У Чэн-энь - Путешествие на Запад. Том 1

Увидев путников, женщина радостно приветствовала их и пригласила войти в дом. Когда была закончена церемония с поклонами, хозяйка велела подать чай. Тотчас же из-за перегородки вышла девушка-служанка с длинной косой. Она несла золотой поднос с чашками из белоснежного нефрита. Из чашек шел душистый аромат. На подносе лежали также удивительно душистые, редкие плоды. Женщина, не стесняясь, засучила рукава, обнажив нежные, как весенние побеги бамбука, руки. Затем, высоко держа чашку, она с поклоном поднесла чай каждому из гостей, после чего приказала приготовить трапезу.

– Простите, уважаемая благодетельница, – промолвил Сюань-цзан, подняв для приветствия руки, – можно ли узнать вашу драгоценную фамилию и откуда вы родом?

– Это – район восточной Индии, – отвечала хозяйка. – Моя девичья фамилия – Цзя, а по мужу я Мо. С малых лет меня преследовал злой рок. Я рано потеряла родителей и хозяйство перешло к нам с мужем. Мы имели довольно большое состояние, тысячу циней1 земли, но нам не повезло. Родились три дочери, а сына не было. А в позапрошлом году меня постигло еще большее несчастье – умер муж, и вот уже год, как я вдовствую. В этом году закончился срок моего траура. У нас нет никаких родственников, и все имущество и земля пропадают попусту. Я хотела вторично выйти замуж, но жаль расставаться со своим добром. Вот если бы я и мои дочери могли выйти замуж, не расставаясь с домом! На наше счастье к нам прибыли вы, духовный отец. Вместе с учениками вас четверо. Как было бы хорошо, если бы вы взяли нас в жены: получилось бы четыре супружеские пары. Не знаю только, согласитесь ли вы?

Сюань-цзан сделал вид, что он глух и нем и, закрыв глаза, сидел, сохраняя полное спокойствие, не отвечая на вопрос хозяйки.

– У нас более трехсот му поливных полей, – продолжала хозяйка, – свыше трехсот циней богарной земли и триста с лишним циней фруктовых садов в горах. Кроме того, у нас есть более тысячи волов, много мулов и лошадей, а свиней и овец не перечесть. Помимо всего этого, у нас разбросано по сенокосам не меньше семидесяти заимок. Хлеба у нас хватит лет на девять. А шелков, разной материи и одежды за десять лет не износить. Золота и серебра хватит на всю жизнь. Как говорится, расшитые пологи затемняют собою красоту весны. А о разных там золотых украшениях и говорить не приходится. Так что если бы вы, духовные отцы, согласились остаться в нашем доме, то жили бы в полном довольствии. Это, пожалуй, лучше, чем идти на Запад и претерпевать различные трудности.

Сюань-цзан сидел неподвижно и молчал.

– Я родилась в третий день третьей луны. Мой покойный муж был старше меня на три года. В этом году мне исполнилось сорок пять лет. Мою старшую дочь зовут Чжэнь-чжэнь, ей двадцать лет. Второй – Ай-ай – восемнадцать, и младшей – Лянь-лянь – шестнадцать. Ни одна из них не помолвлена. Сама-то я уже не могу похвалиться красотой, зато про дочек смело скажу, что они у меня красавицы. Руки у них золотые. Они умеют и шить и вышивать, в общем, за какое дело ни возьмутся – непременно справятся. Поскольку у нас с мужем не было сыновей, мы их воспитывали как мальчиков. С детства обучили конфуци анским книгам, они научились читать и писать стихи. Несмотря на то что мы живем в глухих местах, мы все же не совсем невежественны и могли бы составить вам достойную партию. Так вот, почтенный отец! Если вы вернетесь в мир и станете хозяином в этом доме, вы будете носить шелковые халаты. Это, пожалуй, лучше, чем ходить с глиняной чашей для подаяния, носить черную рясу и соломенные башмаки или шляпу из бамбука.

Сюань-цзан, восседавший на почетном месте, был похож на ребенка, напуганного громом, или, еще лучше, на лягушку, попавшую под дождь. Он был потрясен и не мог даже смотреть хозяйке в глаза. Между тем Чжу Ба-цзе, услыхав о таких богатствах и красоте дочерей, вертелся, словно сидел на иголках, и не мог сдержать волнения. Наконец он не вытерпел и, подойдя к учителю, дернул его за рукав.

– Учитель! Почему вы с таким пренебрежением относитесь к тому, что говорит эта женщина. Мне кажется, следовало бы прислушаться к ее словам.

Тогда Сюань-цзан резко поднял голову и с презрением оттолкнул от себя Чжу Ба-цзэ.

– Ты грязная тварь! – гневно крикнул он. – Можем ли мы, отрешившись от суетного мира, прельщаться богатством и красотой? На что же это будет похоже!

– А жаль, очень жаль! – улыбаясь сказала хозяйка. – Что хорошего в монашеском обете?

– Послушай, уважаемая, что хорошего у вас, мирских людей? – спросил в свою очередь Сюань-цзан.

– Присядьте, учитель, – промолвила хозяйка, – я расскажу вам, какие радости испытывают люди. Об этом написано в стихах:

– Все это прекрасно, уважаемая благодетельница, – отвечал Сюань-цзан. – Хорошо, что у вас, мирян, изобилие и богатство, что у вас вдосталь еды и одежды и что мужчины и женщины живут в браке. Но наша монашеская жизнь имеет свои достоинства и, если хотите, я тоже могу прочесть вам стихи:

– Ах ты грязный и бесцеремонный монах! – выслушав его, закричала разгневанная хозяйка. – Если бы ты пришел не из такой далекой страны, как Китай, я выгнала бы тебя вон. Я с чистым сердцем и добрыми намерениями предложила вам стать хозяевами в этом доме, а ты в ответ на это начинаешь оскорблять меня. Ну ладно, ты сам принял постриг, дал обет и решил никогда не возвращаться в мир, но, может быть, кто-нибудь из твоих учеников согласится остаться у нас? Почему ты так строг?

Желая успокоить хозяйку, Сюань-цзан примирительно сказал:

– Ну что ж, Сунь У-кун, оставайся здесь!

– Нет, – отвечал тот. – Я никогда не имел отношения к такого рода делам. Пусть Чжу Ба-цзе остается.

– Нечего издеваться, – рассердился Чжу Ба-цзе. – Мы поговорим об этом более подробно.

– Ну, раз вы оба отказываетесь, – сказал Сюань-цзан, – тогда, может быть, оставим здесь Ша-сэна?