Александр Зиборов - Оазис Чёрного джинна и другие волшебные восточные сказки

Когда Чёрный джинн прилетал во дворец, то мы прятались как можно дальше, а когда улетал, проникали в зал и собирали еду. Это были остатки туш китов, слонов, бегемотов, носорогов, буйволов, а иногда верблюдов или лошадей. Прочие животные были слишком малы для огромного чудовища и он ими пренебрегал. А может быть, даже и не замечал подобную мелюзгу.

У Дуньё имелся дутар и мы, поочередно, играли на нём, веселя друг друга, не давая горьким мыслям утвердиться в уме. Иногда устраивали поэтические состязания.

Как-то я особенно горько сетовал на несвободу, вздыхал и строил разнообразные несбыточные планы освобождения. Девушка взяла музыкальный инструмент и спела стихи Насира Хосрова:

«Зачем нам то искать,

Что можно не искать?

Зачем нам там кричать,

Где надо промолчать?»

А потом ещё и незабвенного Руми:

«Пусть будут малыми желанья,

Когда возможности малы:

Соломинка при всём старанье

Не может удержать скалы».

Тогда я не удержался, взял дутар и спел ей:

«Я уходил цветущий, как гранат,

Колючкой жёлтой я пришёл назад.

Кто был в аду, но не был на чужбине,

Не понимает, что такое ад».

Дуньё ответила стихами многомудрого Саади:

«Вчера ушло от нас,

А завтра не настало.

Есть лишь идущий час.

И этого немало!»

Я с ней не согласился:

«Седой не будет никогда,

Как юный, веселиться.

В песок утекшая вода

В исток не возвратится».

Словами короля поэтов Хафиза девушка заявила:

«Живи, пока тебе живётся,

Пока ликуешь и страдаешь.

Нам жизнь не на века даётся,

Всего на миг; ты это знаешь!»

Я вздохнул и спел:

«Пройдёт пора цветов и караван пройдёт,

Тяжёлый караван из дальних стран пройдёт,

Пройдёт короткий год, другой придёт на смену,

А с ним – всё может быть – жизнь, как туман, пройдёт».

Она снова вспомнила сладкоустого Саади:

«Не убивайся ни о чём –

Всё временно,

Хоть ночь темна,

Но светлым днём беременна».

Я улыбнулся, печаль моя временно утихла. Мы отправились в прогулку по многочисленным помещениям дворца. В них мы видели немало интересного, часто находили полезные для себя вещи. Я обзавёлся хорошей одеждой, кинжалом искусной работы, который резал даже металл.

Однажды я обратил внимание на сломанную дверь маленькой комнатки. Спросил Дуньё. Она сказала, что дверь взломала она, очень уж ей хотелось посмотреть, что там. В комнатке девушка нашла сундук с различными вещами. Среди них лежал какой-то пергамент с незнакомыми ей письменами. Его она употребила на растопку. Из сундука Дуньё забрала зеркальце, котелок, тюрбан из драгоценной кисеи, шёлковый пояс, дутар, прекрасную саблю в драгоценных ножнах, кошель с золотыми монетами, ключ, который, как она потом выяснила, открывал каждую дверь в замке, и коврик, подаренный ею мне для молитв.

Как-то разжигая очаг, я в стороне обнаружил кусок древнего пергамента и подумал: «А не тот ли, что лежал в сундуке?» Показал девушке и она подтвердила: тот самый. Оказывается, она сожгла его не весь. Отрывала от него по частям, а один кусок сохранился.

Текст на нём был написан по-фарси, которым владел я. Начало и конца тут не было, как и оборванного края. Но даже то, что мне открылось из остатков написанного изумило меня сильнейшим изумлением: на время я даже позабыл дышать.

Оказывается, этот сундук некогда принадлежал известному мудростью наимудрейших царю Сулейману ибн-Дауду, который подарил его царице Савской. Она же вручила его как дар своего глубочайшего почтения волшебнику ибн-Хазру, обладателю тысячью достоинств. Каждый из предметов в нём являлся диковинной вещью, каковой больше не сыскать во всей вселенной. Например, волшебный ключ был отцом всех ключей – открывал любой замок. Котелок варил по желанию всё, что только хотелось, нужно было произнести заклинание «шулям-кулям». Дутар играл чудесные мелодии, стоило лишь молвить слова «жакра-кажра». Коврик является творением ифритов: его соткали из отборных цветов радуги, горного эха, благоухания весеннего дождя, щебета райских птиц и лунного блеска. Если сесть на него и сказать «ашем-башем!», то он полетит, куда тебе нужно, захочешь – остановится. Зеркальце могло показать всё, что происходило в мире, но волшебные слова были утеряны, на обрывке пергамента их не имелось. Так что его использовать мы не смогли. Также ничего не было сказано о тюрбане, поясе и кошеле, какими волшебными свойствами обладали они, осталось нам неизвестным.

Дуньё огорчилась, что ничего этого она не знала раньше. Пролила жемчужины слёз из драгоценных раковин своих глаз. Потом рассказала, что зеркальце уронила за окно в пропасть, когда гляделась в него поутру. Впрочем, всё равно заклинания мы не знали и воспользоваться им не смогли б.

Я тут же проверил истинность написанного в пергаменте. Поспешил к котелку и сказал, что хочу плова, который обычно готовят халифу Багдада, а затем произнёс нужные слова: «шулям-кулям». И тотчас же котелок наполнился ароматнейшим горячим пловом. Мы ели с таким желанием, что могли проглотить и свои языки, ведь давно не пробовали даже обычной человеческой еды, а такая показалась просто объедением.

После еды стали собираться в путь. Решили взять с собой котелок. Я также забрал из сундука кошель с монетами, они нам могли пригодиться в мире людей.

Мы с Дуньё сели на коврик и я произнёс магические слова: «Ашем-башем! Лети!» Он тут же поднялся в воздух, по моему желанию через окно вылетел наружу и быстро понесся по небу прочь от этого страшного для нас места. Я мысленно ускорял и ускорял наш полёт.

День и всю ночь мы с Дуньё мчались через высокие горы со снежными вершинами, глубокими ущельями, зелёными долинами. Остановились лишь раз в плодовой рощи, где поели люля-кебаб из волшебного котелка и фрукты, сорванные с деревьев. Напились из ручья с чистейшей водой. Потом началась великая пустыня: бескрайняя, безжизненная, наводящая ужас на смотрящего своим жутким видом.

Взошло солнце.

Сзади послышался сильный шум. Мы оглянулись и увидели, что нас настигает Чёрный джинн. Я понял – спасения нет. Стал избавляться от тяжёлого груза, дабы убыстрить наш полёт. Первым бросил кошель с золотом. Потом – кинжал. Затем и котелок, как мне не было этого жалко.

Но уйти от погони нам не удалось. Увидев нас, Чёрный джинн издали яростно плюнул. От его меткого плевка коврик перевернулся, мы свалились с него и, кувыркаясь, стали падать вниз. Джинн злобно захохотал, ловко подхватив на лету девушку.

По воле Всевышнего подо мною оказался высокий бархан, я покатился по его крутому склону, взмётывая пыль и разбрасывая песок. От удара потерял сознание.

Когда очнулся, то увидел, что Чёрный джинн ищет меня, пылая яростью, его лоб пересекли жилы гнева. Ещё глубже зарылся в песок, закрыв лицо концом тюрбана. И он меня не заметил. Так я спасся от неминуемой гибели.