Валерий Иващенко - Безумный аттракцион

Ручей и правда нашелся быстро. Драить котелки песком мне не привыкать. Из-за своего характера часто попадал на губу в учебке. А начальник там был зверь, плевать хотевший на мои связи. Наверное, по этой причине батя и отправил меня именно в то училище.

Странное место. Нет, не ручей, а вообще. Что ожидаешь увидеть, выйдя за пределы большого здания через центральные ворота? Уж никак не протоптанную тропинку с пробивающейся зеленой травкой. Где дороги? Черт! Как все неправильно! И трава, она обычная, зеленая, видел такую тысячу раз, но сейчас не вспомню название. Кусты вдоль ручья — это же сморода, дикая, но смородина! А вон клонит ветви рябиновый ствол. Да и кормили меня именно гречей, уж ее вкус я отличу от многих! Что за другая планета, где все так похоже на Землю?

Сейчас главное — не рыпаться. Запихать свой характер глубоко-глубоко в… и ждать. Смотреть, изучать, не торопиться и не пытаться бежать. Не потому, что не могу. Даже не будь на мне странного ошейника, все равно нельзя, потому что некуда! Не вернется за мной это гребаное инопланетное блюдце, чувствую филеем — не вернется.

А потом когда-нибудь все изменится, если доживу. Захватившие меня — примитивы, даже наблюдательный Лим и тот прост как пробка. Неделю-две, и, даже будучи холопом, я бы вил из них веревки. Если уж батя танцевал под мою дудку, то… Да, в этом шанс. Только бы не сорваться, притвориться, как это умею…

— Закончил? — Не успев переступить входную завесу, почти врезаюсь в бронированную тушу Бида.

— Да, все вымыл. — Страх в моем голосе неподдельный. И правда боюсь. Другое дело, что мог бы это скрыть, но ведь ему нравится, когда боятся.

— Дай посмотрю! — Резким рывком вырывает из моих рук котелок. Тарелки удержать не успеваю, и те катятся по шершавому полу зала. Порываюсь поднять, но наливаются красным глаза Бида. — Ты! Ты! Уронил мою тарелку на пол!

— Не специально! — А вот такой ужас уже скрыть не получится при всем желании.

— Ах ты падаль! — Попытку убежать прерывает тычок сапога в колено. А-а-а-а-а! Да что это за броня! Валюсь на пол, ору от боли в раздробленной коленной чашечке.

— Не специально! — кричу, пересиливая боль.

— Я видел! — Раз удар — и трещат ребра, он не достает дубинку, бьет ногами. — Ты! — Правая ступня дробится от его веса. — Сделал! — На грани сознания подставляю плечо, закрывая голову. — Это! — Рука, которою пытался прикрыться, падает сломанной веткой. — Намеренно! — Удар под дых, и я лечу, ударяясь о стену спиной. И благословенная пелена бессознательного укрывает меня.

«Папа, папа, смотри, как я умею!» Я еле дотягиваюсь до педалей газа и тормоза, но уже мню себя героем из гоночной «Формулы-один». «Я как гонщик, папа!» Но отец не обращает внимания, у него какая-то важная встреча с серьезными дядями. Только махнул рукой, мол, вижу-вижу. Ревет мотор карта, быстрее, еще быстрее, оборачиваюсь и зову опять: «Папа, смотри!» Но не замечаю вовремя поворот, и карт заносит, он врезается боком в ограждение трассы…

— Бид, держал бы ты себя в руках. А то доведешь парня, наложит на себя руки и весь сказ.

— Но он бросил наши тарелки на пол!

— Мы с тобой договорились. Он уже мой, а тебе достанется два ящика браги. Или ты хочешь выложить триста шекелей и купить мне нового холопа?

— Не лезь в бутылку, я все понял, сержант.

— То-то, капрал.

Во рту приторно сладкий, уже знакомый привкус. Мои мысли о том, что чудо-эликсир ивир — дефицит, не оправдались. С ним для таких больных и отмороженных на всю голову садистов, как Бид, раздолье. Одна надежда, что Тук больше похож на своего брата, нежели на безумного капрала. А то придется нарушить данное себе самому десять лет назад слово: никогда не думать о самоубийстве.

— Добрый совет — вытри кровь с пола. — Лим протягивает мне руку, помогая подняться. — А то ее вид может совсем снести ему разум.

— Понял, сержант, я все понял. — Угораздило же нарваться на безумца. — На вашей мирной планетке не все такие, надеюсь? — Лучше получить ответ прямо сейчас, чтобы знать, к чему готовиться.

— Еще два года назад он был нормальным. Пока не случился налет унии Гоб. А потом… Бид остался единственным, кто выжил из дежурной смены охраны порта. С тех пор его немного заносит.

— Как вы его терпите? — Это у них принято называть «немного заносит»?! Ну был какой-то налет, но мне от этого не легче. Почему из-за каких-то флибов страдаю я?

— С нами он нормальный.

Что ж, с флибами вроде начало что-то проясняться. Пираты? Нет, иначе я бы понял это слово. К тому же уния — это понятие королевского вассальства, объединение разных государств под одной короной. Или неправильный перевод? Черт! Поймай я брошенный шокер там за столом, Бид бы меня убил. Плюнул бы на триста этих шекелей (интересно, это вообще много или мало) и убил бы. Живу, выходит, в долг, по случайности.

— Что уставился? — Лим занервничал от моего пустого взгляда. Надо не так явно уходить в себя.

— А триста шекелей — это много?

— Мое жалованье сто пятьдесят в месяц, а я сержант. — Хоть и на грани сознания мелькает, что месяц совсем не тот, к которому привык, но понимаю: триста — это много. Не может же солдат в таком вооружении получать среднюю зарплату, ведь не может? Ой ли, я уже ни в чем не уверен…

— Сержант, мне надо отдохнуть. Голова тяжелая и в сон клонит.

— После двойного приема ивира-то? Понимаю. Из зала ни ногой, сейчас принесу тебе матрас.

Очень тянуло осмотреть зал прилетов получше, но голова была как цельночугунный шар, мысли ворочались еле-еле. Помимо матраса, вполне обычного, набитого соломой, Лим принес и набор белья — льняную рубашку, одевающуюся через голову, и шаровары из грубо сотканной ткани. Пристроившись в уголке, свернулся калачиком и, чувствуя себя дворовым псом, пущенным в дом по случайности, уснул. На этот раз без сновидений.

— Эй, Берк! — С трудом понимаю, что будят меня уже почти минуту. — Вставай, нам пора.

— Куда? — От черт! Я же не дома! Сейчас как получу сапогом да меж ребер за вопросы. Тут же вскидываюсь на ноги, но от резкого движения голова начинает кружиться.

— Через десять минут придет транспортер, и мы уезжаем. — Лим придерживает меня за плечо, пока мир не перестает водить свой хоровод вокруг.

— Я могу умыться?

— Да, в знакомом тебе ручье. Помнишь, где это? — Согласно киваю и как сомнамбула, тяжело передвигая ногами, иду к выходу из зала.

Краем глаза отмечаю, что желтый кубик теперь находится у Лима. Прохладная проточная вода несколько освежила, но спал, видимо, не очень долго — все еще стояла ночь. Только сейчас начал осознавать всю неправильность сложившегося положения. Ладно корабль чужих и его странности — их я уже смог принять, не понять и осознать, а именно смириться, принять как должное. Все равно изменить ничего не мог. Но эта планета! Она вызывает страх. Нет, неправильно, не сама, а странности, которые меня окружают с момента появления тут.