Владимир Стрельников - Водяной. Книга 3 [publisher: ИДДК]

– Ну, привет, красавица. – Хмыкнув, я поглядел на девчонку. Ну да, красавица. Темно-рыжий цвет волос, прекрасное лицо, ярко-зеленые глаза. У моих всех русалок глаза с прозеленью выходят, видать, видовая особенность. Но у Анфисы реально ярко-зеленые, как молодая листва. Остальное примерно как у Хилолы и Марины – красивое тело, покрытое чешуей, оттеняющей и одновременно маскирующей. Разве что коготки у Анфисы тоже ярко-зеленые. Интересно, хвост у нее какого цвета будет? Ладно, скоро узнаем. – Как, помнишь, что было?

– Смутно. – На меня глянули два зеленых озера, наполненных слезами. – Но было больно.

– Это нормально. Рождение ли, смерть ли, – все боль. Жизнь тоже часто болью отзывается, на то она и жизнь. Впрочем, насчет жизни и смерти… Ты уже не человек, девочка. Ты потонула на моей территории, а здесь я решаю, отпускать ли душу утопленника, или забрать ее. Водяной я. Но ты не умерла, душу твою я сохранил, но переродил тебя. Русалка ты сейчас, девочка, русалка. Готова ли ты учиться ею быть?

Хлоп-хлоп-хлоп… чуть не сдуло ветром от ресниц, растерянно хлопая глазами. А ведь не дурочка, просто новость ну очень неожиданная. Ладно, чуть поможем и поменяем морду лица. Немного.

– Ой, мамочки! Свя-свят-свят!!! – Истово закрестилась девчонка, отскакивая от меня и оглядываясь в поисках какого-либо оружия. Сразу казачку видно, ищет чем огреть. И снова. – Ой, мамочки!

И судорожно руками прикрывается. Ну да, голышом же, хоть ее чешуя и прикрывает, но очень так эротично, как будто латексный костюм.

– Чего сжалась? Под водой иначе как в чешуе очень сложно. Да-да, это твои чешуйки. – Я посмеялся над девчонкой, судорожно себя оглаживающей и ощупывающей, и потом сотворил полноростовое водное зеркало. И отвернулся, сев неподалеку. Минут сорок разглядываний, тихих возгласов, негромкое хныканье, но недолгое. Потом снова разглядывание, уже одобрительные восклицания. Ну да, девочка весьма и весьма хорошенькая, ничуть своим сестренкам по симпатявости не уступает, настоящая красавица-нелюдь.

– Ну что, нагляделась? – Я встал, развеял зеркало и протянул руку русалке. – Пошли, ученица, нам далеко до дома, тебя я здесь не оставлю. И одна еще долго не будешь, а то наворотишь дел по неопытности.

А про себя хмыкнул – Хилола и Марина в русалочью жизнь вливались весьма кроваво, не думаю, что Анфису другой путь ждет. Но от родных мест ее надо удалить, здесь только казачьи станицы, солдатские поселения, дальние заставы, караванные тропы – люд, в основном, служивый и рабочий живет. Нечем ее здесь кровушкой окрестить. Хотя…

– Впрочем, погоди немного. – И я уселся на старое бревно, вошел в транс; вскоре пять крупных скоп нарезали круги над местностью окрест. И надо сказать, что кто ищет, тот и обрящет. Нашел: нормальный такой сухопутный караван работорговцев. Джунгары, похоже, осколки кочевой империи. Нехилый такой караванчик, человек триста – триста пятьдесят. И, похоже, шалили где-то на российских окраинах: ведут около полутора сотен рабов, телеги с добычей гонят и никого не боятся. А ведь здесь форты русских стоят на расстоянии дневного перехода, значит минимум два разгромили. Ого, а вон на крытом возке явно аристократки сидят. Шесть дам различной степени помятости и зареванности. Их охраняют пяток специально выделенных всадников. Так, направляются они к небольшой речке, явно хотят встать на ночевку. Ну и ладно, нам-то ночь не помеха. – Пошли, красавица. Ты ж казачья дочь? Готова защитить русских?

– Тебе не все равно, князь водный? – Девчонка гордо выпрямилась и кивнула. – Да, я готова защитить русских, но как? Я же просто девица малолетняя.

– Ты русалка, малышка. Существо, в боевой эффективности многократно превосходящее хорошо вооруженного и тренированного воина-человека. Правда, они на суше, потому работать буду в основном я, но и тебе веселье будет. Пошли! – И я протянул руку девочке.

Та, с некоторой долей сомнения вложила в мою ладонь свою узкую ладошку, я рванул в воду. Ничего, не сахарная – не растает, и не хрустальная – не поломается. Потому восторженный девичий визг сопровождал нас всю дорогу, вот уж не думал, что она такая пискля.

На берегу речушки шло веселое действо. А именно разбитие лагеря, розжиг костров, разделка трофейных барашков и свиней, насилие над молодыми и не очень женщинами. Короче, хохот, крики, визг, плач. Нормальный такой звуковой ряд, я почуял, как у меня от ярости холодеет душа. Да и Анфиса вон, свой роскошный ярко-зеленый русалочий хвост на пару не менее изящных ножек поменяла, а коготками на пальцах задумчиво снимает стружку с затопленной коряги.

– Ждем. Пусть чуть стемнеет. Мне разницы нет, но не хочу, чтобы нас видели. – Я положил руку на плечо русалки и чуть сжал его. Надо же, какая дисциплинированная и хладнокровная особа, все-таки. Марина тогда рванула – только водный вихрь за ней был, Хилола тоже истерила неплохо, а эта новенькая как будто из стали. Хотя, если вспомнить, как она утонула – просто немного не рассчитала. Побег-то был задуман и исполнен тоже весьма хладнокровно и расчетливо.

Темнеет сейчас поздновато, но мы дождались полной темноты. Бандиты наелись, натрахались, потешили свое самолюбие, поиздевавшись над распятыми на рогатках офицерами, правда, не до смерти. Так, чуток нагайками прошлись, умело, но не смертельно. Ну и насиловали дворянок перед ними – тех, что постарше. Молоденьких барышень, судя по всему, ждала участь быть проданными в какой-то серьезный гарем. Может, до Турции или Судана добрались бы. Если бы не мы…

– Пошли. Никого из джунгаров не щади. Рви и кромсай, на месте не стой. – И я подтолкнул вперед Анфису, мгновением позже превратившуюся в размазанную тень. На фоне костров мелькнуло что-то, кто-то захрипел, кто-то заорал, мелькнули клинки, хлопнул пистолетный выстрел. Улыбнувшись, я скользнул вслед за своей ученицей. Упоение дракой, оно такое упоение. Особенно, когда не надо сдерживаться, когда можно выпить жизнь из убийцы и насильника, рвануть глотку следующему, выскочившему со света костра в темноту, кочевнику.

В общем, мы с Анфисой вырезали весь это кочевье до последнего бойца. И ушли в воду, прихватив пару шкатулок с драгоценностями для русалки и набитый книгами саквояж для меня. Хорошо повеселились. На берегу остались живыми бывшие рабы, кони и уцелевшие пока еще бараны.

Впрочем, далеко я уходить не стал, вытащил Анфису на берег через пару километров. И девчонку скрутило жесточайшими спазмами рвоты, полоскало ее долго и тяжко. Да и потом сильно легче не стало, трясло и колотило, как припадочную.

– Я же людей убивала, господи. Горла им рвала, сердца из груди вырывала, мамочки! – Девчонка немного успокоилась, скорчившись у моих ног. Жестко ее отходняк накрыл, надо признать, а еще казачья дочка. Впрочем, пройдет, попсихует и пройдет, это очень полезно – вот так понять, что именно ты сделала. Ну а я просто ждал, тут нужно время. У русалок крепкая психика, да и отношение к жизни и смерти сильно меняется. Потому такое крещение и нужно, и еще и еще. Не раз мы с Анфисой водицу в красное окрасим, ибо кровь, как и вода, – это жизнь. Через час русалка наревелась и сейчас судорожно всхлипывала, размазывая по личику сопли и грязь. А я смотрел на стремительно пробивающуюся сквозь прибрежную грязь поросль. Слезы русалки, что поделать. Хорошо, я хоть догадался, собрал немного в маленькую серебряную флягу. Не хочу своих девчонок заставлять плакать, а вещь пользительная, я ведь хочу у себя на острове хорошие розы посадить. И персики с грецким орехом и абрикосами. По паре капель на каждый саженец – они у меня за неделю пятилетний прирост сделают.