Шеннон Мессенджер - Доверься ловушке [litres]

Элвин посадил Булхорна на подушку рядом с Софи, подошёл к Ливви, и они занялись последними приготовлениями. Софи принялась размышлять о предстоящей сложной процедуре, пытаясь отвлечься от мыслей об игле, хотя знала, без неё не обойтись.

Она мельком заметила, как Ливви передала Элвину стеклянный шприц с густой синей жидкостью.

И даже зная, что в нём то самое средство, что в конце концов её спасёт, никак не смогла отделаться от назойливой мысли: «Игла, игла, игла».

Тогда она попробовала отвлечься, уставилась в фиолетовые глазки-бусинки Булхорна и стала мысленно его уговаривать, чтобы не пугал народ так сильно, как в прошлый раз.

– Я справлюсь, – прошептала она ему.

Булхорн фыркнул.

А в голове всё крутилось: «Игла, игла, игла».

– Всё будет хорошо, – уверила её Ливви. – Можешь выбрать любой вариант.

Софи кивнула, и только потом до неё дошли слова Ливви:

– В каком смысле «любой вариант»?

– В смысле, осталось принять ещё одно решение, а потом приступим.

Она села на гору подушек рядом с Софи и вытянула кулаки.

– Видишь ли, планируя эту операцию, я поняла, что её можно провести по-разному. В облегчённом варианте, – она разжала левый кулак, показывая крошечную молочно-белую пилюлю, – или в полном. – В правой руке оказалась пилюля побольше, мерцающая изумрудно-зелёным. – Перезапуск инфликции начнётся от любой.

Сандор с Грейди тут же начали советовать белую пилюлю, но Софи всё-таки уточнила:

– А чем они отличаются?

– В белой всего четверть унции лимбиума, – объяснила Ливви, – с особыми добавками, активирующими участки мозга, связанные с инфликцией. А в зелёной лимбиума вдвое больше, те же самые добавки для мозга и ещё одна для другого.

– Для чего? – опередил Софи Грейди.

Ливви пожевала губу.

– Для сердца.

Софи прижала руку к груди, ощупывая рёбра.

– Сердца.

Ливви кивнула.

– Для большинства способностей энергия берётся из мозга, но во всех трудах по инфликции сказано, что она действует несколько иначе. Мозг только запускает способность, но основная энергия поступает отсюда, – она стукнула себя в грудь кулаком с зелёной пилюлей, – потому что в основе инфликции лежит способность направить свои эмоции наружу. А здесь, – снова удар в грудь, – эмоции гораздо ярче. И чтобы раскрыть твою способность в полную силу, перезапустить нужно и голову, и сердце. Хотя особо острой необходимости в этом нет. Запомни это хорошенько. Для того, что нам нужно исправить, достаточно этой. – Она показала белую пилюлю. – Когда подействует, твой мозг сможет управлять эмоциями как было задумано, более целенаправленно. Этого вполне хватит.

– Но зелёная всё-таки лучше, – уточнила Софи.

– «Лучше», наверное, не то слово, – объяснила Ливви, – ведь этот вариант более рискованный, да и силы восстанавливать придётся дольше, всё-таки остановка сердца даже на несколько секунд даром не проходит.

Теперь сторонников белой таблетки стало гораздо больше.

К ним примкнул даже Фитц.

С ней и впрямь всё казалось гораздо проще.

Маленькая. Невзрачная. Обыкновенная.

Зато зелёная такая яркая.

Цвета жизни.

А ещё одежды, которые эльфы надевали на похороны.

– По-вашему, надо выбрать зелёную? – спросила Софи.

– По-моему, решать надо тебе самой, – возразила Ливви.

– Но вы же её сделали, – напомнила ей Софи. – Хватило бы белой, но вы решили добиться большего и на этом не остановились, так?

– Софи, я же исследователь, – вздохнула Ливви. – Мне нравится стремиться к невозможному и раскрывать тайны. А твои гены для меня как тренажёр. В прошлый раз мы перезапускали только разум, и мне бы хотелось узнать, что получится, если замахнуться на доселе неведомое и попытаться кое-что подправить у тебя в сердце. Так и получилась зелёная пилюля. И я очень старалась, чтобы она не принесла вреда. Только безвредность в данном случае не исключает сильной боли… а может, и побочных эффектов. Так что белая пилюля на самом деле может оказаться лучше. В общем, сама решай, что сможешь преодолеть.

Ливви снова протянула обе таблетки, а Элвин вручил Софи бутылочку «Молодости».

И вроде почти все советовали принять белую пилюлю.

Про зелёную никто даже не заикнулся.

Только в общем хоре голосов некоторых слышно не было.

Голосов друзей, оставлявших выбор за ней.

Которые сами, возможно, рискнули бы по-крупному.

А у песен, шелестящих на ветру, мотив сменился на гимн смелости и отваги. Тончайших корешков, способных пробиться сквозь сплошной камень.

– Софи, выбери белую, – уговаривал Фитц. – Ты и так уже столько рисковала.

Было дело.

Снова, снова и снова.

И ей это порядком надоело.

Борьба ещё не закончена.

А что толку бороться, если не отдаваться этому делу всем сердцем?

Софи схватила зелёную пилюлю и тут же проглотила, боясь передумать.

– Вот это по-нашему, – тихонько одобрил Киф. – Так и знал, что она фостернёт.

Сначала стало щекотно.

Словно под кожу попали миллионы жужжащих тварей, будоражащих каждый мельчайший нерв, и захотелось их стряхнуть, выцарапать ногтями, лишь бы выгнать вон.

Но тело не слушалось.

Застыло.

А потом нахлынула боль.

По жилам пронеслись вспышки молний, кровь полыхнула огнём, в мозг вонзились миллионы игл, гвоздей, шипов, и время остановилось.

А на сердце…

Навалилась свинцовая тяжесть.

Сокрушительная.

Непреодолимая.

Стало нечем дышать.

Мысли застыли на месте.

Тело отказалось работать.

Всё застыло, замерло, оцепенело, внутренности сжались от мучительных спазмов.

Сопротивляясь.

Отвергая.

Накатила тошнота, к горлу подступил комок, но вдруг пронеслась волна холода, притупляя боль, успокаивая, скрадывая горечь во рту, подавляя позывы.

Но другая боль осталась и росла с каждым судорожным глотком воздуха, пульсировала с каждым ударом останавливающегося сердца, пронзала и просачивалась всё глубже.

Пытка становилась всё мучительней, нестерпимей, и наконец внутри что-то прорвало.

Открылась новая незаживающая рана.

И в неё просочилась тьма, таившаяся в душе.

Укореняясь всё глубже.

Устраиваясь как у себя дома.

Чудовище исчезло.

Слилось с ней в единое целое.

И от этой мысли из груди вырвался утробный, звериный вопль.

Заглушивший все остальные звуки… чужие голоса.

Такие далёкие, на грани восприятия, что казались иллюзией.

Кто-то звал её по имени.

Что-то обещал, о чём-то умолял.

Но ей было всё равно.

Она не обращала внимания.

Даже на убаюкивающие мелодии, словно просачивающиеся под кожу.

В голове билась единственная мысль: прочь, прочь, прочь.

А сердце…

Так и не забилось.

И вдруг пронеслось что-то лёгкое, едва осязаемое.