Валерий Иващенко - Безумный аттракцион

Бригадир повернулся к Спецу и посмотрел на него, не скрывая враждебности. Рахман молчал и рассеянно смотрел в костер. Пауза затягивалась, напряжение нарастало. Спец как бы невзначай расстегнул кобуру и сел поудобней. Бригадир также изменил положение корпуса, сместив точку концентрации внимания внутрь пещеры.

— Я гляжу, вы решили опять тварей покормить, — сказал Рахман. — Свежее решение. Они сожрать вас сейчас не могут, так хоть негативной энергией подкачаются. Молодцы. Запомните, это не вы, это вас в агрессию толкают. Любая ваша эмоция — им подпитка!

Он пошевелил палкой в углях, подняв столб разноцветных искр. Огонь вспыхнул ярче. Замысловатые тени бросились врассыпную.

— Я расскажу свою историю. Она тебе покажется сказкой. Им тоже показалась. Но сначала расскажи ты. Иначе Бригадир себя сожрет.

Спец бросил оценивающий взгляд на Рахмана, потом на Бригадира.

— Хорошо, расскажу. А то мы действительно друг друга передушим, не время сейчас. Только рассказывать особенно нечего. Мясником меня прозвали журналисты. История громкая была, сейчас перевирают много. А началось все в девяносто шестом. Я тогда только вуз окончил. Молодой был, зеленый. Спортом профессионально занимался. Боевое самбо. У нас в секции один чеченец был. Дружили мы с ним. Ну я так думал. Он меня к себе пригласил. Я рисовал хорошо, гравировки делал. На памятниках подрабатывал. Он и пригласил. Говорит, заодно и денег поднимем. Я повелся. Там меня схватили — и в рабство. Он же и продал. Я у них почти полгода… Наши искали. Местные прятали. Все. Даже дети. Я дважды бежал. Дважды местные ловили. Как скотину в стойло загоняли. Да я скотиной для них и был. Третий раз повезло — на своих вышел. Сразу в контрактники пошел. Подготовился, время было. Подобрал людей, выбрал момент и посетил аул. Вернул должок. Со всеми рассчитался. Никто не ушел. С тех пор и понеслось. Потом повзрослел, поумнел. Война — она быстро учит…

— С Чечней как раз вопросов к тебе нет. Плавали, знаем. Ты нам про свои подвиги в Питере расскажи.

— Да ты, я смотрю, мой фанат! Всю биографию знаешь. Хочешь про Питер — слушай про Питер. Там было так. После Чечни я в ментовке в Питере работал. По наркоте. Команда хорошая подобралась, из старых. Мы накрыли несколько сетей. На главных бенефициаров вышли. Ими, как догадываешься, власть держащие были. По ним работать не дали. Подставили и уволили вместе с Лехой и Славкой. Не посадили, потому как знали слишком много, а убить не смогли. Пытались, но не смогли. Тупо подставили и слили, но я не в обиде. В ту пору всю страну слили, как в унитаз, — что мы? Крови тогда много пролилось. Наших прилично полегло, но шваль мы капитально проредили. Из Питера нам надо было срочно уезжать — уж слишком многим мы поперек горла встали. Мы тогда в Красногорловку поехали, у Лехи там сестра была, к ней и поехали. А Красногорловка — это моногород. То есть вокруг одного предприятия построен. Этот завод олигарх местный захватил. Из бандитов, естественно. Он его решил обанкротить, оборудование на металлолом, людей — на свалку истории. Обычная по тем временам ситуация. В то время еще идеалы коммунизма не все забыли, в справедливость верили да и бороться могли, еще не все рабами стали. В общем, сцепились за завод. Директора своего выбрали, все по закону. Они же акционеры. Бандюганы приехали, всех разогнали. Кого-то убили. А менты, естественно, на стороне олигархата. Люди плачут, а что сделаешь? К нам пошли, умоляли. Мы дружину организовали, завод отбили. Все опять заработало, все довольны. Кризис миновал. Нас трижды убить пытались. Три бригады полегло, отбились. А потом новое руководство спелось с олигархом и продало ему всех. Нас однажды собрали и всех отравили. Гадость какую-то подсыпали, а потом добили. Леху и Славку тоже убили. И бабу Лехину: жениться осенью собрались. Лехина сестра, кстати, и убила. Ей там пообещали что-то. То ли сына вылечить, то ли еще чего, не суть. В общем, погибло человек двадцать. Я выжил по абсолютной случайности. Не было меня там просто. Меня искали, но не нашли. Менты и власти, как положено, все прикрыли. Мол, отравились водкой несколько человек. Все всё подписали и забыли. Потом еще долго добивали несогласных, устраивали пожары, ДТП. Я вернулся через год — завод уже распилили. Сестру Лехину кинули, людей выгнали, нищета, пьянство. Но я вернулся не помогать, мне этих людей не жалко. Это было общее предательство. Тогда почти все согласились. По крайней мере, все промолчали. Я мстить пришел. Я помнил всех, кто организовывал, кто уговаривал, кто исполнял, даже тех, кто дела закрывал, кто Леху со Славкой в печке сжег и в пропавшие без вести записал. Всех. В мой расширенный список сорок два человека вошло. За месяц все легли. А самые основные — вместе с семьями. Пришлось повозиться, конечно, особенно с директором и ментом главным. Один всех своих во Францию вывез, другой в Италию. Да и с олигархом местным тяжко пришлось. Я его сынка последнего только три года назад утихомирил. Он мне вендетту объявил. На людях и сходняках такие речи толкал, мамой клялся. А сам откупиться пытался, на коленях ползал. Сливал всех, кого знал, мразь. Это с его подачи газетчики на меня накинулись, во враги народа записали. Это они и погоняло придумали, главным злом объявили. А я не против, я для них и есть Зло.

— Я слышал другие истории, — произнес Бригадир недоверчиво.

— А от кого слышал-то? От журналюг или от ментов? Так им всем меня заказали. Или в ориентировке вычитал? Так я те ориентировки читал. Процентов на семьдесят вранье. На меня все повесили, даже свои преступления. Прежде всего свои преступления. Я для этого самая удобная кандидатура.

— Ну, в общем-то от них и слышал, — согласился Бригадир.

— То-то и оно. А дальше сам думай. Ты спросил, я ответил. Я не ангел, за мной много дел, но все, кого я упокоил, были того достойны. Может, и попался кто, но это случайно.

— А кто решает, кто чего достоин?

— В данном случае я. Я нашему правосудию не верю. А ты? Я по-любому чище, даже если и пристрелил кого ненароком. А за дела свои отвечу, возможно, очень скоро. Там все видят. Но я не боюсь. Я знаю, что прав. Теперь твоя история, Рахман.

— Но… — Бригадир не унимался.

— Подожди, я ответил. Дай послушать.

— Он прав, — подхватил Рахман. — У меня история похожа. Не знаю, с чего начать.

— Попробуй с самого начала. Не ошибешься, — предложил Спец.

— Ладно. Я с детства воином рос, меня так готовили. Все наше поселение нурманы вырезали. Отец меня спрятал. Щенка наказал охранять, а сам… Я видел, как он лег. Меня найти не сумели: княжич с дружиной малой подоспел. Он меня и нашел, а я на него с ножом кинулся. Пять лет мне было. Вот с тех пор я в походах, с ножа ел, с шелома пил. В семь лет взял первого ворога стрелой. В десять — саблей. Потом дружина. До воеводы дорос. Дальше школа особая, там витязей готовили. Бою с колдунами обучали. Потом служба. Ранение. Когда до службы сделался немощен, а до слов вызрел, стал отроков учить. Оставил их как-то — князь позвал. Вернулся, гляжу — лежат все отроки мои, некоторые даже мечей не достали. Остальные как стояли, так и легли, спина к спине. А мечи учебные в основном. Глаза открыты. Смотрят на мир наивно и с обидой. Как бы спрашивают: «За что?» Я тогда мечи собрал — и в погоню. Седмицу по следам бежал. Настиг. Это княжич был с малым десятком, а с ним послы заморские да монахи, служки бога нового иудейского. И колдовством за версту несет. Видать, мои увидали, что не положено было. Их всех и порешили. Я дождался момента подходящего да и все палатки посетил — и послов, и монахов. Всех. Последним к княжичу зашел. Всем мечам отроков моих тризные ножны подобрал. А на выходе меня стрелами побили. Но не убили, а к князю повезли. Тот меня изменником объявил, но сразу убивать не стал. Хотел, чтобы я оклемался, а уж потом с меня здорового шкуру содрать. В темницу бросили. Уже непосредственно перед казнью из поруба меня Кощей вытащил, он многих тогда освободил. Там и тати известные были. Но у него свой суд. Я тогда не понимал какой. Он многих освободил, но еще больше казнил. И князя нашего, и постельничего его, и казначея, и бояр родовитых. Не всех, но многих. И княгиню, что князь из-за моря привез, и, почитай, всех, кто с ней приехал, проповедников заморских, менестрелей, купцов и даже девок дворовых. Книги, имущество сжег, ближника Велеса убил, жрицу Макоши и еще несколько служителей рангом пониже. Я на тот момент не понимал ничего, дурной был. Защищать их бросился. На самого Кощея. Чистое самоубийство. Но он меня убивать не стал. Разоружил — и все, отпустил. Сказал, что я волен делать, что мне заблагорассудится. Разрешил участие в его суде принимать. Все по Кону. Я многое тогда узнал, глаза раскрылись. Одного не понял: как я раньше этого не видел. И не только я. Люди как допустили. Как нелюди стали элитой общества и все добровольно под их ярмо пошли. Кощей ушел — я остался. Вопросы стал задавать, до Великого Князя дошел. А он меня убить и приказал. Меня волхвы спасли, а Яга выходил. К Кощею направил. А Князь и Церковь меня пособником Кощея назвали, абсолютным Злом, по-вашему. Вот, собственно, и все.