Андрей Плеханов - Бессмертный мятежник

Владислав побежал на всех четырех конечностях, вскидывая задом, взвизгивая и хихикая, оставляя на сугробах кровавые пятна.

– Клоун… – пробормотал Демид. – Я тебя достану, паршивец. Не думай, что я – полный идиот…

– Демид, он же уйдет! – Лека уже ничего не понимала. – Надо добить его! Демид!!!

Демид не слышал ее.

Чернота вокруг Демида не была однородной. Глаза ничего не могли сообщить ему, но внутреннее зрение его вспомнило, и он увидел, как плиты Ничего, субстанции, из которых состоит Нечто, мерно смещаются, скользят по прослойкам времени в ритме, определенным законами, неподвластными человеку. Homo Sapiens, в нынешней своей рациональности, вооруженный физикой и всеохватывающей теорией Эйнштейна, видел в этой черноте только космос, Ничто, пространство, не содержащее атомов. Он был слишком Sapiens, чтобы увидеть Нечто. Нечто не менее разумное, чем сам человек, бесчувственное по его понятиям, но в тысячу раз более чувствительное, чем он. Не знающее, что такое любопытство, но пожирающее информацию, как хлеб. Нечто обитало здесь, Нечто обитало везде. Оно знало о присутствии Демида – более того, оно знало все, чем был Демид в прошлом, что станет с ним в будущем, слизывало его мысли естественно и непринужденно, как масло с бутерброда, и отдавало их, не исказив, но добавив свой оттенок – едва уловимый, сладковатый, как аромат цветочных духов.

Оно не было радо появлению человека, как не было и расстроено. Оно было просто вежливо – избрав это человеческое чувство из десятков человеческих чувств и создав некий эквивалент, подобный ему. Демид был знаком с ним, и он узнал его. Как узнавал всегда – и год, и сто, и тысячу лет назад – и каждый раз это было впервые, и каждый раз у него перехватывало дыхание, и сердце испуганно вздрагивало, когда он понимал, что нет у него ни сердца, ни дыхания. Есть только чернота – столь осмысленная и наполненная, что дотронуться до нее – все равно что ткнуть пальцами в чьи-то глаза.

– Ты здесь? – послал Демид свой мысленный вопрос.

– Да.

Голос, ответивший ему, был слишком политональным, чтобы принадлежать человеку. Он не содержал эмоций – пожалуй, его можно было бы назвать механическим, если бы не фантасмагорическое смешение обертонов, переплетение музыкального и хаотического начал, превращающее простое "да" в целую вселенную. Это звучало так, как если бы "да" сказала одновременно тысяча граммофонов, играющих на разных скоростях.

– Я рад, что ты вернулся. Правда, рад. Я тут чертовски запутался. – Демид подумал, что его речь звучит слишком жалостливо для человека, владеющего Силой, но это действительно было так. – Ты бросил меня в самый неподходящий момент и теперь я уже сам не знаю, что происходит. Я надеюсь только на интуицию, но она меня все время подводит.

– Потому что это интуиция человека.

– Чем она плоха?

– Дух думает по-другому. Есть знание и есть чувство. Ты доверяешь своему чувству там, где необходимо настоящее знание. И строишь сложную систему анализа там, где нужно лишь почувствовать.

– Почему ты бросил меня? Это было нечестно с твоей стороны.

"Подло, – подумал Демид. – Это было просто подло. Наверное, правду говорил Табунщик, и ты – такая же бездушная скотина, как и все прочие Духи Тьмы".

– Ты не убил сейчас. Ты отпустил его. Почему? – собеседник игнорировал вопрос Демида. Это было не слишком вежливо, но кто знает – может быть, одно то, что Дух разговаривал с ним, было уже проявлением вежливости, сравнимым с самыми щедрыми дарами мира?

– Мне надоело. Сколько я могу убивать людей?

– Он не был человеком.

– Был! Все они человеки – и Яна, и Эдвард, и Ираклий. Пусть их личное "я" было скручено, связано, изгнано в самый дальний угол сознания, но они не были мертвы! Их можно было спасти и я сделал это!

– Ты не спас их. Они отравлены навсегда.

– Нет. Ты лжешь.

– Ложь – человеческая категория. А я – не человек.

– Даже машина может лгать. Правда и ложь – это как единица и ноль. Либо есть достоверная информация, либо ее нет.

– В тонких мирах все не так.

– Но я живу в обычном мире! Да, здесь у нас все неоднозначно! Если одного человека пятьдесят людей назовут козлом, а пятьдесят – воплощенным божеством, кто из них прав? Но когда человек умирает, и душа его покидает тело, и тело его разлагается, и ты уже никогда не сможешь поговорить с ним – разве только во сне – это уже СМЕРТЬ. И она однозначна, как ноль. Как бублик, в котором есть дыра, ведущая на тот свет. Может быть, душа его попадет куда-то еще. В Ад, или Рай, или Чистилище. Но он уже не вернется сюда таким, каким был, и не посмотрит тебе в глаза.

– Какое дело тебе до смерти, Демид? Ты не подвластен ей, пока я с тобой.

– Зато ей подвластны другие. И я не хочу убивать людей – пускай даже тела их захвачены Духом.

– Чего же ты хочешь?

– Я? Хочу того же, что и ты. Уничтожить твоего братца – Духа Тьмы. И не пускать больше Абаси на Землю. Может быть, попытаться закрыть Врата навсегда.

– Да, ты хочешь этого. Но ты хочешь этого по-другому. Хочешь этого как человек.

– Но я же человек! Я не могу иначе!

– Как человек – не можешь. Но у тебя есть путь, чтобы изменить это.

– Нет, нет. Я хочу остаться человеком.

– Ты доволен тем, как обошелся с тобой Абаси?

– Он унизил меня. Он ублюдок! С каким удовольствием я бы плюнул ему в душу! Он смеется надо мной, он играет со мной, как кот с полупарализованной мышью, получает удовольствие от жалких моих попыток изменить хоть что-нибудь. Но что я могу сделать? Как я могу унизить Духа? Я могу сделать что угодно с его телесной оболочкой, могу изуродовать ее, могу даже убить. Но этим я нанесу урон только своей душе. А это дерьмо будет только хихикать и потирать свои бестелесные ручки. Слушай, как можно унизить Абаси, как пинуть его в яйца? Может быть, ты знаешь, как это сделать?

– Это очень просто. Стань Духом, и ты поймешь.

– Опять ты лжешь, Мятежник. Я старался, из кожи вон лез, чтобы соответствовать ноше, которую ты бесцеременно взвалил на мои плечи. Я принял твои условия, я стал твоим слугой, я переступил через свою гордость и мироощущение, чтобы стать машиной для убийства Духов!

– Ничего подобного! Ты сопротивлялся, как мог. Единственное, о чем ты заботился – чтобы остаться самим собой. Да, ты научился мелким магическим фокусам, овладел в полной мере своим человеческим телом, измененным моим присутствием. Ты изучил книги в попытке получить знание. Ты стал достаточно сильным, чтобы считать себя выше любого человека из ныне живущих. Но всего этого недостаточно, чтобы нанести хотя бы незначительную царапину Духу Тьмы. Ты вел двойную игру – тебе просто понравилось быть сверхчеловеком, признайся? Почему же ты недоволен, что Абаси лишь унизил тебя? Он мог бы содрать с тебя шкуру живьем, и ты ничего не смог бы поделать…