Владимир Аренев - Паломничество жонглера

Фриний, не кривя душой, согласился. Впрочем, по сравнению с тем, что поджидало его в снах каждую ночь, любой «денек» казался всего лишь забавным приключением.

«Месяца два, говоришь? Ну, столько-то я вытерплю… наверное».

— Условие очень простое, улыбнулся Аррбан Острэйс. — Однако, повторяю, необходимое. Самое слабое звено в цепи ваших умозаключений — Носители. Вы полагаете, что они существуют — не спорю. Однако отыскать их будет непросто: как зверобогам, так и нам. Может, для нас эта задача даже сложнее. Осканнарт Хэйр утверждал, что один из его людей обнаружил Носителя в Клыке — если это так, если завтра нам предоставят этого человека, Носителя, или хотя бы того, кто видел его в лицо, думаю, нам будет о чем поговорить. Тогда имеет смысл ввязываться в то безумие, которое предлагает Баллуш. Иначе… иначе идея с поисками по всему королевству Носителей напоминает мне ловлю в море одной-единственной… хорошо, пусть не одной — семи иголок. Которых, не исключено, в этом море и нет. С чего вы взяли, что все воплотившиеся Носители находятся в Иншгурре? Или вы намерены искать их в Трюньиле и Неарелме, в Тайнангине? Напомню, что в последнее время Вольные Земли, благодаря вполне объяснимым усилиям чародеев привлечь внимание к проблеме Пелены, стали так же излишне воинственны и небезопасны, как и Трюньил с тамошними «встречальцами». О Тайнангине я вообще молчу, ибо новый захребетный поход — последнее, чего не хватает сейчас нашему королевству. Словом, давайте дождемся завтрашнего дня и поглядим на этого брата Хуккрэна — а может, удача улыбнется, и нам удастся воочию узреть живого Носителя? В этих обстоятельствах, думаю, все мы подчинимся решению большинства и примем план Баллуша (ибо тогда к твердому большинству, как я понимаю, присоединятся и сомневающиеся). Носители же, скольких бы мы ни обнаружили, будут в таком случае принадлежать Собору, и поступать с ними мы станем сообразно с общей необходимостью.

— Почему? — спросил Тихоход у Острэйса, когда заседание Собора завершилось и иерархи покидали Зал. — Почему вы выдвинули именно это условие? Ведь с сегодняшнего дня любой из иерархов и так начнет поиск Носителей в своем эпимелитстве.

— Вы мудрый человек, Баллуш, — ответил вместо Острэйса Галлиард Огнелюбец. — Мудрый, но в то же время и наивный. Вы ходите на заседание Собора уже несколько десятков лет. Скажите, вы часто видели, чтобы все двадцать четыре иерарха в чем-либо были единодушны?

— Почти никогда.

— Почему же вы полагаете, что мы в этом уникальны? — с усмешкой спросил Огнелюбец и сотворил священный знак Сатьякала. — К тому же поймите: пойманный Носитель — это кусочек власти. Если бы Собор принял то, что вы предлагаете, всякий Носитель — и Аррбан сказал об этом — становился бы собственностью Собора. А так…

— И мы действительно не можем рисковать, — добавил Острэйс. — Поиски Носителей — почти безнадежное занятие. Особенно если не знать, кого ищешь, а сами Носители уже инициированы относительно друг друга и не вызывают волнений пространственно-временной ткани. Вот если этот брат Хуккрэн поможет нам…

— Завтра вы будете иметь возможность говорить с ним, — твердо произнес Баллуш. — Завтра вы увидите брата Хуккрэна, живого и невредимого, я не сомневаюсь в этом.

Тихоход был искренен в своих словах. Он еще ничего не знал о резне в Клыке.

Покинув свои прежние угодья, стая волков направилась на запад. В этот сезон, когда на дорогах и возле человеческого жилья стало неспокойно, а охотники всё чаще и чаще выбирались в лес с псами и луками, найти новый, незанятый участок волкам было трудно. Раз за разом они сталкивались с местными стаями, которые оказывались сильнее и многочисленнее и приходилось уходить, бежать дальше и дальше.

Вскоре волчица убедилась, что выгоднее держаться рядом с дорогой, но не показываться на глаза людям… до определенного момента. Многие из паломников, спешивших к Храму, были готовы к тому, чтобы защитить свои жизни от людей, — и совершенно забывали о зверях. И не все могли заплатить за ночлег, даже на конюшне или в хлеву постоялого двора. Презрев осенние заморозки, такие храбрецы («глупцы», сказала бы волчица, умей она разговаривать) устраивались где-нибудь на поляне или в кустах. Самые умные — сбивались в группы по пять-шесть человек и поочередно дежурили у ночного костра; остальные, боясь, что ограбят, предпочитали спать поодиночке. Стае вполне хватало таких — но на сей раз еще издалека волчица учуяла: те, что лежат возле костра, сопротивляться не станут. Мертвые не кусаются.

Ничуть не испугавшись затухающего пламени, волки вышли на поляну и, выбрав из нескольких самые мясистые трупы, уволокли их в сумерки, где и принялись пировать. Ватагу молодых волчица отправила на разведку — и те вскоре вернулись, подтверждая: вокруг спокойно. Где-то неподалеку один из них заметил старика, который направляется на восток, но он вряд ли опасен да и идет отсюда, а не сюда. А так — ничего.

Волчица отпустила молодых к поживе и принялась за мясо сама. Она не считала, что старик так уж безопасен. Именно поэтому она, еще на пути к костру, едва учуяв запах старика, увела своих волков севернее и заставила сделать крюк. Запах, который стелился за тем человеком по земле… было в нем что-то… что-то от тех зверей, которые иногда попадаются в лесу — очень похожих на обыкновенных, но ведущих себя странно.

Она фыркнула и продолжила рвать мясо клыками. Да, она вспомнила: точно такой же запах был у кабарги, из-за которой (ну, не только из-за нее) волчица решила увести стаю искать новые угодья. Если и здесь водятся подобные звери, пожалуй, надо уходить на юг: там людей еще больше, но люди ее пугали не так… во всяком случае, люди с обычным запахом.

Ей вдруг показалось, что труп, который она пожирает, тоже легонько отдает запахом старика. Но тело слишком долго лежало у костра и провоняло дымом, который перебивал все прочие запахи. Наверное, она ошиблась.

К тому же голод сейчас был сильнее страха.

Я «прости» не умею писать — ты прости.

Если жребий настиг нас что ж, нужно идти.

Отправляясь в дорогу, вернусь ли — не знаю.

Лишь тайком прошепчу: «Отпусти! Отпусти!»

Паломникам к Храму, как известно, следует вести себя покаянно, чинно и смиренно. Уж если угораздило снять комнаты в монастыре Алых Букв — похабные песий не горланить, в кости-карты-наперстки не играть, прелюбодействовать же с постными лицами, тайно и неохотно.