Рик Форд - Странствие за Фарадоунами [ЛП, ред.sonate10, Linnea, с картинками]

Оказавшись у старой изгороди, окружавшей лес, они увидели прямо перед собой то, что осталось от их родного дома. Они смотрели на следы, которые оставили на мягкой земле трактора, когда выдирали рододендроны и стаскивали в кучу на одну сторону, и в ушах у зверей глухо бухала кровь и сводило судорогой отчаяния животы. Они увидели пни от спиленных и рухнувших на землю деревьев, рядом с которыми среди мусора, когда-то бывшего подстилкой леса, бесполезной грудой оставались лежать пока не распиленные стволы. Еще не все деревья были повалены. Люди начали с фронтальной части и пошли вглубь так, что деревья, которые звери видели издалека, были теми, что росли в задней части леса, за небольшим ручьем. Всюду в воздухе висели запахи уркку — выхлоп от тракторов и табачная вонь, а землю усеивали клочки бумаги — и примерзшие к земле, и перелетающие под порывами дующего от дальних холмов ветра.

И тогда Наб увидел первый из знакомых красных цилиндриков, которых так страшился. Гильзы валялись повсюду, и, перебираясь через огромные борозды, оставленные бульдозерами, животные встречали темные полосы крови на черной земле и пучки волос и меха, валяющиеся на лесной подстилке.

Животные медленно (ибо оцепенели от ужаса) двигались среди разгрома, который когда-то был их домом. Когда участок был очищен от деревьев, по нему двинулись бульдозеры, чтобы выкорчевать подлесок и все оставшиеся кустарники и прочую поросль, и на этом месте от леса не осталось ни одного узнаваемого клочка, лишь взрытая полоса грязной земли. Однако там, где работа еще была не доделана, звери смогли кое-как сориентироваться и в конце концов пришли к Старому Буку, который лежал на земле, наполовину распиленный. Бледно-розовая плоская верхушка свежего пня отчетливо виднелась в лунном свете. Они долго смотрели на него, не в силах поверить своим глазам. Бет стояла позади, размышляя о том, что лес был их домом, и догадываясь, насколько сильный удар им нанесен. Сама она часто глядела на лес издалека и думала, как он прекрасен, и, когда услышала в деревне, что его собираются вырубить, то глубоко пожалела его обитателей.

Брок, Наб и Уорригал уставились на вход в логово, теперь ничем не укрытый и выставленный всем на обозрение, и сквозь оцепенение в их умах пробилась мысль о Таре. Наконец Брок медленно потащился по неузнаваемой земле перед входом в логово, изрытой шрамами и бороздами от трактора, который ездил по Набовым рододендроновым кустам. Барсук только было собрался спуститься в нору, когда его внимание привлекло какое-то движение среди кучи кустов, сваленных как раз за логовом. Другие тоже его увидели и разглядели, что из укрытия медленно вылезает Сэм. Его голова была низко опущена, хвост поджат, и при ходьбе он как бы горбился. Его обычно лоснящаяся коричневая шерсть теперь была вся заляпана грязью, а плечо справа и спереди покрывала темно-красная корка засохшей крови. На носу у него тоже была ссадина — красная полоса от черного кончика до глубокой раны на лбу. Не поднимая головы, пес тяжело похромал к друзьям и, подойдя к Броку, остановился. Уорригал и Наб пошли навстречу, но Бет осталась на месте, потрясенная превращением этой ночи из одной из величайших радостей в глубочайшее несчастье.

Сэм говорил тихим и нетвердым голосом, и остальные придвинулись ближе, чтобы уловить его слова.

— Они пришли вскоре после вашего ухода, — сказал он. — Сначала с оружием; их были сотни, и они убивали все, что двигалось. Это было ужасно: крики подранков, пытающихся убежать, и грохот — сотни выстрелов, оглушавших до такой степени, что я соображать не мог. Везде ужас, паника, кровь, запах смерти, запах их оружия. Никто не спасся. Они окружили лес — загонщики с одного конца и ружья с другого. Кролики с оторванными лапами истекают кровью в снегу… фазаны дождем падают на землю… Запах крови… — Он остановился, не в силах продолжать — кошмар не поддавался описанию. Наконец, после молчания, которого никто не прерывал, он продолжил:

— Потом, когда ружья были убраны, они пришли с длинной белой трубой и окружили все норы, подземелья, логова, кроличьи туннели. И надо всем повисла тишина — ее нарушали только глухие удары и крики под землей. Наконец они пришли с машинами и начали разрывать лес. Весь день лязг, грохот, стук и крики. Я успел выбраться из твоего куста перед тем, как его выкорчевали, Наб; он где-то среди этой кучи.

Снова тишина, и за ней тихий вопрос Брока: «Тара?»

Сэм в первый раз поднял взгляд, и страдание в его темно-карих глазах сказало Броку, что произошло самое страшное. Барсук медленно отвернулся и побрел в поле. Наб последовал за ним, и так оба шли, пока не добрались до забора на противоположной стороне. Остановились и побрели обратно. Говорить было не о чем; обоих сжигало горе, а шок от окончательной потери, которую приносит смерть, погрузил их в транс. Словно во сне, все еще не веря, они ходили туда и сюда по полю, пытаясь уложить в голове, что Тара ушла и что они никогда больше ее не увидят.

Ее образ беспрестанно кружил в их мыслях, но стоило им только попытаться сосредоточиться на одной из картин, как она тут же ускользала. Накатились воспоминания — у Брока то были первые дни, устройство дома, щенки, жизнь с Бруином, как она отчитывала Брока после каждой из его авантюр, тепло любви в ее глазах. А затем появление Наба: волнения и ожидания тех первых дней, радость на Тариной мордочке, когда она кормила его из сосцов, заботливость, с какой она раскладывала свежую лежанку из лабазника в ту первую ночь. Наб думал о зимних вечерах в ее логове, когда он был маленьким, свертывался в тепле ее глубокого мягкого меха; и о летних вечерах, когда они сидели вместе перед логовом под Старым Буком и разговаривали под воркование голубей, пока Брок добывал еду. Потом, когда он стал старше, тепло и чуткость ее чистой любви всегда оставались рядом с ним, если он волновался или сталкивался с трудностями. Теперь она ушла, как будто солнце закатилось навсегда, и лета больше не будет. Он-то после потери Руфуса и Бруина думал, что привык справляться с внезапной насильственной смертью, но теперь понял, что с отвратительным жгучим чувством окончательной потери освоиться невозможно. Он пытался сфокусировать взгляд на земле под ногами, но глаза застилали слезы. Они никогда не увидят ее снова — эта мысль непрестанно кружилась у них в головах, пока не превратилась просто в сочетание неких слов. И тогда внезапно вновь нахлынуло чувство утраты, как будто удар в живот, и их опять охватило горе. У Наба покатились жгучие слезы, свело нутро и перехватило горло, и он снова судорожно зарыдал от отчаяния.