Jane_BlackCat - За краем Вечности [СИ]

— Вам же нужен амулет, — промурлыкал пират. — Значит, избегу.

— Ты солгала, что знаешь, где дневник? — помявшись, пережевав информацию, Стивенс нехотя обернулся ко мне.

— Нет. Однако есть сведения, известные только Джеку. А есть сведения, известные только мне.

— Выходит, вы оба пытаетесь влезть на мой корабль?

— Мы оба приговорены, если ты забыл, — Джек скептически поднял бровь и сложил руки на груди. — Более того, наша красотка вряд ли сможет договориться с нынешним обладателем дневника без моей помощи.

— Почему ты считаешь меня идиоткой?! — показательно вспыхнула я.

— Если ты думаешь, что я считаю тебя идиоткой, это не значит, что я должен доказать, что ты идиотка. Наоборот, ты должна изменить моё мнение, ведь это в твоих интересах, цыпа, — пропел пират. Впрочем, к нашим наигранным, деланным попыткам доказать враждебный друг к другу настрой, Стивенс отнёсся без интереса. И только я открыла рот, чтобы швырнуть в Джека новой колкой репликой, губернатор мягко прервал:

— Довольно. Идёмте, ненормальные, — и зашагал в лес. Мы с Воробьём обменялись торжествующими ухмылками и устремились следом.

Джека, очевидно, привлёк способ сбежать с Сен-Бартелеми на корабле Стивенса, и тот сразу же вычислил очередную стратегию. Если смотреть на дело с логической позиции, нам выпал великолепный расклад карт: Кристиан Стивенс доставит нас в любую точку Карибского моря, стоит только убедить, что нужные вещи там. А выбор места — последнее дело. В конце концов, Тортуга: почему бы и нет? Досаждает лишь то, что команда «Жемчужины» во главе с Гиббсом останутся на Сен-Бартелеми, а возможность сообщить им о нашем курсе стёрлась очередным соглашением с губернатором Нассау. Впрочем, это дело времени: после высадки в нужном месте, рано или поздно, Джек придумает, как обзавестись новым судном и вернуться сюда, чтобы забрать команду.

Едва лес упёрся в дорогу, мы оказались в нижнем ярусе города. Однако именно там нас поджидали новые старые враги. Матросы Стивенса обступили нас плотным кольцом, и не успел никто из нас оглянуться, как Джек уже злобно позвякивал новыми наручниками. Под конвоем мы достигли причала в два счёта: короткая дорога в сочетании с быстрым шагом были необходимостью в связи с розыском сбежавшего преступника. И у воды нас встретил строгим скрипом огромный парусник с гордо вздёрнутым бушпритом. Чопорные, золочёные буквы собирались на корме в вензелеватом названии «Августиниус», а носовая фигура, выточенная в форме морской нимфы с королевской короной на раскрытых ладонях, словно застыла в полёте. Подобранные белые паруса слепили глаза своей новизной, а округлые, пузатые борта поднимались многим выше, чем у «Жемчужины». Солнце, переплетаясь с такелажем, слепило глаза, поэтому пришлось приставить руку ко лбу козырьком, дабы восхититься этой красотой. Однако, процесс наслаждения величественным зрелищем неприятно оборвался: в спину навязчиво подтолкнули, и трап отозвался гулким стуком под подошвами. Тщательно выдраенная палуба блестела как зеркало, и сперва вызывала справедливое опасение, как бы не поскользнуться. Воистину, если бы у кораблей была собственная иерархия, этот бы возглавил её, как истинный король.

Немногим позднее, швартовы соскользнули с кнехтов и, прочертив по воде полосу, заползли на борт. Судно покидало гавань спешно, стремительно, и, если бы было живым существом — непременно оглядывалось бы, как пугливая собачонка. Берег совсем скоро превратился в горбатую неширокую полоску, бусиной висящую на горизонте.

Жажда Стивенса как можно быстрее выйти в море, оправдывалась нахождением беглого пирата на борту. Какому бы человеку хотелось, чтобы его уличили в укрывании преступника, некогда «ограбившего банк и выкупившего его на награбленное»? А поэтому, естественно, чтобы не мозолить глаза береговой страже, перезахваченного пирата сразу же отправили в карцер; я только и успела оглянуться, когда возмущённое «Э!» донеслось со стороны трюмного люка: Джека безнравственно отправили вниз пинком под зад, из-за чего в трюме загрохотало от падения и отборного мата. За ним спустились двое солдат, вероятно, чтобы запереть в камеру. Одновременно от смеха и сочувствия заслезились глаза, и я подняла их к небу, поражаясь, как же солдаты догадались сделать то, что так часто хотелось сделать мне. Однако, своевременная мысль «Не сломал ли он себе что-нибудь во время падения?» умерила пыл. Странная любовь: одновременно и всей душой переживаешь за человека, и посмеиваешься. Впрочем, второй пункт просто вошёл в привычку: так часто скрывать свои истинные эмоции оказалось намного легче за маской смеха. А с Джеком, вся речь которого пропитана иронией и юмором, по-другому бывает сложно.

— Мисс Оксана. — Я мгновенно обернулась на холодный голос Стивенса. — Вас ждёт каюта. Позвольте проводить.

И так, море снова распростёрло горизонты перед нами, правда уже в совершенно другом качестве: заместо «Жемчужины» над головой шуршал парус «Августиниуса»; вместо капитанской должности, Джек почивал на лаврах карцера; а моим местом пленения стала милая, округлая комнатка, посреди которой таким же ровным кругом возвышался резной стол, сидя за которым, можно было глядеть на витражные створки балкона.

Однако, стоило отдать должное, от пленения в каюте страдало только неуёмное любопытство; в основном же, нахождение на «Августиниусе» можно было рассматривать как небольшой отпуск от вечных поисков, авантюр и загадок: мистер Стивенс не стал заморачиваться запретами. Каюта — как скромненький номер в таверне. Рацион — домашняя пища. Общество — практически нулевое. Вопреки ожиданиям губернатор Стивенс не стал прибегать к постоянным допросам и угрозам, и даже не удостоил меня посещением. Спешить и самой делать первые шаги тоже не хотелось, а поэтому приходилось терпеть духоту и жару, и куковать в каюте. Уверена — стоит выйти на палубу — и, по закону подлости, ко мне сразу пристанет с расспросами пленитель. Посему общение за остаток дня ограничилось лишь дружественным «Спасибо!» когда в дверь постучались и подали миску рисовой каши с солониной и привычным чёрствым сухарём. До самой ночи пришлось рыться в ворохе мыслей и идей, выбрасывать откровенно бредовые, а более-менее лицеприятные укреплять в памяти.

Когда за оконными витражами повеяло лёгким туманом, а пылающее солнце оставило на прощание лишь меркнущие розовые облака, опоясанные малиновыми кромками догорающего заката, в каюту застучали.

— Входите, — бросила я. Дрожь волнения сотрясла коленки. Чтобы скрыть её, пришлось напрячься и закусить губу.

В дверном проёме появился ожидаемый собеседник.