Елена Чудинова - Неферт

Словом, я не хотел к тебе подходить.

Как раз на этом дереве я и сидел, — Инери коротким кивком показал наверх. — И видел, как ты полезла в колодец. Я еще подумал — зачем? И хотел скорее слезть, вдруг ты в воду свалишься.

И тут, — пальцы Инери сделались железными, — я увидел, как к тебе подошел другой.

Я сам виноват! Так мне и надо — зачем я не подошел к тебе раньше, чем он!

А ты влюбилась в него с первого взгляда — не спрашивай, откуда я это знаю.

Ох, как я его ненавидел — хотя себя я ненавидел еще больше! А что я мог поделать?! Каждый раз, когда я его видел, я готов был тут же на него набросится, хоть бы и без оружия… Я бы его зубами грыз! Но ты ходила такая счастливая… Ведь ты бы меня возненавидела… Хотя мне иногда казалось, что лучше бы ты меня ненавидела — только бы обо мне думала… И все-таки — ну не мог я причинить ему никакого вреда! Ты его любила! А он уехал. Он уехал от тебя, он посмел от тебя уехать! За это я стал ненавидеть его еще сильнее. И знаешь — пусть только попробует к тебе вернуться. Я его к тебе не пущу! Я хотел, чтобы ты это знала.

Неферт смотрела на Инери, широко раскрыв глаза: как же так получилось, что всего этого она могла не видеть раньше!

— Но какое ты имеешь право вставать между мной и Нахтом? — спросила она.

— Никакого. Но ты мне дашь такое право. Потому, что иначе не может быть, — ответил Инери очень твердо.

Золотое тепло исходило от его пальцев. Неферт не хотелось высвобождать рук, уже обеих, потому что вторая рука тоже оказалась в руке Инери.

— Так почему же все-таки ты звала кошку?

— Что ты все время спрашиваешь о моей кошке? — что-то заставляло Неферт сопротивляться дальше. — Ты что, кошек не видел?

— Таких, которые, когда хотят, становятся ростом с человека, — не приходилось, — Инери улыбнулся торжествующей быстрой улыбкой.

— Ты… понял, какая это кошка?

— Да. Ты мне расскажешь, правда? Ты мне все расскажешь?

— И ты рассказала?

— Да. Ведь тут ты мне ничего не запрещала, Миура!

— Собственно, ты не спрашивала. Но ты чего-то недоговариваешь. Ты ведь хотела привести его ко мне, не так ли?

— Хотела.

— …

— Говори, говори… И желательно — дословно.

— Я думала, что он страшно обрадуется… А он просто взвился от злости… А сказал он вот что: «Нет! Я знаю, зачем ты меня к ней потащишь, — чтобы спросить, надо ли тебе со мной знаться! А я не хочу, чтобы ты таскала меня к волшебным кошкам, чтобы с ними обсуждать! Я хочу, чтобы ты сама решила, нужен ли я тебе, ясно?»

— Яснее ясного. Он безумно в себе неуверен, и у него есть на то причины. Только проверки, против которой он устраивает весь этот боевой танец, все равно не избежать…

— Какой проверки?

— О, я и сама еще не знаю, в каком облике это придет. Не станем забегать вперед.

— Миура… А ты ведь не думаешь… Честное слово, я сама не знала! Мне казалось, что Нахт…

— Но у меня-то как раз было другое мнение.

— Понимаешь, Миура… Здесь все совсем по-другому. Ведь Инери я могла о тебе рассказать. А Нахт — даже если бы он не любил тебя раньше — все равно я ничего бы не рассказала ему! Потому, что он бы тогда ни слову не поверил! И я чувствую — было бы очень неправильно, если бы Нахт тебя увидел случайно, как Инери…

— Не увидел бы.

— Я так и думала. Инери мне ближе, Миура, он какой-то родной. Мы с ним больше похожи!

— Ты нашла довольно подходящее слово. Видишь ли, в определенном смысле Инери тоже доводится тебе братом.

— Да уж, новости так новости… Всем новостям… — Суб-Ареф сосредоточенно углубился в папирус.

— Но расскажите же, досточимый Суб-Ареф, — госпожа Мерит пальцем показала служанке подложить гостю гусятины. — Я сгораю от любопытства!

— Да и рассказывать не хочется, что говорят, — Суб-Ареф искоса глядел в папирус. — Как впечатляюще здесь построен этот нравоучительный оборот!

— Друг мой, одолжите меня любезностью взять эту книгу и спокойно прочесть ее дома, — вмешался Имхотеп, — но не лишайте последних новостей старого каменотеса, и без того вконец одичавшего в разъездах.

— Я не могу взять папирус с собой! — сварливо возопил Суб-Ареф. (Неферт заметила улыбку, тут же исчезнувшую в резких вертикальных складках отцовского рта.) — Как же я его возьму?! У меня весь дом набит папирусами, которые лежат безо всякого порядка, так, что я и без того в них путаюсь! А если я куда-нибудь заткну чужой? Как я его потом найду? Я попаду в крайне неловкое положение!

— Но все же, что нового Вы припасли? — мелодично спросила госпожа Мерит.

— Что нового, что нового? Фараона нашего травят, вот и вся новость!

— Что Вы такое говорите, Суб-Ареф?! — воскликнул Имхотеп в негодовании.

— Я говорю? Все Фивы говорят! Травят ядом фараона, да будет он жив, здрав и невредим — впрочем, боюсь, что недолго.

— Не может быть, кто?!

— Неферт, ты кончила есть?

— Нет! Папочка, а сегодня в саду так распустилась магнолия…

— Да кто как не наши носатые. Верховные жрецы Тота.

— Суб-Ареф, Вы утверждаете что-то немыслимое. Неужели такой знаток придворной жизни может не знать, что по основным ритуальным канонам Сын Амона не съест ни кусочка непроверенного блюда?

— Это отведыватели-то? Досточтимый Имхотеп, меня поражает Ваша наивность, впрочем свидетельствующая о редкой в наше развращенное время сердечной чистоте. Для чего же существуют яды длительного действия? Отведыватель съест в день по ложке, фараон — в день по тарелке. И если фараон через год отправится к блаженным нивам, то кто обратит внимание на то, что через пять лет помрет и отведыватель, вдобавок — отставной? А они, ходят слухи, уж другой год его притравливают.

— Но с какой стати — жрецы Тота?

— Да кому же еще? Вспомните только, как их прижимали при блаженной памяти покойнике! И вот ситуация: права по-прежнему птичьи — уж извините за каламбур! — а силки ослабли!

— Не могу согласиться! Безусловно, слуг Ибисоголового основательно прижимали… Но сын покойного фараона далеко не беззащитен: он унаследовал железно организованный административный аппарат божественного отца. Каким образом могут беспрепятственно подступаться к Царю Царей представители практически отстраненного от дел ведомства?..

— Ну, знаете, у них такие связи…

— Клянусь Бесом, почему я не сириянка? — спросила госпожа Мерит, перебирая тонкими пальцами длинное ожерелье, зеленые нефритовые зерна которого изящно чередовались с золотыми шариками. — Только в Египте мужчины способны свести к политике любой разговор…

— Можно тебя кое о чем спросить, Миура?

— Спрашивай, отчего же нет. Отвечу ли я — это несколько иное дело.

— Правда ли, что фараона — да будет он жив, здрав и невредим — отравляют ядом? Сегодня об этом говорили за обедом.