Геннадий Башунов - Не люди

– Есть местный маг, мальчишка, но Рука убила бы его своей мощью, попытайся он ей воспользоваться.

– Да, точно. Что будем делать с местными?

– Дыхание Низвергнутого здесь, но защита, которую выстроило это ничтожество Урмеру, хороша, её долго придётся ломать. Если я или ты потеряем эти тела, слишком долго придётся терпеть Обезьяну.

– Оставим всё так?

– Да. К тому же, что нам жалкая горсть жертв здесь, когда мы можем забрать энергию из соседнего города, если разрушим защиту с другой стороны.

– Сделаем это сейчас?

– Конечно. Можно пробить пару небольших дыр, чтобы Дыхание не распространилось быстро, иначе это вызовет панику. Ветер разнесёт заклинание далеко.

– Что ж, так и поступим.

– Обезьяна не обрадуется тому, что мы не нашли Руку.

–- Мы все расстроены.

Перед тем как уйти, существа синхронно подошли к одному из разлагающихся ошмётков Урмеру и, оторвав по куску, принялись так же синхронно жевать. Уже через миг чудовища испарились, оставив после себя труп кошки и крохотного нерождённого телёнка, живот которого срастили медной проволокой с человеческой головой.

Хасл проснулся в тот же момент.

Сегодня, как и уже недели две подряд, на улице была зима, и глава выживших замёрз даже под одеялом. К тому же, Мирека ушла, и тепло её тела не согревало постель.

Зато Хасла согрела мысль о том, что его жена беременна. Уже месяц она не роняла кровь.

Выбравшись из-под одеяла, он оделся и вышел на улицу.

Да, сегодня даже холоднее, чем обычно. Но жизнь в городе кипела.

Им пришлось собраться всем в одном месте. Не стало ни хуторян, ни изгоев, ни горожан, только люди. Конечно, Крамни противился, но когда ближайшее дерево едва не задушило норовистого пастуха, его люди быстро согласились перебраться в город, а уж без них ни он, ни Грала не выжили бы.

А всё из-за припасов, которые пришлось таскать из Бергатта. Это был тяжёлый труд – пока женщины послабее и дети убирали урожай, остальные переносили собранные овощи и фрукты. Пастушата перевели весь скот, потеряв единственную корову, угодившую в проклятье. Но больше никто не погиб, благо то буйство энергии, вызванное уничтожением «сигнализации», ещё лучше расчистило тропу из могильника.

Хоркле пересчитал припасы и пришёл к выводу, что их хватит на всех на два Йоля. Старик хоть как-то пытался отойти после убийства Хории, и работа ему помогла. Помог и Хасл, выяснивший, кто вогнал дочери хозяина таверны в рот нож в ту ночь, когда бунтари шли на штурм хутора. Сейчас тела убийц, вросшие в деревья, разлагались на выходе из города. Жёны каменщиков ненадолго пережили своих мужей.

Возможно, они же выкопали тело убитого Сильгией могильщика и осквернили его, отрубив голову.

Чуть дальше, у самого брюха Серого Зверя, воткнут кол, на котором покоится голова Шемеха. Она смотрит на проклятый туман, и, кажется, туман её испугался – в последние недели он отступал с насиженных мест всё ближе к склонам горы.

Но этих людей должен объединять не только страх. Друга не только боялись, но и любили, пусть, он сам внушил им это лживое чувство. Хасл же был одним из них, те, что постарше, знали его с самого детства, а младшие восторгались его успехами в охоте. И каждый из них боялся убийцу Учителя и уважал обладателя Дара, сумевшего прогнать Серого Зверя. И в его правление уже жил первый младенец, на чьей коже сейчас не было ни единого шрама.

Мирека собирала стираное бельё у площади.

– Смотри, – сказала она со смехом, – оно твёрдое! А возьмёшь в руку, и сразу становится мягким. Ты будешь носить твёрдые штаны?

– Я буду носить любые штаны, постиранные твоими руками, – улыбнулся Хасл, подходя к жене.

При его появлении разговоры затихли. И так будет всегда. Но овцы должны понимать, кто их пастух.

Что-то холодное и мокрое опустилось на лицо Хаслу. Он поднял голову, ожидая увидеть дождь, льющийся из тяжёлых туч, нависших над Землёй Выживших, но с неба падали странные белые мухи.

– Что это? – удивлённо спросила Мирека.

– Это… – Хасл задумался только на секунду и заговорил так громко, чтобы его услышали все, кто находился на улице: – Это снег. Могильщик про него рассказывал. Это просто замёрзшая вода.

Воспоминания о могильщике вернулись к главе людей и тут же погасли, оставив после себя лёгкую тоску. Хасл часто видел Велиона во сне, он шёл куда-то, кажется, с ним всё было не совсем в порядке, но он совершенно точно был жив.

– Действительно – вода, – сказал тем временем кто-то из мальчишек и принялся бегать по площади, стараясь поймать языком снежинки.

Остальные дети быстро присоединились к нему, раздался заливистый хохот. Хасл тоже улыбался. Одна снежинка упала Миреке на правую щёку, прямо между шрамов, и растаяла капелькой воды. Охотник стёр эту каплю большим пальцем так нежно, как мог.

Иногда ему снилось, что они с Мирекой идут с могильщиком.

Но… иногда, заработав свободу, обрекаешь себя на рабство уже добровольно. В том разница между ним и Урмеру – старый маг считал себя хозяином выживших, а Хасл хотел служить им. Хотел закончить ту кровавую вендетту, которая шла между людьми на протяжении поколений. Его Дар послужит для того, чтобы выжившим лучше жилось, а не для пыток, исполняемых ради застарелой ненависти.

Мирека уже собрала всё бельё и собиралась схватиться за кадку, но Хасл отстранил жену.

– Я помогу. Смотри, я несу её на вытянутой руке. Но до дома, наверное, не донесу…

Они пошли бок о бок к своему дому, намереваясь согреть холодную постель теплом собственных тел. К счастью, люди, занятые своими делами, уже не обращали на них никакого внимания.

А в Бергатт впервые за семьдесят два года готовилась прийти зима.

Мертвец с абсолютно человеческим лицом, но телом, рождённым, должно быть, чьим-то больным воображением, смотрел на него пустыми глазами. Эльверст знал, что это существо погибло из-за разрыва всех внутренних органов, и его не спасли ни костяные панцири, покрывающие сердце, лёгкие и печень, ни роговые наросты на коже. Причина смерти другого, чьё тело расплющило ниже груди, и так была ясна, как день.

Как день, который никогда не приходил на Равнину Мертвецов.

Эльверст безумно хотел проснуться, но не мог. Он ненавидел это место, и не понимал, почему сны приводят его сюда так часто. Порой ему приходилось бродить бестелесным духом по этим местам целыми днями, и он хорошо изучил практически каждого мертвеца. Здесь ничего никогда не происходило.

Но не сегодня…

… Эльверст проснулся с криком, попытался привстать на постели, но тяжело рухнул на подушки – сон вымотал его сильнее тяжелейшего физического труда.

Впрочем, откуда ему знать, насколько сильно выматывает тяжёлый труд? Большую часть жизни он спал, а физических способностей его изувеченного тела едва хватало, чтобы передвигаться по келье.