Елена Чудинова - Ларец

— Какое имя этого человека Вы назвали? — быстро спросил отец Модест.

В глазах Михайлова что-то мелькнуло, и они показались Нелли невыразительны и вовсе малы.

— Это Диодор Леонтьевич Танатов, — спокойно ответил Сирин.

— А кто таков Михайлов? — так же споро, как и священник, спросил князь Андрей.

— Не припомню никакого Михайлова средь тех, кого знаю, — Сирин пожал плечами. — Хотя нет, вру. Есть на факультете нашем некий Михайлов, ассистент профессора по физическим опытам. Только он уж стар вовсе и…

— Ну и что из того?! — Голос ботаника вдруг взлетел до фальцету. — Никому не возбраняется странствовать под псевдонимом, взятым из обстоятельств семейных!

— Уж вторая гирька на весы, — вскользь уронил отец Модест, адресуясь к Андрею Львовичу.

— Однако ж непонятно, — вмешался Никита Артамонович. — Теска мой, не в обиду будь сказано, сам до нас искал и переправился через Катунь посредством горячего воздуху. Из того как раз исходило неблагоприятное суждение. Сей же многоименный господин увлечен через реку насильственно, и ежели он лжет, то как тогда мог здесь оказаться? Ойроты нипочем не помогут чужому.

— И зачем он увязался со мною, а не остался тогда с ордынцами? — Катя переминалась с пятки на носок: волнение всегда побуждало ее к движению.

— Ну, дитя, это уж проще простого, — срывающимся голосом проговорил Зайниц. — Мог ли он ждать тут меня или господина Сирина? Ты бы так, пожалуй, оказала ему изрядную услугу.

— Я чаю, и монгольцы хотели мне услужить, — Михайлов, он же Танатов, взглянул на фон Зайница язвительно.

— Первое, все одно Никита не виновен, — воскликнула Нелли. — Подтвердилося, что от родителей он бежал. Виновен Михайлов или нет, а уж меж собою они не сговаривались, нето б не разошлись в именах.

— Жалею, маленькая Нелли, что прекрасну полу нету дороги к Фемиде, — улыбка отца Модеста проглянула в озабоченном лице, словно лучик солнечный в грозовом небе. — Адвокат бы из тебя вышел изрядный. Но не терзайся о господине Сирине, он уж почти оправдан.

— Не ране ему будет оправдание, отче, чем станет явно, как второй оказался на нашем берегу, — внушительно произнес князь Андрей Львович.

— Единственное я вижу средство сыскать правды, — отец Модест высоко вскинул голову. Нелли показалось, будто вся фигура его подобралась, словно он собрался фехтовать.

— Семь десятков лет мы без того обходились, — лекарь облизнул губы, словно его истомила вдруг жажда.

— Сто лет Крепости ничего не грозило, — парировал священник.

Глаза Михайлова, тьфу, Танатова забегали по лицам присутствующих, ровно встревоженные мыши, потерявшие вход в забитую нору. Нелли один раз видала такое в амбаре. Наконец взгляд его остановился на князе, чье чело бороздило морщинами какое-то тяжелое сомнение.

— Молю Вас, сударь, ужели здесь призывают к насилию над путешественником, без того пострадавшим безвинно? — слезно произнес он. — Ради человечности! Допустите меня пожить среди вас, убедитесь в моей искренности! К чему спешить, все одно мне некуда бежать отсюда!

— Когда б мы были в том уверены, — решился наконец князь Андрей. — Ошибка слишком дорога. Никита Артамоныч, вить Его Преподобие прав. Сделай милость, распорядись.

Лекарь, побледневший в лице, кивнул головою и вышел.

— По какому праву здесь творится какой-то самосуд над подданным Ее Императорского Величества?! — вскрикнул Танатов, спиною отступая в самый угол горницы.

— Самое время вспомянуть о бренных порфирах, — неприятно засмеялся фон Зайниц.

— Сударь, имея честь сразиться бок о бок с Вами, я, чего бы то ни было, обрел к Вам полную доверенность, — сердечно произнес Роскоф, с протянутыми руками подходя к Сирину. — Щаслив стану считать Вас середь своих друзей.

Молодые люди обнялись.

— Я послал оповестить Нифонта, — сухо объявил Никита Артамонович, явившись в дверях.

— Могу ли я взять сего человека на поруки моим гостем? — спросил отец Модест, кивнув на Сирина.

— Бери под свой ответ, — Андрей Львович глядел неласково.

Танатов имел вид самый недоуменный. Нелли же, напротив, никаких пояснений не требовалось.

К полудню уж утомились ждать нападения. Ордынцы все медлили, и защитники Крепости, кроме невеликого числа караульных, разошлись отдыхать. Нелли же, после бессонной ночи, оставалась вполне бодра, хотя зеркальце и показывало лицо осунувшееся, с огромными полукружьями синяков под глазами. Больше всего ей хотелось бы теперь заседлать лошадку на конюшне и скакать часа три по просыпающейся весенней тайге. Однако как раз этого и нельзя было сделать. Только сейчас она понимала, чем была в старые времена осада для здешних жителей. Осада, оказывается, не только опасность и кровь, нет! Нелли вспомнилось вдруг, как в десять лет выздоравливала она после коклюша. Весна, пусть и поскромней этой, таежной и яркой, гуляла за стеклами окошка, пробиваясь травою, одевая деревья в зеленый туман. Но в горнице весны не наступало: ни потрогать, ни понюхать, ни пробежать в легких туфлях по изменившемуся саду. Чем-то вроде опостылевшей тогда горницы предстала ей Крепость. Горы видны отовсюду — и так недоступны! Как же, оказывается, тесны улицы и дома, сжатые безопасным кругом валунов и кольцом частокола!

Арина, к которой забежала Нелли в ее горницу, лишенную теперь своего ковра и прохладную от мытого мокрого пола, чувства эти вполне разделяла.

— Только мне еще все мнится, будто я уж знавала такое раньше, — призналась она. — Да и не странно. С детства все здешние старины наизусть знаю. Живут они во мне, вот и помнят то, чего я сама помнить не могу.

— Как мои камни, — задумалась Нелли.

— У каждого свои собеседники. Только эта осада не прежним чета, пустяк. Мне так сдается, ордынцы и вовсе не воротятся. Сунулись оттого, что давно не биты. Спокойствие приграничное, оно памятью стариков кормится. Теперь небось померли все, кто сам знал, что Крепость сильна сделалась. Вот молодые и расхрабрились.

— Думаешь, другой причины нету? — Нелли все колебалась, рассказать ли Арине про Верхуславу или погодить. Сомнения нету, Арине такой рассказ куда как интересен, только для самое Нелли недавние события давность заслонили.

— Да откуда ж ей быть, другой причине? — Арина с трудом поднялась, опершись на резную палочку. Перебирая свободной рукою по стене, добрела до окошка. — Не идут на приступ-то, а мы с Соломкою спор держали на китайского болванчика, что и не сунутся! Ну и кто прав вышел?

Права вышла Арина, час спустя вылазка разведчиков донесла, что лагерь снялся. Верно, поутру, посчитавши потери, ордынцы решили не нападать, а развернуться восвояси.

Решено было не догонять, только пустить за врагами следопытов.