Валерий Иващенко - Безумный аттракцион

Я проговорил какую-то необязательную чепуху, просто чтобы что-то сказать.

За окном снова скрипнула жесть карниза, захлопали, удаляясь, невидимые крылья, и откуда-то сверху слетел захлебывающийся лающий хохот. Ничего человеческого не было в этом хохоте.

На некоторое время стало тихо.

— Вот ведь живем… — вдруг проговорил папахен, — работаем, детей растим… Надеемся на что-то. А на что надеяться? Все хуже и хуже с каждым годом. Хоть и придумывают всякие там «Возрождения», но все равно… А скоро и совсем… Недолго ждать осталось.

Макс заправил выбившуюся прядь за ухо.

— Дурак ты, если так говоришь, Михал Иваныч, — серьезно произнес он. — Да еще и при пацанах…

— Чего «дурак»-то? — заворчал папахен. — Не так, что ли, скажешь?

— А то и дурак. Если сидеть сиднем и ждать, то и вправду… дождешься.

— А что еще делать? Со зверьем ведь не пойдешь махаться, верно?.. Вот и сидим сиднем… А ты что, не сидишь, что ли?

— А я не сижу, — просто ответил Макс. — Ты про Всадника что-нибудь слышал?

Папахен пожал плечами, поскреб щетину на щеках.

— Не-а, — сказал он. — А кто это?..

— Наливай, Михал Иваныч, еще… — попросил Макс, и папахен с готовностью наклонил бутылку. — Завтра договорим, как время будет. И про Всадника, и вообще…

Я как бы невзначай подвинул к бутылке свою кружку, но папахен меня, конечно, проигнорировал.

Беззвучно погасла лампочка у нас над головами.

Все, отключили электричество. Тотчас где-то недалеко, может быть, в соседнем дворе, что-то тяжко и гулко грохнуло, и, как отзвук этого грохота, ввинтился в напряженную тишину ночи раздирающе заунывный вой.

Наступило время зверья.

Чиркнула спичка, высекая желтый огонек. Папахен зажег свечу, поставил ее в центр стола.

— Значит, завтра проводите меня к Агалаю? — спросил Макс. — То бишь к Лешему?

— Проводим, почему не проводить, — быстро ответил Дега и вдруг осекся, посмотрел на меня. — Ой, там же… ну, нежелательно было бы того… отсвечивать нам…

— Это еще почему?

Дега сунул в рот кусок колбасы. А я почувствовал на себе вопрошающий взгляд папахена.

— Да размолвочка у нас небольшая с Чипой вышла, — вынужденно объяснил я. — Ничего страшного.

— Вообще пустяки! — с фальшивой бодростью добавил Дега.

— Вы меня проводите, — утвердительно сказал Макс. — Вот заодно и разберемся. С пустячной размолвочкой. Если, как вы говорите, каждое посещение Лешего этими вашими старшаками отслеживается, мы наверняка с Чипой пересечемся.

Папахен промолчал, глянув на брахмана с явным одобрением. Дега просиял. Да и я тоже почувствовал громадное облегчение. Надо же, как удачно все вышло! Нет, все-таки хороший человек этот Макс! И как вовремя он на нас свалился!

— А вам он зачем понадобился? — принялся было трещать Дега, умильно заглядывая Максу в глаза. — Леший-то?

— А вот это, — веско ответил брахман, — не твоего ума дело, дружок.

— Ну все, — подвел итог папахен, снова берясь за бутылку. — Договорились, теперь валите-ка, пацаны, спать. А мы еще посидим немного.

Дега встал. Хотел было подняться и я.

— Постой-ка, — вдруг остановил меня Макс. — Дай мне руки.

На этот раз я повиновался охотно. Да что угодно для такого распрекрасного гостя.

Он снова стиснул мои пальцы. Я старательно вытаращился в его глаза, но сейчас почему-то ничего не произошло.

— Не пойму я… — проворчал Макс, отпуская меня. — Что-то с тобой не так, парень. А что — никак не увижу… Ладно, потом. Скорого рассвета!

— Скорого рассвета! — откликнулись мы с Дегой.

Вокруг него копошилась нервная темнота. Неподалеку с шипением взвилась желтая ракета, на мгновение осветив каменистое поле, рассыпавшихся по нему людей в военном камуфляже, несколько грузовиков с крытыми брезентом кузовами. Машины стояли с выключенными фарами вокруг неровной ямы, глубина которой не пустила в себя желтый свет. Сильно пахло земляной сыростью, какой-то химией и еще чем-то, невнятно будоражащим, как перед дождем.

Его тело было безвольно и тяжело, как кусок мяса, мозг — сжат и нем, мыслительной силы хватало только на то, чтобы просто фиксировать появляющееся в поле зрения. Знание того, кто он, зачем он, каково его прошлое и что его ждет в будущем, оледенелым комочком болталось где-то глубоко внутри немого мозга и с сознанием никак не соприкасалось.

— Раздевайся, — произнес кто-то, стоявший за его спиной.

До него не сразу и с трудом дошел смысл этого слова, зато его тело моментально на это слово отозвалось. Он начал снимать с себя одежду. Мысли оглянуться и посмотреть, кто там, сзади, не возникло в его голове.

Полностью обнажившись, он выпрямился и снова замер. Ночной холод быстро облепил его со всех сторон.

Позади вспыхнул яркий фонарь, обрушив на голую, усыпанную мелкими камешками землю его тень, громадную, неестественно вытянутую.

Сзади кто-то сосредоточенно прокашлялся, будто готовя себя к какому-то важному и сложному делу, и через несколько секунд он почувствовал, как к шее прикоснулось что-то маленькое и влажное, медленно прочертило замысловатый, спускающийся вниз, к плечам, знак и исчезло. И вернулось вновь, на этот раз коснувшись верха левого плеча.

«Кисточка, — наконец-то догадался он. — Это кисточка».

Тот, кто был сзади, обмакивая куда-то кисточку, старательно выводил на его коже причудливые и явно сложные знаки.

Тихо урча, проехал неподалеку грузовик, разбрызгивая в темноте свет фар. Остановился, тут же погасив фары.

Приближался топот.

По тени, громадным уродливым лоскутом растянутой на земле, заскользили тени других людей, и вскоре через световой конус, в котором он стоял, прошла скорым шагом короткая колонна из пяти солдат. Оружия при них не было. Точнее, обычного оружия. Солдаты в камуфляже «цифра», без знаков отличия, в форменных кепи, несли каждый в левой руке по щиту — пластиковому, из тех, что применяются для разгона демонстраций, но почему-то разрисованному непонятными символами, напоминающими египетские иероглифы. В правой руке у солдат посверкивали обнаженные длинные клинки. У первого — кавалерийская шашка, у второго — шпага с причудливой защитой на гарде, у третьего — широкий нож-мачете с пластиковой ручкой… Что там было у четвертого и пятого, он не разобрал.

Невидимый художник уже расписывал нижнюю часть его спины, переходя постепенно к пояснице.

Слева послышались голоса.

Один из них завел захлебывающийся плаксивый речитатив:

— Не буду я! Не буду!.. Не буду я! Не буду!..

Речитатив этот почти заглушал хриплый и злобный рык:

— Ты присягу давал! Контракт подписывал! За что тебе деньги платят?! Под трибунал пойдешь, гнида!

— Не буду я, не буду я, не буду я!..

— Как бы тебе, майор, самому под трибунал не попасть, — вклинился третий голос, начальнически размеренный, даже с насмешливыми нотками. — Это вот твоя хваленая психологическая подготовка личного состава?..