Виктория Авеярд - Алая королева [litres]

– Король обязан знать своих подданных. Вот почему я выбираюсь из дворца, – негромко произносит он. – Я делаю это и в столице, и на фронте. Я хочу лично знать, что происходит в королевстве, а не полагаться на слова советников и дипломатов. Вот как должен вести себя хороший король.

Он как будто стыдится своего желания быть хорошим правителем. Возможно, в глазах его отца и остальных идиотов это и впрямь постыдно. Сила и власть – вот слова, которые Кэл заучил с рождения. Не доброта. Не милость. Не сочувствие, великодушие, равенство и все прочие вещи, к которым должен стремиться правитель.

– И что же ты видишь, Кэл? – спрашиваю я, указывая на Подпоры, которые виднеются за деревьями.

Сердце так и скачет в груди при мысли о том, что я уже совсем близко.

– Я вижу мир на лезвии меча. Если равновесие нарушится, страну ждет гибель. – Кэл вздыхает, понимая, что это не тот ответ, который я хочу услышать. – Ты не знаешь, как всё зыбко и насколько мир близок к разрушению. Мой отец не покладая рук старается спасти нас, и я буду поступать так же.

– Мой мир уже разрушен, – отвечаю я, пиная кусок грязи. Деревья расступаются, и я вижу грязное захолустье, которое называю домом. По сравнению с замком это трущоба. Ад. Почему Кэл этого не понимает?

– Твой отец обеспечивает безопасность своему народу, а не моему.

– Тот, кто хочет изменить мир, должен сознавать цену, Мэра, – говорит Кэл. – Многие погибли бы, в первую очередь Красные. И никакой победы в итоге не было бы – особенно для вас. Ты не видишь перспективы.

– Ну так давай, – с ненавистью произношу я. – Обрисуй мне перспективу.

– В Озерном крае, как и у нас, монархия. Серебряная элита управляет остальными. Принцы Пьемонта, наши союзники, не поддержат государство, в котором на Красных смотрят как на равных. То же самое в Прериях и Тираксе. Даже если бы Норта изменилась, остальные страны на континенте этого бы не допустили. Нас бы захватили, разделили, разорвали на части. Снова война, снова смерть.

Я вспоминаю карту Джулиана, пространство огромного мира за пределами наших границ. Везде правят Серебряные, а нам некуда кинуться.

– А если ты ошибаешься? Что, если Норта – только начало? Та перемена, в которой нуждаются остальные? Ты не знаешь, куда ведет свобода.

Кэлу нечего на это ответить, и воцаряется мучительное молчание.

– Вот и всё, – бормочу я, остановившись под знакомым крыльцом.

Я иду тихо, не то что Кэл, под тяжелыми, гулкими шагами которого скрипят деревянные балки. От него исходит знакомый жар, и я пугаюсь, что он сейчас подожжет дом. Принц ощущает мою тревогу и кладет теплую руку на плечо, но меня это не успокаивает.

– Я могу подождать внизу, если хочешь, – шепотом, совершенно неожиданно, говорит он. – Мы же не хотим, чтобы они случайно меня узнали.

– Они не узнают. Пусть даже мои братья служили в армии, они, скорее всего, не отличат тебя от шкафа.

«Шейд отличит, – думаю я. – Но Шейд достаточно умен, чтобы держать рот на замке».

– И потом, ты же хочешь знать, за что не стоит сражаться.

С этими словами я открываю дверь и захожу в дом, который больше не называю своим. Как будто я вернулась в прошлое.

Дом вибрирует от храпа. Храпит не только отец, но и кое-кто, устроившийся на ночь в нашей маленькой гостиной. Бри свернулся в кресле – гора мышц под тонким одеялом. Темные волосы у него по-прежнему стрижены очень коротко, по-военному, на лице и на руках шрамы, свидетельство сражений. Он, очевидно, вынужденно уступил Трами, который беспокойно вертится, лежа на моей кровати. Шейда нигде не видно, но он никогда и не спал помногу. Скорее всего, братец болтается по деревне и разыскивает прежних подружек.

– Подъем! – со смехом восклицаю я и одним движением срываю с Бри одеяло.

Он с грохотом валится на пол, повредив скорее доски, чем себя, и подкатывается к моим ногам. Такое ощущение, что брат сейчас снова заснет.

А потом он моргает, сонный и растерянный. Иными словами, такой, как всегда.

– Мэра?

– Бри, заткнись, я спать хочу! – стонет в темноте Трами.

– А ну-ка успокоились! – орет из спальни папа, так что мы дружно подскакиваем.

Я до сих пор не сознавала, как соскучилась по всему этому. Бри смаргивает сон и со смехом прижимает меня к себе. Стук извещает о том, что Трами спрыгнул с чердака, ловко приземлившись на ноги.

– Это Мэра! – кричит он, отрывая меня от пола и заключая в объятия.

Он более щуплый, чем Бри, но вовсе не такой тощий стручок, каким я его помню. Я чувствую твердые узлы мускулов; последние несколько лет дались ему нелегко.

– Рада тебя видеть, Трами, – чуть дыша, говорю я.

Такое ощущение, что я сейчас взорвусь.

Дверь спальни распахивается, и появляется мама в старом халате. Она открывает рот, чтобы выругать парней, но, увидев меня, обо всем на свете забывает. Она улыбается и хлопает в ладоши.

– Наконец-то ты пришла!

За ней показывается папа, тяжело дыша и толкая свое кресло. Последней просыпается Гиза, но она только свешивает голову через край чердачного люка и смотрит вниз.

Трами наконец выпускает меня и ставит на место, рядом с Кэлом, которому превосходно удается изображать смущение.

– Слышал, ты поддалась на уговоры и пошла работать, – дразнится Трами, тыча меня под ребра.

Бри хихикает и лохматит мне волосы.

– Из армии бы ее в любом случае выгнали, она обобрала бы свой легион до нитки.

Я улыбаюсь.

– Похоже, ты тоже не понадобился вооруженным силам. Тебя демобилизовали?

За них отвечает папа, подкатываясь ближе:

– В письме говорилось про какую-то лотерею. Братья Бэрроу выиграли почетную отставку. И полную пенсию.

Судя по всему, он не верит ни единому слову, но не собирается развивать тему. А мама, наоборот, клюнула.

– Здорово, правда? Наконец правительство хоть что-то стало для нас делать, – говорит она, целуя Бри в щеку. – А у тебя теперь есть работа.

Она лучится гордостью, как никогда раньше, – обычно мама приберегала теплые чувства для Гизы. «То, чем она гордится, – фикция».

– Наконец-то нам хоть немного повезло.

Гиза насмешливо фыркает сверху. Я ее не виню. Моя удача стоила ей сломанной руки и судьбы.

– Да уж, повезло, – ворчит сестра и слезает.

Движется она медленно, цепляясь за лестницу одной рукой. Когда Гиза спускается, я вижу, что лубок обвязан цветной тканью. Ощутив прилив грусти, я понимаю, что это фрагмент ее прекрасной вышивки, которая никогда не будет закончена.

Я хочу обнять Гизу, но она отстраняется и смотрит на Кэла. Похоже, она единственная, кто его замечает.

– А это кто?

Покраснев, я вспоминаю, что совершенно забыла про него.

– А, это Кэл. Он тоже служит в замке.

– Привет, – выговаривает он, неловко помахивая рукой.