Александра Плен - Ария

Сердце суматошно заколотилось. Я смущенно опустила голову, не в силах смотреть ему в глаза, потому что видела в них бушующее море эмоций, и боялась, что оно меня подхватит, закружит, унесет бурным потоком, и я больше никогда не смогу самостоятельно выплыть.

– Если то, что я чувствую к тебе, это любовь, то мрак ее раздери, – я удивленно моргнула, недоумевая. Первой мыслью было – послышалось. Слишком режущим был диссонанс между проникновенными словами о любви и злым ругательством. Я ждала обычного традиционного признания, но Хорн в очередной раз меня поразил. – В бездну! – еще раз с силой повторил он, хмурясь, – Это постоянное выматывающее беспокойство, дикая ревность, жуткий голод, который невозможно унять ни с кем другим. Нельзя жить в таком состоянии постоянно. Это… – он запнулся, – …больно. Нестерпимо. Зверски.

Я молчала, ошарашенная признанием. Это совсем не то признание в любви, которое мне бы хотелось получить. От него щемит сердце, и на душе горько.

– Я удивляюсь, как не сошел с ума, когда ты стала фавориткой Эдварда. Знаешь, что со мной было после того бала? – Хорн желчно усмехнулся. – Я реально попал в ад, почувствовал на своей шкуре, что значит это слово. И мне пришлось выбирать… Сохранить рассудок, изменив свою жизнь, или свихнуться.

– И что ты выбрал?

– Рассудок.

Я отлепилась от деревца, принялась ходить по полянке, бездумно срывая листики с веток. Успокаивая внутри себя бурю, поднявшуюся после его слов. Хотела сказать, что любовь болезненна, если только она не разделенная, и совсем другая, если взаимная. Но не сказала. Потому, что сама все это знала лишь в теории. Потому, что не хотела давать Хорну даже призрачную надежду. Потому, что в столице меня ждал Эдвард с ответом, а он был гораздо ближе и роднее, чем Хорн.

– Я не сразу уехал, – продолжил он мрачно, – после храма и неудавшейся женитьбы я некоторое время жил скрываясь, то в Фабрии, то в столице. Не знаю, чего ждал. Все было и так предельно ясно, но увы, сердцу не прикажешь, оно всегда на что-то надеется, даже после сотого отказа. Ходил на выставки, открытия памятников, школ, наблюдал за тобой, за королем, желая увидеть хоть что-то, что могло сойти за ссору или охлаждение. Но нет. Эдвард смотрел на тебя так, что было ясно каждому – он никогда тебя не отпустит по своей воле. Я видел в его глазах то же, что и в зеркале – постоянный голод и тоску.

Его слова отзывались внутри меня печалью и странным, необъяснимым сожалением. Но это была его боль, его грусть, почему-же мне так плохо?

– Война оказалась как нельзя кстати, – в голосе появились насмешливые нотки, – она такая странная штука, заставляет забывать обо всем. Лучшее лекарство от уныния.

– Ты давно на фронте? – поинтересовалась тихо, переводя неприятный разговор в иное русло, – полковник сказал, что ты прибыл два месяца назад.

– Сначала я служил на юге, – ответил Хорн, – там было скучновато. А после того, как основная часть фракрийской армии двинулась к тоннелям, стало ясно, где именно вскоре станет интереснее. Генерал Бранн переправил сюда солдат с остальных фронтов. Я вызвался добровольцем.

– Значит, скучно… – повторила я за ним рассеянно, не зная, что думать. Он искал то ли он забытья, то ли смерти. И то и другое было ужасным.

– И пока ты не приехала, я думал, что избавился о мыслях о тебе, – улыбнулся одними губами Хорн. В глазах не было ни грамма веселья. – Но ты как заноза сидишь внутри. Стоило только увидеть и…

Хорн раздраженно взмахнул рукой и впечатал кулак в березку за моей спиной. Я опасливо покосилась на нервного ария, не зная, что сказать. Опять ссориться не хотелось, как и напоминать о том, что происходило между нами раньше. Тор отвернулся и некоторое время молчал, что-то высматривая вдалеке.

– Я знаю, что ты не любишь меня, – тихо произнес он, сделал небольшую паузу, словно ожидая от меня каких-то слов и не дождавшись, продолжил, – я сам в этом виноват. Сделал все, чтобы ты меня возненавидела. Я шел по знакомому пути, использовал те способы, которые никогда не подводили – наглость, напор, деньги, внешность, положение. С тобой не сработало, пришлось придумывать другие. На самое странное, что с тобой не работало ничего. Когда опустились руки, я ступил на обычный путь человека, который не знает, что предпринять, не знает, как жить дальше – начал пить.

– Не надо, – смогла выдавить из себя, – не говори ничего. Хватит.

Хватит боли и горечи. Душа уже изорвана в клочья. Еще одно слово и у меня брызнут слезы. Хотелось закрыть уши руками и забыть все, что было произнесено. Лучше я бы осталась в палатке, а не искала встречи с ним. Пора себе признаться – я скучала по нему, хотела увидеться, хотела поговорить. Ну что – поговорила? Стало легче? Нет. Стало еще хуже.

– Я просто хочу попросить прощения, – Хорн остановился напротив меня и просто смотрел.

Серьезно, внимательно, выжидающе. И тут я поняла, чем отличается его теперешний взгляд от того, прежнего Хорна. Иногда подобный взгляд я видела в зеркале. Это взгляд человека, испытавшего сильную боль. Не думаю, что моя боль от потери родителей шла в сравнение с его болью от лишения наследства или разбитого сердца. Но кто я такая, чтобы судить, чья боль сильнее?

– Прощение? – повторила бездумно. – За что?

– За то, что был трусом. За то, что первым не вступился за твою честь, как это сделал Зорг. За то, что не протянул руку, когда тебя толкнули, как это сделал Эдвард. За то, что не понял сразу…

– Достаточно, – прервала я его взмахом руки и добавила насмешливо, – Хорн извиняется? Видимо солнце уже упало на землю, а я даже не заметила.

На лице мужчины отразилось недоумение. Через мгновенье он вспомнил свои же слова, сказанные в библиотеке три года назад.

– Мне не стыдно признать свои ошибки, – произнес он напряженно, – я изменился, а вот ты так и не можешь забыть и простить. Ты закостенела в своей ненависти к Хорнам.

– Да, я помню, – фыркнула саркастически, – ледяная статуя, бездушная и холодная…

Я специально накручивала себя, потому что испугалась. Давно не осталось никакой ненависти. Сейчас я испытываю совсем другие чувства, но пока сама в них не разобралась. Пусть лучше думает, что я ненавижу его. Такая смелая в других моментах, в чувствах я оказалась жуткой трусихой.

– Так ты хотел получить мое прощение? – высокомерно произнесла, беря себя в руки. Голос зазвучал в лучших традициях королевского двора – с легкими презрительными интонациями, холодно и надменно. Хорн неуверенно кивнул.

– Тогда ты прощен, – моя улыбка была похожа на улыбку королевы. Ей было под силу заморозить даже солнце, – можешь возвращаться в столицу, я попрошу Эдварда подобрать тебе место, соизмеримое с твоими знаниями и умениями. Он не откажет мне.