Виктория Авеярд - Клетка короля [litres]

Целительница немедленно берется за дело и с ощутимым щелчком ставит на место сломанный нос Клевер.

Эванжелина оглядывается через плечо – не на Клевер, а на коридор у нас за спиной. Он темнеет, по мере того как гроза снаружи превращает день в ночь. На лице Эванжелины мелькает страх. Очень непривычное выражение.

– В толпе были террористы, переодетые Серебряными. Очевидно, новокровки. Им хватило сил продержаться, пока…

Она заглядывает за угол, прежде чем подать знак нам.

– Алая гвардия захватила Корвиум, но я не думала, что у них столько людей! Настоящие солдаты, обученные, хорошо вооруженные. Они посыпались прямо с неба…

– Как они пробрались сюда? Через максимальный уровень безопасности! Через тысячи Серебряных, не считая ручных новокровок Мэйвена! – кричит Кошка и замолкает, когда из дверного проема выскакивают две фигуры в белом.

Груз молчания обрушивается на меня, так что колени подгибаются.

– Кэз, Брекер, за нами!

По-моему, «Яйцеголовый» и «Трио» звучит лучше. Они скользят по мраморному полу и поспешно присоединяются к моей подвижной тюрьме. Будь у меня силы, я бы заплакала. Четверо Арвенов и Эванжелина. Исчезла всякая надежда. И просить бесполезно.

– Они не справятся. Их дело проиграно, – заявляет Клевер.

– Они явились не для того, чтобы захватить столицу. Они пришли за ней, – огрызается Эванжелина.

Яйцеголовый толкает меня вперед.

– Такая трата сил ради этого мешка костей.

Мы снова заворачиваем за угол и оказываемся в длинном Зале боевой славы. По сравнению с суматохой на площади здесь спокойно. Живописные военные сцены, вдали от наружного хаоса, высятся, заставляя нас чувствовать себя крошечными в блеске этого старинного великолепия. Если бы не далекий вой самолетов и не ошеломляющий гром, я бы заставила себя поверить, что вижу сон.

– Действительно, – говорит Эванжелина и сбивается с шага – совсем чуть-чуть, так что остальные не замечают. Но я замечаю. – Какая трата сил.

Она разворачивается с кошачьим изяществом, выбросив вперед обе руки. Такое ощущение, что время замедлило свой ход. Пластины брони срываются с ее запястий, быстрые и смертоносные, как пули. Их края сверкают – они остры, словно бритва. Шипя, они рассекают воздух. И плоть.

Чары тишины внезапно спадают – такое ощущение, что с меня сняли огромный груз. Рука Клевер выпускает мою шею, ее хватка слабеет. Она падает.

Четыре головы, из которых льется кровь, падают на пол. За ними следуют тела в белых одеяниях, с руками, обтянутыми перчатками. Глаза у всех открыты. У них не было и шанса. Запах и вид крови ошеломляют меня, и я чувствую во рту горький вкус желчи. Единственное, что сдерживает тошноту, – это зазубренное острие страха.

Эванжелина не собирается сажать меня в поезд. Мне конец.

Эванжелина выглядит пугающе спокойной для человека, только что убившего четырех сородичей. Металлические пластины возвращаются на место. Целительница Рен стоит неподвижно, глядя в потолок. Она не хочет смотреть на то, что случится дальше.

Нет смысла бежать. Поэтому лучше принять смерть лицом к лицу.

– Если встанешь на моем пути, я убью тебя медленно, – шепчет Эванжелина, переступив через труп, чтобы схватить меня за шею. Я ощущаю ее дыхание. Теплое, пахнущее мятой. – Девочка-молния…

– Тогда давай покончим с этим раз и навсегда, – выговариваю я сквозь зубы.

В этот момент я понимаю, что глаза у нее не черные, а угольно-серые. Как грозовая туча. Они сужаются: Эванжелина решает, как меня убить. Она сделает это вручную. Мои оковы не позволят ей воспользоваться способностью. Но с тем же успехом справится и обыкновенный нож. Надеюсь, я умру быстро… хотя сомневаюсь, что Эванжелина настолько милосердна.

– Рен, будь добра, – произносит Эванжелина, вытянув руку.

Вместо кинжала целительница выуживает ключ из кармана Трио – ныне безголового трупа. Она кладет его на ладонь Эванжелины.

Я немею.

– Ты знаешь, что это.

Как я могу не знать? Я мечтала о нем.

– Давай договоримся.

– Давай, – шепотом отвечаю я, не сводя глаз с шипастого кусочка черного металла. – Я согласна на что угодно.

Эванжелина хватает меня за подбородок, заставляя поднять голову. Я никогда не видела ее в таком отчаянии, даже на арене. Взгляд у нее плавает, нижняя губа дрожит.

– Ты потеряла своего брата. Не забирай моего.

В моей груди вспыхивает ярость. Что угодно, но только не это. Потому что я думала о Птолемусе. В мыслях я перерезала ему горло, разрывала его на части, убивала электрическим током. Он убил Шейда. Жизнь за жизнь. Брат за брата.

Пальцы Эванжелины впиваются в мое тело, ногти грозят прорвать кожу.

– Если ты лжешь, я прикончу тебя на месте. А потом остальных твоих родичей.

Где-то в запутанных коридорах дворца раздается эхо битвы.

– Мэра Бэрроу, делай выбор. Оставь Птолемуса в живых.

– Он будет жить, – хрипло отвечаю я.

– Поклянись.

– Клянусь.

На глаза наворачиваются слезы, когда она быстро снимает один браслет за другим. Эванжелина отшвыривает их как можно дальше. Когда она заканчивает, я уже плачу вовсю.

Без кандалов, без Молчаливого камня мир кажется пустым и легким. Он не имеет веса. Такое ощущение, что я сейчас улечу. Слабость почти изнурительная, хуже моей последней попытки побега. Полгода заключения взяли свое. Я пытаюсь призвать способность, ощутить лампочки над головой – но едва чувствую гудение электричества. Сомневаюсь, что смогу хотя бы отключить их – то, что когда-то принимала как данность.

– Спасибо, – шепотом говорю я. Никогда не думала, что скажу это Эванжелине. Мы обе смущены.

– Хочешь поблагодарить меня, Бэрроу? – бормочет она, ногой отпихивая оковы. – Тогда сдержи обещание. И пусть это проклятое место сгорит.

Прежде чем я успеваю сказать, что не в состоянии сражаться, что мне нужны дни, недели, месяцы, чтобы оправиться, Рен касается руками моей шеи. И я понимаю, зачем Эванжелина тащила с собой целителя. Не для себя. Для меня.

Тепло течет по моему позвоночнику, вливаясь в вены, кости, мозг. Оно струится по мне с такой силой, что исцеление буквально причиняет боль. Ошеломленная, я падаю на колени. Ничто больше не ноет и не тянет. Дрожащие пальцы, слабые ноги, вялый пульс – все эффекты Молчаливого камня исчезают от прикосновения целительницы. Мой разум никогда не забудет, что со мной произошло, но тело быстро забывает.

Электричество возвращается приливом, из глубины. Каждый нерв, вопя, пробуждается к жизни. На люстрах вдоль всего коридора раскалываются лампочки. Скрытая камера видеонаблюдения взрывается дождем искр и мелких проводов. Рен, взвизгнув, отпрыгивает.

Я опускаю голову и вижу фиолетовые и белые искры чистого электричества. Шипя, они перескакивают у меня между пальцами. До боли знакомые приливы и отливы. Моя способность, моя сила, моя власть… они вернулись.