Геннадий Башунов - Не люди

Во дворе было куда меньше пыли, сквозь неё даже проступил тёмный силуэт Башни, хотя внутренний двор имел радиус в добрые полторы сотни футов. Велион потащил Хасла дальше, но не прямо, а вправо. Через несколько десятков шагов они наткнулись на дровяник, практически заполненный сухими дровами. Они буквально ввалились в него и тяжело рухнули на землю.

– Вот здесь, – едва расслышал Хасл, – хочешь – кашляй, хочешь – блюй. А я отдохну.

Могильщик убрал с лица тряпку и закрыл глаза, будто потерял сознание. Но через секунду его правый глаз открылся и со злым весельем подмигнул охотнику.

Хасл уткнулся лицом во влажную землю и зашёлся кашлем, стараясь сплюнуть всю пыль, которой он наглотался.

Оставалось всего ничего – убить Урмеру и вернуться. Проще простого.

Охотник с трудом встал и, поддавшись неожиданному порыву, припал к поленнице. Поленья впились в его лицо острыми углами, однако это принесло успокоение. Нос наполнился приятным запахом сухого дерева и смолы, и Хасл вдыхал, вдыхал, вдыхал его, чувствуя, как наполняются не только его лёгкие, но и всё тело, становясь каким-то эфемерно-воздушным.

Писк, давящий на уши, пропал, молодой охотник услышал собственное дыхание и тяжёлое сопение могильщика. Хасл оторвал правую ладонь от поленницы и, наклонившись, вцепился в руку Велиона, изо всех сил стараясь передать ему ту лёгкость, которая наполняла его.

Но перед ним встала непреодолимая преграда, и волшба вернулась, вызвав короткий приступ боли. Тогда Хасл сдёрнул с руки своего спутника перчатку и повторил попытку. На этот раз она оказалась успешной – могильщик дёрнулся и вскрикнул.

– Жжёт, мать твою, – рыкнул он, резко садясь, но тут же ухмыльнулся. – Я слышу! Ля-ля-ля. А-а-а! Ты меня слышишь, Хасл?

– Слышу.

– Отлично. Что будем делать дальше?

Этот вопрос озадачил охотника. Вообще-то он предполагал, что какой-то план есть у Велиона.

– Я раньше никогда не убивал магов, – сказал Хасл вслух. – Я думал, у тебя есть план.

– Думаешь, я когда-то убивал магов?

– Но…

Могильщик, натягивающий перчатку на руку, выругался.

– Слушай, парень, не думай, будто кто-то каждый раз будет приходить и решать все проблемы за тебя. Если бы не было меня, кому пришлось бы убивать Сильгию? Как бы ты брал хутор, если бы не пастухи? Когда я уйду, тебе придётся решать все проблемы самостоятельно! А тебе ещё управлять целым грёбаным посёлком.

– То есть, у тебя плана тоже нет? – буркнул Хасл.

– Нет. Я вообще не особо рассчитывал досюда добраться. Как говорил один мудрый человек, сначала нужно ввязаться в дело, а там уже смотреть и действовать по обстоятельствам. Он, кстати, умер, когда решил поиграть с бандитами в кости на деньги, не имея в кармане ни гроша, но хотя бы от своих принципов не отступился.

Они выбрались из дровяника. Пыль ещё не осела, и можно было не опасаться, что Урмеру увидит их из Башни. Впрочем, наверняка он сейчас в том же состоянии, в котором Хасл и Велион находились минуту назад.

– Осмотримся, – тихо сказал могильщик.

Они прошли через двор, огибая башню. Двор практически полностью заполняли уродливые постройки, в них хранились инструменты и припасы. Всё это явно делал не Урмеру, и не он пользовался всеми этими тяпками, вилами и топорами.

Если вспомнить о Деде… Хасла посетила безумная надежда. Он ухватился за неё, хотя с такими вещами всегда нужно быть аккуратней. Три года назад он, будучи ещё совсем сопляком, надеялся на то, что Друг не заберёт с собой отца. Его чаяния не оправдались.

Но сейчас… разве не может он спасти отца?

Да, Варл бунтовал против Урмеру… но… старик-то остался жить. Ублюдочный маг не убил его сразу, а значит… шанс есть.

Заднюю часть стены специально снесли, а двор расширили, чтобы превратить в огород. У края грядок валялись два чучела…

Сердце Хасла будто резануло ножом. Это не чучела, а два изорванных трупа, изуродованных настолько, что и не определить, мужчины перед ним или женщины. Они умерли не менее нескольких часов назад – кровь спеклась в ранах, тела давно окоченели.

– Нет, – прошептал охотник.

Он пошёл дальше, наплевав на требование могильщика остановиться. Ещё труп, женский. Это же… Хасл приблизился к Ашении, матери Хории, ушедшей с Урмеру три Йоля назад.

Хасл тихо вздохнул и стиснул зубы, стараясь сдержать крик ужаса.

Её протащило по неровной земле, изломав, как тряпичную куклу, но не это поразило охотника. Ещё при жизни у женщины отняли обе ноги по колено и сняли правую часть лица, как раз ту, куда Урмеру наносил ритуальные узоры. И дальше, насколько хватало обзора, можно было увидеть искалеченные тела.

Кулаки охотника сжимались и разжимались, он тяжело дышал. Теперь у него вообще не осталось никаких сомнений, кто превратил старого Хасла в Сухорукого. Но… он должен найти отца. С трудом преодолевая страх, боль и отвращение, охотник двинулся дальше.

Позади тихо и зло выругался могильщик.

«Да, Велион, вот к чему нас готовили всё это время. Посмотри, что ждало каждого из нас, узри Познающих Истину».

Это хуторянка. Судя по скрюченному телу, у неё не хватало рёбер. Трёхпалая ладонь тянется к лицу, на котором навек застыла гримаса боли. А вот Крувле, которого все называли Кулак. При жизни он не мог сжать кулаки минимум несколько последних лет, ведь у него просто не осталось ладоней. Да и ямы на скрюченных руках говорят о вырезанных мышцах.

– Хасл, – послышался позади обеспокоенный голос могильщика, – тебе не нужно на это смотреть.

– Я должен найти отца, – процедил охотник сквозь зубы.

А вот эти раны на теле одного из смутно знакомых пастухов свежие, хотя нанесены уже после смерти. Рука оторвана, кусок щеки выдран, причём, кусали мёртвую плоть человеческими зубами.

Впереди раздалось глухое ворчание. Хасл остановился и схватился за лук… но свой лук он потерял ещё на хуторе, а тот, что ему дали пастухи, наверное, где-то за той стеной, где он прятался от магического удара.

Охотник тихо выругался и схватил нож. Правым плечом он чувствовал присутствие могильщика. Послышалось шипение извлекаемой из ножен сабли.

Раздался ещё один злой возглас, и едва различимая фигура двинулась в их сторону. Что-то большое и уродливое приближалось к охотнику, и он готовился выплеснуть на это всю ярость, которая скопилась в нём.

У вышедшего из облака пыли чудовища было по две пары рук и ног, правда, одной из правых рук недоставало. Туловище будто слепили из трёх разных, стянув всё это медной шипастой проволокой, которая намертво вросла в плоть. В груди, составленной из огромного количества срощенных рёбер, торчали две головы, и одна из них усиленно работала челюстями, жуя сырое мясо. Из её рта, буквально недавно лишённого губ, непрерывно лилась слюна, перемешанная с комками свернувшейся крови. Лицо, вросшее в плоть, безумно пучило глаза на пришельцев, но как будто даже не замечало их.