Jane_BlackCat - За краем Вечности [СИ]

— Пока что. Но если ты сказала, не подумав, значит сказала именно то, что думаешь. А лично я в отличие от некоторых никогда не скрываю своего истинного мнения.

Замершее было сердце начало колотиться как на защите диплома, пока я смотрела вслед гордо шагающему прочь Джеку. Его покачивающаяся фигура удалялась быстро, и едва скрылась за поворотом, с губ сорвалось истощённое «А-а-а», а колени подогнулись. К горлу подобрался ком множества чувств. Разобрать их всех, покопошиться в каждом — ни за что бы не удалось. Шок, опустошение, обида, печаль и злоба налили глаза предательскими слезами, но волю им давать нельзя — во всяком случае, ни здесь, ни сейчас. Что это было? Неужели Джек Воробей попытался меня принизить? Или же говорил чистую, неприкрытую правду, именно поэтому так обидно и… больно? Больно слышать это от него. От моего капитана. Да что там! Он уже давно не «просто капитан» для меня. Именно поэтому ревность и злость так душат каждый раз, когда что-то идёт… не совсем так, как хотелось бы? Потому, что под ревностью и злостью кроется боль, которую не хочется признавать? А все наши проблемы? Может быть, виной им не Джек, а именно я? Именно я неправильно себя веду? Я всё делаю не так, ищу во всём виноватых, не замечая, что сама не добилась почти ничего. Не думаю, что чувствует Джек на самом деле. Какой же надо быть неблагодарной дрянью, чтобы так рассуждать о событиях, которых не застала; и говорить гадости о человеке, который был дорог собеседнику! Я — сволочь, переживающая только о себе! Идиотская, неблагодарная скотина, замечающая только свои чувства и проблемы. И буду ещё большей дрянью, если затаю злобу на то, что Джек, так легко и беззастенчиво сказал мне это в глаза.

Я сама не заметила, как губы искривились, на лбу проступили мимические морщинки, а глаза еле удерживали под веками скопившиеся слёзы, готовые выплеснуть всё, накопившееся в душе за это непростительно долгое время. Сообщило мне об этом мутноватое отражение в полуразбитом сером окошке сарая напротив. Созерцая в нём красные мокрые глаза, дрожащий рот и скулы, я противно скривилась и заорала отражению:

— Ненавижу тебя! Фу-у! — и зарядила кулаком в хрупкое зеркальное стекло.

Капелька крови упала на мостовую вместе с градом осколков. Немой крик вырвался из горла, пока я, словно в замедленной съёмке, падала на колени, держась за разбитые костяшки пальцев. В душе ничего больше не осталось — лишь пустота и боль. Я задрала голову к небу, до боли жмуря глаза и беззвучно взывая к высоте. С неба упала капля воды, смешиваясь со слезами на ресницах и скатываясь по щекам. Снова зарядил дождь, проливающий слёзы вместе со мной, бьющий по подставленному лицу и маскирующий мои рыдания. Эти рыдания — единственное, на что осталось душевных сил.

В последождевой тиши воздух пропах озоном и свежестью, но тяжёлые серые комья туч всё ещё нависали над красными волнами черепичных крыш, грозя уронить новую порцию ливневого дождя на притихший Исла-Сантос. К пристани я приблизилась спустя добрый десяток минут: и дело было вовсе не в дальнем расстоянии. Лишь только успокоившись, отыскав в себе возможность дышать глубоко и размеренно, вытерев слёзы и убедившись, что узнать во мне только что рыдавшего человека будет непросто, я позволила себе возвращаться к кораблю. К тому времени, как первые мачты застенчиво выглянули из-за крыш, удалось возвратить бесценную холодность лицу и эмоциям, а также убедить себя, что только слабаки поддаются подобным минутным слабостям, и произошедшее не стоит излишних переживаний. В конце концов, разве случилось что-то ужасное? Подумаешь, наговорила гадостей и повела себя как последняя свинья! А «люди плачут не от того, что они слабые, а от того, что слишком долгое время были сильными». А быть сильной, безусловно, придётся ещё долгое-долгое время. Не лучше ли смириться?

Под ногами хмуро хлюпала вода, отражающая мрачное городское небо и столь же мрачную меня. Возвращаться на корабль не хотелось. Не хотелось никого видеть и ни с кем не разговаривать. Никогда! Наверное, в душе не осталось ничего живого. Кроме ненависти к себе и событиям, которые привели к сегодняшнему дню. Тёмные стены домов вторили моему настрою. Казалось, будто бы за мной тянулся многометровый шлейф мрака, который погружал в уныние всё, что попадалось на пути. Однако, смотреть на это не хотелось ещё больше, чем возвращаться и попадать на глаза нашему заядлому пиратскому психологу. Поэтому всё, что мне осталось — это обхватить себя руками (будто бы это могло защитить от зябкой погоды) и уткнуться взглядом в проплывающие под ногами мокрые камни мостовой. Пока не наступила на чьё-то отражение в луже, по поверхности которой тотчас затанцевали круги. Я озадаченно уставилась на дрожащее, искажённое отражение и медленно подняла голову. Взгляд поднялся от начищенных до блеска сапог, проскользил по тёмно-синему камзолу с серебристыми пуговицами, задержался на кружевном воротнике и опасливо поднялся к лицу, обрамлённому серой щетиной.

— Какая встреча! — просипела я, отступая. Старый знакомый отвесил театральную приветственную улыбку и шагнул ко мне; из-за его плеча показалось несколько человек в солдатском, а пробившееся сквозь тучу солнце матово сверкнуло на прикладах мушкетов. Я не заметила, как сгорбилась и застучала зубами, заметно содрогаясь, но в то же время постаралась источать уверенность. Или, хотя бы, её имитацию. — Должна признаться, не ожидала встретить вас здесь, мистер… Стивенс.

— Аналогично, мисс Оксана, — отозвался губернатор Нассау, протягивая мне руку, вероятно, для рукопожатия. В ответ я лишь глубже затолкала кулаки в карманы и постепенно засеменила назад.

— Если на этом всё, изволю откланяться. Дела не ждут, — я попыталась пройти мимо, но столкнулась плечом с солдатом и возмущённо взглянула на приставленный к груди штык мушкета, после чего недоумённо обернулась к Стивенсу. Тот виновато развёл руками и сократил дистанцию.

— Послушайте, мисс Оксана… Я помню нашу с вами сделку.

— Сделку? — мушкет перегородил мне дорогу, не позволяя приблизиться к губернатору.

— Вероятно, ваши мысли сейчас заняты более важными вещами, но я напомню, как некогда вы пообещали освободить меня и в добавок отдать то, что вы найдёте в конце пути. Амулет Ротжета. А поскольку я на свободе…

— Вы расторгли сделку, — холодно прервала я. — Когда сбежали самостоятельно, а ваши люди чуть не потопили «Жемчужину».

— Как раз наоборот, — пропел Стивенс, его тяжёлая рука требовательно приобняла меня за плечо. — Меня спасли мои люди, лишив вас этой необходимости, — и противно улыбнулся. — Значит, вы вдвойне должны мне.