Джон Толкиен - Хоббит, или Туда и обратно (пер. М. Каменкович, С. Степанов)

– …и едва успел проскочить в смыкающуюся трещину. Я шел за ними следом до главной пещеры – она кишмя кишела гоблинами! Вместе с Большим Гоблином там было тридцать, а то и все сорок вооруженных охранников. И тогда я подумал: «Даже если бы пленников не сковали всех вместе, что значит жалкая дюжина против такой оравы?»

– Дюжина? Первый раз слышу, что восемь – это дюжина! Может, тут прячутся еще несколько клоунов, а?

– Так и есть! Вот и еще парочка подоспела. Это, наверное, Фили и Кили…– бодро произнес Гэндальф, когда на крыльце, улыбаясь и кланяясь, появились еще двое гномов.

– Достаточно! – Беорн махнул им рукой. – Садитесь и молчок! Продолжай, Гэндальф!

И волшебник продолжал рассказывать про стычку с гоблинами, про то, как им удалось проскочить в нижние ворота и в какой ужас они пришли, когда обнаружили, что хоббит потерялся.

– Мы пересчитались, и оказалось, что хоббита нет! Нас осталось только четырнадцать!

– Четырнадцать? Впервые слышу, что десять минус один равно четырнадцати! Наверное, девять? Или ты представил мне еще не всех?

– Разумеется, недостает еще Оина и Глоина. А вот и они! Надеюсь, они не доставят тебе лишнего беспокойства…

– Пусть идут все! Да поживее! Эй вы, двое! Проходите и садитесь! Послушай, Гэндальф, давай считать – ты, да десять гномов, да хоббит, который потерялся. Всего одиннадцать (хоббит в уме!), а вовсе не четырнадцать! Или волшебники считают как-то иначе? И все-таки продолжай рассказывать!

Беорн старался не показать виду, что история его очень заинтересовала. Дело в том, что в прежние времена он знал каждую тропинку в тех местах, о которых рассказывал Гэндальф. Великан кивал и одобрительно ворчал, слушая, как нашелся хоббит, как путники прокатились по осыпи, и о Поляне Варгов.

Когда Гэндальф перешел к тому, как, спасаясь от волков, они влезли на деревья, Беорн встал и принялся расхаживать по веранде.

– Эх, меня бы туда! – пробормотал он. – Фейерверком бы они тогда не отделались!

– Я сделал, что смог, – скромно сказал Гэндальф, с удовольствием отметив про себя, что рассказ производит надлежащее впечатление. – Так вот, мы сидели на деревьях, а волки под нами ну просто бесновались. И тут с гор спустились гоблины и сразу же нас обнаружили. Они завизжали от радости и запели страшную песню, чтобы поглумиться над нами: «Пятнадцать птичек по елкам сидят…»

– Б-р-р-р! Погоди, – остановил его Беорн. – Никогда не поверю, что гоблины не умеют считать! Еще как умеют! Двенадцать – это тебе не пятнадцать, и гоблины это прекрасно знают!

– Я тоже… Там были еще Бифур и Бофур. Я не осмеливался прежде представить их тебе… Да вот и они! На веранду поднялись Бифур и Бофур.

– И я! – выдохнул совершенно запыхавшийся Бомбур.

Он был очень толстым и очень обиделся, что его поставили в самый конец. Не желая выжидать положенных пяти минут, он пошел сразу же за Бифуром и Бофуром.

– Ну вот, теперь вас и в самом деле пятнадцать. А так как гоблины считать все-таки умеют, то думаю, что именно столько вас и было на деревьях! Надеюсь, теперь нам удастся благополучно добраться до конца этой истории и никто нас больше не прервет!

Только теперь Бильбо понял, насколько хитро поступил Гэндальф. Перерывы лишь подогревали любопытство Беорна, а сама история удержала великана от того, чтобы с порога отказать гномам в помощи и выгнать прочь как подозрительных бродяг и попрошаек. Беорн редко кого пускал к себе в дом без особой на то необходимости. Друзей у него было мало, и жили они очень далеко. Поэтому больше одного-двух гостей одновременно Беорн никогда не приглашал. А тут у него на веранде собралось целых пятнадцать незнакомцев!

К тому времени, когда Гэндальф закончил свой рассказ, поведав о том, как их спасли орлы и как перенесли потом на Каррок, солнце скрылось за вершинами Туманных Гор и в саду Беорна пролегли длинные тени,

– Славная история! – одобрил Беорн. – Давненько я такой не слыхивал! Если каждый попрошайка будет рассказывать что-нибудь в этом духе, придется мне стать добрее. Может, конечно, вы все выдумали, но ужин тем не менее заслужили. Идемте-ка поедим чего-нибудь.

– Спасибо! Большое спасибо! – вежливым хором отозвались гномы.

В зале оказалось уже совсем темно. Беорн хлопнул в ладоши, и тут же в зал вбежали четыре замечательных белых пони и несколько больших собак, серых и длиннотелых. Беорн обратился к ним на непонятном языке, который напоминал скорее звериное ворчание. Собаки убежали, но вскоре вернулись, держа в зубах факелы, зажгли их от очага и воткнули в низкие гнезда на столбах, окружавших очаг. Оказалось, собаки умеют ходить на задних лапах и держать передними лапами разные вещи. Они быстро придвинули к очагу стоявшие у стены козлы и положили на них доски.

Затем послышалось «бе-е-е, бе-е-е!», и в комнату вошли несколько снежно-белых овец, ведомых большим черным как смоль бараном. Одна из овец несла белую скатерть, вышитую по краям изображениями животных; другие овцы тащили на спинах плетеные подносы с чашками, тарелками, ножами и деревянными ложками. Собаки расставили на столах посуду. Столы оказались непривычно низкими, так что даже хоббиту сидеть было удобно. К торцу стола один из пони придвинул две низкие скамеечки с плетеными сиденьями и короткими толстыми ножками, предназначенные для Гэндальфа и Торина; к другому торцу пони поставил большой черный и тоже плетеный стул – для Беорна. Тот уселся на него, вытянув огромные ноги далеко под стол. Все сиденья, равно как и стол, были у Беорна низкими, – видимо, для удобства удивительных животных, обслуживающих трапезу. А на чем же сидели остальные гости? О них тоже не забыли! Другие пони прикатили круглые, как барабаны, ошкуренные чурки – тоже невысокие, как раз для маленького Бильбо; вскоре все расселись, и, надо заметить, за столом Беорна уже много-много лет не бывало такой славной компании.

Наконец приступили к ужину, а можно сказать, что и к обеду, – называйте кому как нравится. Подобной трапезы у гномов не было с тех самых пор, как они покинули гостеприимный Дом Элронда и попрощались с его хозяином. Ужинали при колеблющемся свете очага и коптящих факелов, а на столе горели две большие красные свечи, сделанные из пчелиного воска. Пока гости ели, Беорн говорил не умолкая – низким, рокочущим голосом рассказывал он разные истории о диких землях, лежащих по эту сторону гор, в особенности же – о мрачном и полном опасностей лесе, протянувшемся далеко на север и на юг, о лесе, который находился всего в сутках пути отсюда и преграждал дорогу на восток, о таинственном Чернолесье.

Гномы слушали, кивали и трясли бородами – они знали, что очень скоро им придется углубиться в этот лес, который после оставшихся позади гор был самым опасным препятствием на пути к логову дракона. Когда с ужином было покончено, гномы принялись рассказывать свои истории, но Беорн, казалось, начал задремывать и как будто вовсе не слушал их. Гномы рассказывали большей частью о золоте, серебре и драгоценных камнях, о тонкостях кузнечного ремесла, а такие вещи Беорна занимали мало: в его доме не было ни золота, ни серебра, да и вообще никакого металла – ну разве что ножи. Гости еще долго сидели за столом и пили мед из деревянных чаш. Тем временем стемнело и снаружи. В очаг подбросили поленьев, факелы унесли, а гномы всё сидели и сидели; отсветы пламени плясали за их спинами на столбах, подпиравших крышу и уходивших вверх, в темноту, словно настоящие деревья. Волшебство то было или нет, но хоббиту почудилось, что ветер, гуляя в стропилах, шумит листвой и во мраке кричат совы… Немного погодя Бильбо начал клевать носом, звуки стали понемногу отдаляться – и тут хоббит, вздрогнув, открыл глаза. Тяжелая входная дверь скрипнула и со стуком захлопнулась. Беорн ушел. Гномы сидели теперь вокруг очага прямо на полу, скрестив ноги. Вскоре они затянули песню. Вот небольшой отрывок из нее, хотя на самом деле песня была куда длиннее: