Шеррилин Кеньон - Интенсивность [ЛП]

Единственным украшением на ее теле было неуместное мужское ожерелье. Которое, насколько знал Ник, принадлежало Ксеву. И то только потому, что Ксев тоже носил украшение — изящное, в виде крыльев Сефиротов, а она — нечто шероховатое в форме демонической летучей мыши. Как странно, что никто так и не понял, что означают эти два ожерелья, и почему они оба их носят.

Ее губы дрогнули, когда она подошла к Нику.

— Ты единственный, кто был добр к моему Дари. За это я никогда не смогу тебя отблагодарить.

Ему потребовалась секунда, чтобы вспомнить, что настоящее имя Ксева было Дараксеркс, тем более что Ксев никогда не использовал его.

— Гм, да, наверное.

По ее щеке скатилась слеза.

— Ты не такой, как другие из твоего рода.

— Мне все это говорят.

Она грустно улыбнулась.

— И они правы. Ты знаешь, где мы?

— Без понятия.

Она засмеялась.

— Это место, которого никогда не было. Земля, которой никогда не может быть. Ни тут, ни там. Сюда нас посылают истекать кровью.

Черт побери, теперь она начинала походить на Наширу. Ему почти захотелось потянуться за своим гримуаром, чтобы посмотреть, не оставил ли он его дома.

— В этом нет никакого смысла.

— Ты Малачай, Ник. Ты знаешь все. Просто загляни внутрь и верь в себя. Ответы, которые ты ищешь, уже есть. Ты их знаешь. Ты просто не хочешь смотреть на них. Неважно, сколько опросов ты проведешь или скольких спросишь друзей. Ответы никогда не меняются. Они уже в твоем сердце. Просто нужно верить в правду. Верь в себя. Всегда.

Легче сказать, чем сделать. Он слишком привык, что ему говорят, что у него недостаточно опыта. Что это не имеет смысла. Что он слишком молод, чтобы иметь представление о чем-либо.

Теперь она говорила ему доверять инстинктам, в которых он сомневался.

Это сбивало с толку так же, как когда его мама учила его ходить и говорить, а затем, когда он начал задавать вопросы о вещах, на которые она не хотела отвечать, советуя ему сидеть и молчать.

Такова жизнь. Для нее неплохо было бы иметь какой-то буклет с инструкциями. Или хотя бы справочник. Потому что в большинстве случаев многое просто сбивало его с толку.

И прежде, чем он смог сосредоточиться на этом, слева от него появился зайттегер.

Глаза Ника расширились при виде жуткого чумного доктора, чьи бинты были залиты кровью.

Он поднял руки в сторону этого существа, когда оно с подозрением посмотрело на него.

— Эй, братан, это не я нарушил твою временную последовательность. Ты здесь не того Малачая унюхал. — Он указал в сторону. — Иди отсюда. Пошел вон. Прочь. Давай… Ищи другого чувака.

Вместо этого он медленно приближался к нему.

Фантастика. Именно то, чего он хотел на Рождество. Получив его наряду с травмой головы.

Ник не двинулся с места, но посмотрел на ужасный адамантовый серп, который держало это существо, потому что он был ужасно липким и отвратительным на вид. Ну ведь можно было обойтись без этого кровавого спектакля.

— Знаешь, я слышал, что Оззи в городе искал новых бэк-вокалистов. Возможно, ты захочешь попробовать… — голос Ника затих, когда существо бросило на него угрожающий взгляд, который говорил, что он не в восторге от предложения. — Неважно.

Подняв голову, он принялся еще пристальнее изучать Ника.

Ник внимательно посмотрел на него в ответ. Но на этот раз он не испугался этого существа. Он начал понимать.

Они не были врагами.

И союзниками они не были.

Он не совсем понимал, кто же тогда они друг другу. По крайней мере, до тех пор, пока существо, наконец, не заговорило леденящим душу ломким голосом:

— Киприан гонится за тобой.

Голос зайттегера был ломким и резким — как у старика, выкурившего слишком много пачек сигарет.

— Прости, что?

— На этот раз он уничтожит все. Ты должны это остановить.

— Как?

Зайттегер разжал руку, и на ладони появился светящийся череп. Он был не совсем человеческий, а скорее демоническим по своей природе, с бивнями, которые выступали над челюстью в сторону глазниц. Ник инстинктивно знал, что он принадлежит Монакрибосу. Хотя не был уверен, что хочет знать, как зайттегер им завладел.

— Ты будешь знать, что делать, когда придет время.

— Вы все говорите одно и то же. Но на самом деле… я почти так же полезен, как половина букв во французских словах.

Он издал странный звук, который некоторые сочли бы смехом. Ник засомневался.

— Нарушь порядок и верни свою судьбу. Ты — Малачай.

Ник не был в этом уверен.

— А если моя судьба — уничтожить мир?

— Ты так мало веришь в себя?

Он был прав.

Ник взял череп. В нем было странное тепло. Что мало вязалось с черепом.

— Неужели Киприан должен родиться?

Если бы он мог это остановить… Это казалось самым простым решением.

Зайттегер затруднялся ответить.

— Возможно. Но настоящий вопрос в том, должен ли он ненавидеть тебя, когда родится?

Ник заколебался, поскольку это обозначило целую область, о которой он даже не думал. В его голове кружились совершенно новые перспективы.

— Ты хочешь сказать, что я могу его спасти?

Но в этом не было смысла. Может быть только один Малачай.

Верно?

— Будущее не предопределено, Амброуз. Оно меняется с каждым принимаемым нами решением. До того дня, как ты умрешь, оно всегда в движении. Что бы ни происходило.

И на этом он исчез.

Ошеломленный Ник повернулся и уставился на Миону. У него перехватило дыхание, когда в его голове одновременно пролетели два видения. В одном были Ксев с Мионой. Это были нежные объятия, он стоял позади нее, прижимая к себе в тени ее древнего балкона. Оба были одеты в боевые доспехи. Это был украденный момент, и выражение их лиц обожгло его от глубины их любви друг к другу. При том, что они оба знали, что это не могло продолжаться, и что если кто-нибудь узнает, это положит конец им обоим.

Несмотря на это, они выковали любовь, которая все еще была с ними. Та, что продолжала гореть внутри Ксева. Несмотря ни на что, вопреки всем врагам.

Вопреки всем наказаниям.

Вопреки общественному мнению.

Во втором видении они оба были на поле битвы, пронизанные стрелами и ранами. Оба они умирали. Плача, Миона прижимала к себе Ксева, пока он, ослабленный потерей крови, пытался стереть кровь с ее лица.

Вместо того, чтобы позволить ему умереть в мире с любимой, его враги выхватили его из ее рук и утащили прочь, когда жизнь исчезла из ее глаз. Ее оставили умирать одну на поле боя.

Судьба Ксева была гораздо жестче. Они отказали ему в смерти, поработили и мучили целую вечность.

Потому что он осмелился влюбиться.

Вынужденный жить без нее и служить тем, кто стал причиной ее смерти. Без шанса воссоединиться духом со своей любовью. Без возможности помочь своему сыну или спасти кого-либо из них от их собственного проклятия.