Патриция МакКиллип - Арфист на ветру

Едва ли он следил за умами Властелинов Земли, пока бился за господство над ветрами. Мощь ветров заполняла его, бросала ему вызов – и все-таки защищала. Ни один разум на равнине вокруг него не мог коснуться того, кого окутали все ветра мира. Какая-то далекая его частица обозревала мир, с которым он был связан. Воины бежали в окрестные леса, бросая оружие, будучи не в силах даже унести раненых. До самых Кэйтнарда, Кэруэддина и Хеда доносился шум его борьбы с ветрами. Волшебники оставили равнину; он ощущал теперь, как пролетают мимо волны их мыслей, вызванные их изумлением и страхом. Над равниной поплыли сумерки, пришла ночь, а он продолжал бороться с холодными, могучими, воющими по-волчьи ветрами тьмы.

И вот он стал управлять их силой с большей точностью. Теперь он мог вознести восточный ветер на вершину каменного кургана близ себя и пустить камни по всей равнине. Мог подобрать с земли одну-единственную снежинку или перевернуть какую-нибудь из упавших на землю стражей Моргол, чтобы рассмотреть ее лицо. Вдоль обеих границ равнины всю ночь горели сотни костров, вокруг которых обессиленные мужчины и женщины ждали, пока он, миг за мигом, вырывал их судьбы из проходящих часов. Они ухаживали за ранеными и думали о том, суждено ли им вообще пережить переход власти от Высшего к его наследнику. И наконец он послал им зарю.

Она явилась как единственный глаз, взирающий на него сквозь белый туман. Он отпрянул с руками, полными ветров. Он был один в тихой-тихой равнине. Властелины Земли перенесли свои силы на восток и двигались через Рун. С мгновение он стоял не двигаясь, задаваясь вопросом, прошла ли для него единственная ночь или целая сотня лет. Затем отвратил свой разум от ночи, чтобы взять след Властелинов Земли.

Да, они шли через Рун. Бежали. Города и усадьбы, дома знати лежали в развалинах; поля, сады и леса были разворочены и спалены грозной мощью. Взрослые, дети, животные, угодившие под их мысленный натиск, были убиты. Когда его сознание двигалось пустошами, он чувствовал, как назревает в его существе песнь арфы. Ветра, которые он обуздал, отозвались на нее, гневные, опасные, выбивающие его из собственного облика до тех пор, пока он не стал получеловеком-полуветром, арфистом, выводящим гибельную песнь на арфе без струн.

Тогда он взял свою мощь, погребенную некогда под руинами великих городов по всему Имрису. Он ощущал ее в разуме Высшего, и теперь понял наконец, почему Властелины Земли боролись за взятие этих городов. То были каменные курганы, разрушенные памятники их мертвых. Великая мощь лежала и дремала под землей тысячи лет. Но, как и мертвецов Ана, эти души можно было призвать воспоминаниями, и Моргон, мысль которого скользила под камнями, внезапно разбудил их своей скорбью. Он не видел их. Но на Равнине Ветров и на Равнине Королевских Уст, в развалинах по всему Руну и восточному Умберу собиралась мощь, нависавшая над камнями, точно зловещее, невыносимое стеснение в воздухе перед грозой. Его ощутили в Кэруэддине и в городах, до сих пор не обращенных в руины. Никто не говорил ни слова на той заре. Все ждали.

Моргон начал двигаться через Равнину Ветров. Воинство мертвых Властелинов Земли шло с ним, текло через Имрис, разыскивая живых Властелинов, чтобы покончить с войной. Ветра, выследив того или иного врага, выгоняли его из образа камня или листа, где он скрывался; мертвые же молча, безжалостно и целеустремленно вели их прочь из страны, которую они когда-то любили. Они рассеялись по Задворкам Мира в сырых темных лесах, по нагим холмам, по заледенелым Лунголдским озерам. Моргон, впереди которого бежали ветра, а позади шагали мертвые, преследовал их на пороге зимы. И он гнал их, гнал столь же неотвратимо, как когда-то они его, к горе Эрленстар.

Они попытались дать ему последний бой перед тем, как он заставил их войти в гору. Но мертвые обступили его, точно каменные стены, а ветра разыгрались, как никогда. Он мог бы истребить их, лишить могущества, как пытались обойтись и с ним. Но отблеск их красоты сохранился в Рэдерле, напоминая ему, какими они, возможно, были когда-то; и у него не поднялась рука для того, чтобы уничтожить Властелинов. Он даже не тронул их мощь. Он загнал их в гору, и они тут же бежали от него в образах воды и самоцветных камней. Он запечатал все входы и выходы, все лазейки, все пещеры и тоннели, все шахты и скрытые ручьи, поверхность земли и недра скалы – запечатал своим именем. Среди камней и деревьев, света и ветра, вокруг горы – всюду он расставил мертвецов, повелев неусыпно охранять все подступы к горе. Затем он выпустил ветра из своей песни, и они повлекли зиму из северного края по всему Обитаемому Миру.

И тогда он вернулся на Равнину Ветров – туда, куда тянули его воспоминания. Снег лежал по всей равнине и на всех иззубренных и громоздких лицах камней. Вокруг равнины за деревьями курились дымки, ибо никто из воинов не покинул своих становищ. Толпы мужчин, женщин, стада животных все еще были здесь и ждали его возвращения.

Они похоронили мертвых и послали отряды за припасами; они устраивались здесь на зиму, привязанные к равнине.

Моргон принял свой образ, выйдя из ветра близ разрушенной башни. Он услышал, как Моргол беседует с Гох; увидел Хара, налагающего лубки на сломанную ногу тура. Он не знал, жив ли Элиард. Окинув взглядом громадный каменный курган, он шагнул вперед в горькой печали. Вновь приложив лицо к одному из холодных, прекрасных камней, он распростер руки, словно желая обнять весь курган и удержать его в своем сердце, но внезапно ощутил, что связан, как если бы он был призраком и все его прошлое лежало под этими камнями. Пока он предавался скорби, люди стали двигаться по равнине. Он видел их внутренним взором, не думая о них, – крохотные создания, тянущиеся по нетронутым белым снегам. Когда он наконец обернулся, то увидел воочию, что люди обступили его молчаливым кольцом.

Их повлекло к нему, как когда-то его к арфисту – безо всяких причин, безо всяких вопросов, одним лишь необъяснимым чутьем. Землеправители Обитаемого Мира и четверо волшебников тихо стояли перед ним. Они не знали, что сказать Звездоносцу, представшему перед ними во всей его мощи и скорби; они просто отзывались на что-то в нем, на то, что принесло мир на древнюю равнину.

Он посмотрел на лица, которые так прекрасно знал. Они были искажены горем и страданием, горем о Высшем и об их собственных мертвых. Отыскав среди них Элиарда, он почувствовал, как забилось его сердце, – забилось быстро и болезненно. Такого лица у Элиарда он не видел никогда – бесцветным и суровым, как голая зимняя земля, было это лицо. Треть хедских земледельцев увезут с равнины домой, на остров, чтобы похоронить их на родных, промерзших холмах. Моргон не знал, как утешить брата, но когда тот, храня молчание, посмотрел на него, что-то новое появилось в его глазах, чего не было прежде в неизменном многовековом наследии князей Хеда, – казалось, Великая Тайна прикоснулась к нему.