующих ее душу.

Калит неслась вперед на спине Гунт Мах, чувствуя зуд в ладонях. Судьба все ближе. Я найду свои огненные руки, а потом, Саг’Чурок, ты нам послужишь. Ты, и Гунт Мах, и весь твой народ. Мы покажем вам все ужасы нынешнего мира, куда вы так стремитесь.

Мысли ее сейчас были об их страшном враге, о безликих убийцах к’чейн че’маллей. Она размышляла об этой войне, о геноциде, и решила, что, по существу, все это ровно то же самое, что и войны, которые непрерывно вело человечество. То же самое, и все-таки не совсем. Поскольку… наивней.

Но теперь наступит – теперь она принесет им – такое… Калит ощутила глубокий, болезненный укол.

Укол жалости.

Память передавалась по непрерывной цепочке, от матери к дочери, и жила в каждой из них извечной сплошной историей жизненного опыта. В своем сознании Гунт Мах хранила бесчисленные поколения, заключенные внутри последовательности пейзажей, которая выражала собой неумолимое вырождение, коллапс и распад их цивилизации. Что было невыносимо. Память била в душе неиссякаемым родником.

Любая Матрона рано или поздно сходила с ума: ни одна из дочерей, взошедших на эту ступень, не могла слишком долго сопротивляться потопу. Самцам к’чейн че’маллей такого было не понять: их жизни были идеальны в своей ограниченности, ароматы их личностей – грубы и незаконченны. Их несгибаемая лояльность гарантировалась невежеством.

Она попыталась нарушить эту схему с Саг’Чуроком, предав тем самым беспорочное одиночество Матрон. Но это ей было безразлично. Поскольку прошлые способы все равно уже не работали.

Она вспоминала, как добрая половина континента была сперва выровнена, а потом выглажена словно поверхность замерзшего озера, и по ней раскинулись города – картина подобного масштаба казалась искаженной даже глазам к’чейн че’маллей, будто между величием и безумием нет ни малейшей разницы. Гигантские купола, способные скрыть под собой целый остров, цепи изогнутых башен и шпилей, напоминающие игольчатый гребень на спине дхэнраби. Здания, состоящие из единственной комнаты, столь огромной, что под потолком собирались облака, а внутри тысячами селились птицы, даже не подозревающие о клетке вокруг. Она вспоминала горные хребты, которые оставили в неприкосновенности, словно произведения искусства – до тех пор, пока в период гражданских войн не была осознана их ценность в качестве материала для небесных крепостей, после чего все срыли до основания. Она вспоминала, как глядела на своих сородичей, отправляющихся основывать новые поселения – колоннами в лигу шириной и в двадцать лиг длиной. Она стояла, едва справляясь с собственным весом, и смотрела, как пятьдесят легионов солдат Ве’Гат – по пять тысяч в каждом – маршируют на войну с тартено тел акай. А потом, с той же точки – как они же возвращаются обратно, почти уничтоженные, и следом за ними тянется цепь из павших че’маллей в континент размером.

Она вспоминала родовые муки на’руков и последовавшую жгучую боль от их предательства. Пылающие города, поля битвы, в три слоя заваленные трупами. Охватившие гнезда хаос и ужас, крики боли, сопровождающие поспешные роды. Издевательский хохот прибрежных волн, куда умирающая Матрона испустила кладку яиц в безумной надежде, что из этого получится что-то новое – гибрид, состоящий из одних достоинств и начисто лишенный недостатков.