Стивен Эриксон - Пыль грез. Том 1 [litres]

– Не надо было мне тебя убивать. В смысле, призрака.

– У тебя не было выбора.

– У меня никогда нет выбора. Надоело.

– Забирайся уже в яму.

Утерев глаза, тартенал спустился в яму и начал выкидывать оттуда землю с костями.

Вскоре из ямы донесся скрежет камня. Харлест подошел поближе к краю и посмотрел вниз.

– Отлично, ты его нашел. Давай, теперь ухватись за край и приподнимай. Спиной работай.

Подначивая мускулистого олуха, Харлест даже не ожидал, что тот и в самом деле сдвинет плиту и прислонит ее к стене ямы.

Тело, упокоенное в саркофаге, когда-то не уступало габаритами Ублале, но уже давным-давно обратилось в прах. Остались только доспехи и оружие.

– Призрак говорит, что у брони и даже у палицы есть имя, – сказал Харлест. – Первые герои любили одушевлять свое снаряжение. Этот теломен был родом из далеких мест, граничивших с Первой империей – кстати, из тех же самых мест, откуда пришли первые летерийцы. Воинственный ублюдок – его имя давно забыто, и к счастью. Но его доспехи и палица теперь твои.

– От них воняет, – пожаловался Ублала Панг.

– Драконья чешуя, особенно с шеи и с хвоста, где расположены железы, бывает, попахивает. Эту чешую сняли с первенца Алкенда. Доспех зовется Дра Алкэлейнт, что с теломенского переводится примерно как «Я убил дракона по имени Дралк». Кстати, повержен дракон был этой самой палицей, и зовется она Рилк, по-теломенски «круши». Или «ломай». В этом духе, в общем.

– Мне ничего из этого не нужно, – сказал Ублала. – Я даже не знаю, как орудовать палицей.

Харлест изучал сломанный ноготь.

– Не бойся, Рилк сам знает, как тобой орудовать. Давай, вытаскивай все наверх, и я помогу тебе надеть доспех. Только встань на колени.

Первой Ублала достал палицу. Двуручная рукоять, слегка изогнутая, была сделана из кости или рога, отполированного временем до янтарного блеска. Внизу – погнутое бронзовое гнездо; на наконечнике – четыре еле выступающих бугорка из переливающейся оттенками синего руды.

– Небесный металл, – пояснил Харлест. – Тверже железа. Ты так легко ее держишь, Ублала. Я бы даже от земли эту дуру оторвал. Рилк доволен.

Ублала Панг посмотрел на мертвяка исподлобья, затем снова нырнул в яму.

Верхняя часть доспеха состояла из наплечников, двух нагрудных и двух спинных пластин. Широкий и плотный пояс соединял их с юбкой. Драконьи чешуйки защищали бедра, наколенники из костей прибылого пальца венчались смертоносными шипами. Поножи, защищавшие голень, представляли собой единый кусок чешуи, как и наручи. Выше локтя шел кожаный рукав. Перчатки были сделаны из распиленных костяшек.

Время оказалось бессильно: чешуя не проржавела, кожаные ремни были упругими, как новые. Сам доспех, наверное, весил со взрослого человека.

Последним был шлем. Сотни костяшек – вероятно, выпиленных из драконьего черепа и челюсти – были скреплены в купол с наносником и нащечниками. Шею защищал ярко выраженный «хвост», как у омара. Выглядело одновременно отталкивающе и жутко.

– Вылезай и облачись как положено.

– Не хочу.

– Хочешь остаться сидеть в яме?

– Да.

– Нет, так нельзя. Призрак настаивает.

– Я больше Старого Деда не люблю. Я рад, что убил его.

– И он тоже.

– Тогда я передумал. Я не рад. Лучше было бы оставить его жить вечно.

– Тогда он, а не я стоял бы тут и разговаривал с тобой. Выигрышного варианта нет, Ублала Панг. Призрак хочет, чтобы ты облачился в доспех и взял в руки палицу. Шлем можешь надеть, когда выйдешь из города.

– И куда я отправляюсь?

– В Пустошь.

– Мне не нравится это слово.

– У тебя очень важное поручение, Ублала Панг. Мне кажется, оно придется тебе по душе. Нет, правда. Вылезай и облачайся в доспехи, а я тебе все расскажу.

– Расскажи сейчас.

– Нет, пока не вылезешь. Это секрет.

– А когда вылезу, расскажешь?

– И когда наденешь доспехи. Да.

– Мне нравится слушать чужие секреты, – сказал Ублала Панг.

– Знаю, – сказал Харлест.

– Хорошо.

– Чудесно.

Харлест отвел взгляд. Наверное, все же стоит сходить к Селуш. Только ночью. В прошлый раз, когда он показался на городских улицах днем, толпа беспризорников закидала его камнями. И куда катится мир? Будь он в лучшей форме, он бы догнал сорванцов, поотрывал им руки-ноги – пусть знают, как смеяться и дразниться!

Детей нужно воспитывать. О да, нужно. Вот когда он сам был ребенком…

Брис Беддикт отпустил офицеров, затем адъютантов и, оставшись в палатке один, сел на походный табурет. Подался вперед, уставился на руки. Они мерзли, как, впрочем, и с самого его возвращения, словно до сих помнили холод и тяжесть воды. Смотреть в полные энергии глаза офицеров становилось все сложнее; внутри копилась какая-то мерзкая печаль, от которой пропасть между Брисом и остальными становилась только шире.

Глядя на их оживленные лица, Брис видел на каждом отпечаток смерти – призрачную тень под внешней маской. Может, он просто по-новому, извращенно стал смотреть на смертных? Для рассудка лучше, когда имеешь дело с настоящим моментом и жесткой, несгибаемой реальностью. Соприкосновение с изнанкой жизни выбивает из колеи.

Если сознание – лишь искра, которой суждено погаснуть и кануть в небытие, то есть ли смысл бороться? Брис держал в голове имена бессчетного множества умерших богов. Лишь благодаря ему они оставались живы – насколько это возможно для них. А зачем?

Да, брату было в чем позавидовать. Никто не находил столько удовольствия в бессмысленности человеческих стремлений. Чем не противовес отчаянию?

Брис устроил реорганизацию во всем подчиненном ему войске, кроме Бригады Харридикта – и то лишь по просьбе малазанцев, сотрудничавших с ней. Он расформировал все бригады и батальоны и разбил их на пять легионов. В четырех из них было по две тысячи солдат и снабженцев, а пятый включал в себя основную часть обоза, полевой госпиталь, скот, погонщиков и прочий вспомогательный персонал, а также пять сотен конников, которые под началом малазанцев быстро осваивались с новыми фиксированными стременами.

У каждого из боевых легионов, включая Бригаду Харридикта, были свои повара, оружейники, кузнецы, лекари, конные разведчики и порученцы, а также орудийные расчеты. Роль командиров легионов и их штабов значительно выросла; Брис специально отбирал офицеров, исходя из их профессионализма и самостоятельности. Конечно, имелась и оборотная сторона: каждое совещание превращалось в перепалку. Но ничего, как только войско выдвинется, про внутренние распри все забудут и станут вместо этого мериться удалью с армией чужестранцев. Им было что доказывать, а если и не доказывать, то изобретать заново: во время вторжения малазанцы разнесли их в пух и прах.