Дмитрий Воронин - Возрождение

Преодолев замешательство и сжав в кулак готовое выплеснуться недовольство (как же, вместо уважаемого господина Орлова-старшего придётся иметь дело с каким-то сопляком), гость соизволил зайти в дом. Его спутница тоже переступила порог, чуть заметно – а скорее, демонстративно – сморщив нос. Мол, ради дела можно и в эту халупу войти, но лишней минуты здесь она пребывать не желает.

- Присаживайтесь.

Я опустился в кресло на долю мгновения раньше пухлого господинчика, испытав чуть заметный укол удовольствия. Он – проситель. Я – хозяин. И плевать, что скоро (ох, надеюсь) наши статусы в глазах друг друга изменятся, он станет уважаемым (ну, неуважаемым, что роли не играет) работодателем, а я – наемным работником. Добавив в голос каплю холодка – а пусть не забывает, что оторвал меня от сверхважных дел – я напомнил:

- Вы не представились.

- Друзов, Владимир Викторович. Это моя супруга, Екатерина Леопольдовна.

И почему я не удивлен? Эта дамочка просто не может быть какой-нибудь заурядной "Ивановной" или "Петровной". Хотя в русской истории хватает царей со столь простонародными именами, среди нынешней скороспелой аристократии как-то подобные имена не приживаются.

- Изложите проблему, а я посмотрю, смогу ли вам помочь.

Гости переглянулись. Признаться, я ожидал, что говорить в итоге будет всё же женщина, она в этом тандеме явно лидирует. Ошибся.

- Прежде я хотел бы уточнить, - он помялся, словно собираясь сказать непристойность в приличном обществе, - правильно ли я понимаю, что вы оказываете услуги розыска с использованием… нетрадиционных способов?

- Если вы имеете в виду экстрасенсорику, то вы правы. В какой-то мере. Мы не разглашаем наших методов, но, как правило, добиваемся результата. Что у вас пропало?

Он поморщился.

- К сожалению, не "что", а "кто". Пропала моя… наша дочь.

- Вот как? – я поудобнее устроился в кресле, давая понять, что готов к диалогу. – Тогда извольте подробности.

Оговорка от моего внимания не ускользнула, и теперь стало понятно, почему, при явно ведомом положении в семье, именно Владимир Викторович сейчас будет давать информацию и вести торг, а его супруга сохранит статус стороннего наблюдателя. Дочь, очевидно, не её.

- Её зовут Елена. Елена Владимировна Друзова. Ей восемнадцать лет. Три дня назад она ушла из дома.

Он замолчал, словно сказанное всё объясняло. С моей точки зрения, объясняло многое – совершеннолетие, переходный возраст (сам недавно из него вышел, знаю, что говорю), вероятные трения с мачехой, да и отец не производит впечатления душевного человека. Девочка ощутила себя взрослой и сбежала при первой же возможности… может, прихватив содержимое папиного сейфа, может просто так, на одних романтических настроениях. Бывает.

Но с такими проблемами надо в полицию.

- В полицию обращались?

Екатерина Леопольдовна фыркнула, изобразив высшую степень презрения – то ли в адрес упомянутой госструктуры, то ли в мой. Её муж вздохнул.

- Да, но безрезультатно. Нам ясно дали понять, что раз девушка уже взрослая, искать её не имеет смысла. Тем более что она оставила записку.

- Если вы хотите, чтобы мы смогли помочь, вам придётся изложить все факты и все возможные гипотезы, - сухо заметил я. – А заодно предоставить вещественные свидетельства, на основании которых можно сделать вывод, что девушка была похищена. Записку, дневник, что-то ещё. Возможно, придётся осмотреть квартиру. Сами понимаете, если она и в самом деле ушла добровольно с намерением разорвать с вами отношения, искать её практически бесполезно. Не потому, что не найдём, а потому, что для неё это будет излишним стрессом и налаживанию отношений не поможет.

- Я не думаю, что она была похищена, - признался толстяк. – Скорее, просто минутная прихоть, каприз… она девочка импульсивная, да и в семье у нас имели место некоторые сложности. Бывало и раньше – хлопнуть дверью, переночевать у подруги…

- Или у друга, - подсказал я не без некоторого, тщательно скрытого, злорадства.

- Или так, - не стал спорить он. – Я взрослый человек, я понимаю, что рано или поздно это случится, если не случилось давно. Леночка не любит пускать меня в свою жизнь, так что я, как это бывает, обо всём узнаю последним. А современная молодежь…

Он осекся, понимая, что я как раз принадлежу к этой самой молодежи, и его сетований на падение нравов и устоев могу не оценить.

- Так вот, такое было. Пару раз. Ну три-четыре, не больше. На второй, максимум на третий день Леночка возвращалась как ни в чём ни бывало. Мы обычно не начинали бить тревогу, понимали, что это эмоции, а так-то она девочка вполне трезвомыслящая и понимает, что её будущее на данном этапе целиком и полностью зависит от родителей.

Я не стал говорить, что именно эта зависимость несколько лет назад и толкнула лично меня на то, чтобы пойти в армию наперекор родительской воле. Отмазать меня папе было вполне по силам, он почти успел обо всем договориться – только я его опередил. Не то, чтобы я так уж хотел служить Отчизне, хотя и ярко выраженного страха перед военкоматом не испытывал. Но очень уж хотелось проявить самостоятельность, доказать, что могу сам принимать решения. Известную роль сыграл и тот факт, что дядя Фёдор мою затею одобрил целиком и полностью – а его мнение для меня всегда имело значение, зачастую более весомое, чем позиция отца. Дядя Фёдор с братом не то чтобы не ладил, нет. На первый взгляд всё было тихо-мирно. И на второй тоже. Но иногда, когда они оставались наедине (а кто в детстве не подслушивал "взрослые" разговоры при любом удобном случае?), проскальзывали в беседе некоторые фразы, заставлявшие сделать вывод, что не так уж у них в отношениях всё безоблачно.

Думаю, это было вполне закономерно. В жизни отца и, соответственно, в моей, дядя Фёдор появился уже когда я вполне освоил передвижение на задних конечностях. До этого момента папка даже не был в курсе, что у него есть двоюродный братец. Признаться, я так и не разобрался, почему так вышло. Меня, пацана, в подобные детали никто посвящать не собирался, да и сам я интереса не проявлял. Есть дядя Фёдор – и здорово. Особенно если учесть, что он мне времени уделял, пожалуй, побольше, чем родной отец. А уж потом, когда родители погибли… Вопросы дяде Фёдору я задавал, не без этого, но он лишь морщился – мол, история не самая красивая, чего уж прошлое ворошить. В общем, хотя дядя Фёдор и старался быть душой общества, но добрые братские отношения между ним и отцом так и не развились. Они часто использовали в разговоре слово "брат", но и не слишком опытному слушателю было заметно, что делается это больше формальности ради, чем по велению сердца.

Тем временем, Владимир Викторович излагал отцовский взгляд на жизнь Елены в семье и за её пределами. Излагал, стоит отметить, достаточно связно и местами весьма образно, но от манеры подавать факты и строить гипотезы лично мне становилось не по себе. Похоже, что этот дядечка признавал правильным единственно своё мнение… ну, при условии, что оно не шло вразрез с позицией дражайшей супруги. Желания, устремления и настроения дочери априори считались блажью, ветром в голове и "вырастет - поймёт". Ха, да она могла бы сбежать куда раньше.