Катажина Береника Мищук - Шептуха [litres]

– Вот поэтому нам и будет трудно найти его могилу в первый же день.

– Хорошо. Тогда договорились. Ты помогаешь мне убить вурдалака, а я подумаю, отдать ли тебе цветок.

Это одна из лучших сделок, которые я заключила в последнее время. Серьезно.

– И еще один момент – мне не нравится формулировка, что я с ним якобы в отношениях, – решила я четко обозначить свою позицию.

– Хорошо, не буду больше так говорить.

– Ну и что теперь?

– Теперь нам наконец надо выспаться.

Скоро начнет светать. Я не спала практически всю ночь и вдобавок выпила большое количество настойки на спирте, так что должна была упасть в кровать и заснуть как убитая, но я не могла сомкнуть глаз.

Мешко велел мне занять тюфяк и укрыться одеялом. Сам же он сдвинул две лавки и лег на них возле очага, подложив под голову кожух. Невооруженным глазом было видно, что ему неудобно. Лавки были слишком короткими и очень жесткими.

Он лежал на спине, так что я могла любоваться его гордым профилем на фоне оранжевого пламени. У него был точеный нос и резко очерченная нижняя челюсть. Ян Матейко даже не представлял, как далек он был от истины, когда восемьсот лет спустя писал портрет Мешко. Даже с цветом волос не угадал.

– Мешко?

– Хм?

– Ты спишь?

Ладно, это и правда был идиотский вопрос. Да уж. Он наверняка входит в сотню глупейших вопросов человечества.

– Нет.

– Я тоже.

– Я заметил.

Я чувствовала, что иду ко дну с каждым последующим словом.

Прикрыла лицо одеялом и скривилась. Беседы с Мешко томными определенно не были.

– Мешко?

– Хм?

– А как ты вообще узнал, что я в беде? Откуда ты взялся в лесу?

– Прибожки меня предупредили.

– В смысле?

– Они передали мне сообщение от Сварожича. Сказали, что на тебя напал вурдалак, и что ты на поляне недалеко от этой хижины. К счастью, упырь выбрал знакомое мне место.

Я вспомнила, как они хлебали молоко, которое шептуха оставила для них на блюдце. Меня передернуло при воспоминании о милом детском голоске, доносившемся из темноты. Это было, мягко говоря, пугающе.

– Из-за них перегорели все лампочки в квартире, – добавил мужчина.

Я откинула одеяло и приподнялась на локте, чтобы лучше видеть его.

– Почему Сварожич решил тебя предупредить?

Неужели бог огня тайно поддерживал Мешко в стремлении заполучить цветок, который может лишить его жизни? Только зачем Сварожичу понадобилось избавляться от Мешко?

– Я спросил об этом у прибожков. Они сказали, что баланс важнее всего.

– А?

– Думаю, они имели в виду, что если бы кто-нибудь из богов получил цветок, то равновесие в мире было бы нарушено. Видимо, Сварожича это беспокоит.

– Или он хочет от тебя избавиться, – мрачно пробормотала я.

– Или он хочет от меня избавиться, – согласился он. – Если так, то я не против.

А я против…

Я смотрела, как он встает, чтобы подбросить дров в очаг. Его спина громко хрустнула, когда он выпрямился.

Ненасытное пламя, символ бога, о котором мы говорили, давало теплый желтоватый свет, ложившийся на пыльные доски. Я легла на спину и спросила, уставившись на покрытый мраком потолок хижины:

– Тебя это не беспокоит?

– Нет. Я чувствую, что мое время пришло. Тысяча лет – это очень много, Гося. Ты еще молода, так что вечность кажется тебе заманчивой. Но как только ты ее познаешь, сладость сменяется горечью.

Я попыталась представить себе бесконечно долгую жизнь. Наконец-то у меня было бы время прочитать все те книги, что я откладывала на потом, посмотреть сериалы, которыми восхищаются мои друзья, но которые я не видела, потому что у меня нет времени смотреть телевизор. Такая своеобразная замена Нави.

– Ну, пока вечная жизнь кажется мне довольно классной, – призналась я.

– Я тоже так думал.

– Значит, ты не стареешь? И тебя нельзя убить?

– Нельзя. Я пытался.

– Ты пытался покончить с собой?!

– Нет. Самоубийство – это позорная смерть. Я пытался умереть в бою.

Ну да. Честь, родина и все такое.

– Значит, удар в сердце тебя не убьет.

– Нет.

– А если бы ты сгорел?

На бессмертных американских вампиров в фильмах огонь действует. Может, и на бессмертного правителя полян тоже?

– Я как-то обжегся кипящей смолой. Немного поболело, но быстро зажило. Даже шрама не осталось. Сломанные кости срастаются в тот же день.

– Но у тебя остался шрам, когда Дроговит пронзил мечом твое сердце, – заметила я.

– Я не знаю, как это объяснить, хотя тоже долго об этом думал. Может, след остался, потому что это была моя первая смерть? Та, что высвободила силу цветка?

Слава богам, что на его теле не остается следов от ран! Учитывая его доблесть, за тысячу лет у Мешко наверняка накопилось бы множество уродливых шрамов.

– Значит, тебя и в самом деле невозможно убить.

– Скорее всего, нет. Яд тоже не действует, – добавил он. – Ни падение с большой высоты, ни утопление, ни повешение.

Внезапно мои веки стали тяжелеть. Я закрыла глаза, обдумывая то, что он сказал. Почесала зудящую руку.

– А четвертование?

Мне ответила тишина.

– Спишь? – спросила я.

– Нет. Никто никогда меня не четвертовал. Но я об этом не жалею.

– О’кей.

– Почему ты интересуешься, как меня убить?

– Успокойся, – махнула я рукой. – Не потому, что я хочу от тебя избавиться. Мне просто любопытно, как работает этот цветок.

– Спи, Гося, – устало сказал он.

– Если тебе неудобно, можешь лечь рядом со мной, – предложила я.

– Пожалуй, нет.

– Потому что я грязная? – Я широко зевнула.

– Нет, – усмехнулся он. – Я не буду делить с тобой постель, потому что мы пьяные, а ты красавица.

Прежде чем я успела ответить что-либо остроумное (хотя, зная мои обычные ответы, их вряд ли бы можно было такими назвать), сон принял меня в свои объятия. Слипающиеся веки предательски закрылись, отгородив меня от мужчины, который только что заявил, что хотел бы провести со мной ночь.

Нет в этом мире справедливости.

Меня разбудила кошмарная головная боль. В висках пульсировало так, как будто в них долбили кузнечным молотом. Во рту пересохло. Было такое чувство, будто я наелась песка.

Я через силу разлепила глаза и тут же закрыла их обратно – свет из окна оказался невыносимо ярким.

– Который час? – простонала я.

– Почти полдень, – ответил мне Мешко. – Пора вставать.

Я с трудом села на кровати и шумно выдохнула. Голову по-прежнему простреливало болью. Такого похмелья у меня никогда еще не было. Клянусь всеми богами, это был последний раз, когда я пила лечебную настойку.

Тем не менее она подействовала – не было ни намека на насморк.

– Есть что-нибудь попить? – прохрипела я.

Не говоря ни слова, он протянул мне бутылку воды. Мне хотелось выпить ее залпом, но на половине у меня неприятно сжался желудок. Я вытерла ладонью рот и застонала.